Адвокатуре дело «шьют»
«Человек не может жить без Бога, государство — без закона, закон — без исполнения, сильные — без обязанностей, слабые — без прав, свобода — без ограничения, человек — без души, а суд — без милости».
Федор Плевако
Заседание Совета Федеральной палаты адвокатов, которое предваряло конференцию в Санкт-Петербурге, началось с обсуждения Эльмана Пашаева. И надо, наверное, поблагодарить провидение за такого персонажа, ведь это позволило адвокатам определиться — какой они видят свою профессию, себя и своих коллег.
— Мы прошли по «красной линии»: если бы Эльман Пашаев успел сдать экзамены, то трудно представить, что бы говорили об адвокатуре, — сразу после приветствия сказала президент ФПА Светлана Володина на Совете, который проходил в минюсте Санкт-Петербурга.
Персонажи с сомнительной репутацией — серьезная проблема для современной адвокатуры. Из доклада Володиной следовало, что в 2024 году практически в каждом регионе были случаи, когда адвокатов привлекали к уголовной ответственности. Самая распространенная статья УК РФ — ст. 159 «Мошенничество». В качестве примера рассказали, как в Тамбовской области защитник попросил 350 тысяч рублей за смягчение квалификации, в Кемеровской области — 500 тысяч за отрицательное заключение медицинского освидетельствования, в Орловской — больше миллиона за содействие принятию нужного решения по уголовному делу, в Челябинской — 10 тысяч евро за приговор, не связанный с реальным лишением свободы… Во многих таких ситуациях адвокат обещал передать часть суммы правоохранителям, прокурорам или судьям. Так сказать, «порешать вопрос». По факту же — все деньги оставил себе. Среди «рекордов» этого года: в Москве группа адвокатов обманула 470 граждан на 41 миллион рублей, в Удмуртии один защитник «обставил» клиента на 19 миллионов. Средние сроки наказания для адвокатов-мошенников составили в этом году от 4 до 9 лет, но все это случаи, когда фигурируют большие суммы (от полумиллиона рублей). На этом фоне кажется слишком суровым приговор в 3 года лишения свободы, который получил адвокат в Бурятии за то, что взял у клиента и потратил на свои нужды 46 тысяч целковых.
Из любопытных дел: в Тюменской области разоблачили преступную связку «следователь — адвокат по назначению». Первый на все свои дела вызывал именно второго, а тот брал деньги за оказание юридической помощи, которая полагается бесплатно. Сумма ущерба от «работы» этой пары — 5 миллионов рублей.
Защитники, которые действительно поддались искушению, не обращаются в комиссии по защите прав адвокатов, а наоборот, стараются скрыть факт своего привлечения к уголовной ответственности. А вот про тех, кто обращается, отдельно рассказал первый вице-президент ФПА Генри Резник.
— С другой стороны, мы сталкиваемся с тем, что наши недоброжелатели дела искусственно создают. Можно говорить о целой тенденции, сформировавшейся в последние годы, когда к адвокатам хотят необоснованно применить статьи УК — ст. 303 «Фальсификация доказательств по уголовному делу», ст. 294 «Вмешательство в деятельность суда в целях воспрепятствования осуществлению правосудия», ст. 310 «Разглашение данных предварительного следствия», ст. 159 «Мошенничество» (под ним понимают криминализацию честно полученного гонорара).
Резник рассказал про четыре знаковых дела (по его словам, они возмущают адвокатское сообщество, а обвинительный приговор по ним мог бы создать прецедент, формирующий негативную судебную практику).
Первое — дело адвоката Александра Лебедева, обвинявшегося по ч. 3 ст. 303 УК — «Фальсификация доказательств», которое потом переквалифицировали в ч. 1 ст. 294 УК РФ «Воспрепятствование правосудию и производству предварительного расследования». Вся «вина» его заключалась в том, что он предъявил суду справку клиентки о пребывании в медицинском учреждении. Следствие настаивало, что женщина там не находилась. Адвокат это оспаривал, но он в любом случае исходит из презумпции доверия своей подзащитной. Не вдаваясь в детали, заметим, что суд полностью оправдал адвоката.
Второе — дело адвоката Ирины Савельевой. Ульяновскому адвокату в 2020 году предъявили обвинение в разглашении тайны следствия (ст. 310 УК РФ), которое выразилось в том, что она привлекла эксперта. Эти действия, по мнению следствия, привели «к распространению конфиденциальной информации, относящейся к охраняемой законом тайне и затрагивающей в том числе интересы двух допрошенных свидетелей». Суд Ирину оправдал, но потом это решение было оспорено. В итоге дело было прекращено за истечением срока давности.
Третье — дело Дианы Ципиновой. Девушка обвинялась в том, что в 2020 году применила насилие по отношению к сотруднику полиции (ч. 1 ст. 318 УК РФ). В действительности тот выталкивал ее из отдела полиции, куда она пришла защищать клиента, при этом позволял себе некрасивые вольности (прижимался к ней разными частями тела). Урванский районный суд в Кабардино-Балкарии признал Диану Ципинову невиновной. Но! Оправдательный приговор Диане отменила кассационная инстанция.
— Я считаю, что это дело — вызов для сознания профессиональной чести и достоинства кавказских людей, — заявил Резник. И выразил надежду, что Верховный суд КБР поставит точку в этой истории.
Четвертое — дело Владимира Бузюргина, которому вменялось разглашение тайны следствия. Фокус в том, что он сделал это на стадии, когда человеку уже вынесли приговор (его подзащитный был оправдан судом присяжных). Этим дело уникально.
— Разглашение данных предварительного следствия за пределами стадии предварительного расследования — это, простите, вообще лихо! — возмущается Резник. — У них — сила (имел в виду правоохранителей). Но в нашей стране сила — закон. По этой причине только оправдательный приговор адвокату нас может удовлетворить. Нельзя допустить создание такого прецедента.
Резник сообщил, что готовится проект методических рекомендаций по вопросу вызова адвоката на допрос.
На «закуску» Генри Маркович рассказал про дело, где, по его мнению, адвокатское сообщество должно вмешаться. Адвокат вела дело о сносе здания, где находится ветлечебница. Она оказалась рядом с этим зданием и увидела, как оттуда вышла судья, которая рассматривает дело. Оказывается, она там лечит свою собачку. Адвокат ее сфотографировала и озвучила это на процессе. Судья взяла самоотвод. Но против адвоката было возбуждено уголовное дело о вмешательстве в частную жизнь! Это еще не все. Адвокат не пришла на заседание, потому что у нее был ковид (справку об этом она предоставила). Ей избрали меру пресечения в виде содержания под стражей. Неплохо, да?!
Резник делает вывод: «Сервильная перепуганная адвокатура никому не нужна. Она государству не нужна. И людям не нужна».
Случаев недопусков адвокатов к клиентам, нападений на защитников стало за последние годы больше. Именно поэтому недавно был разработан законопроект о привлечении к уголовной ответственности за воспрепятствование адвокатской деятельности (по типу того, что существует за воспрепятствование журналистской деятельности). Но госорганы прислали отрицательный отзыв на него...
Артефакты адвокатуры: дуэли и доносы
Не зная истории — не понять настоящего. Именно поэтому сама научная конференция в честь 160-летия судебной реформы началась с открытия выставки в Российском государственном историческом музее (Санкт-Петербург). Из архивов достали подлинники документов, среди которых главный — указ Александра II от 20 ноября 1864 года об учреждении новых судебных установлений в рамках судебной реформы. Собственно, так и появился институт присяжных поверенных (адвокатов).
«Да правда и милость царствуют в судах» — эта фраза молодого императора известна каждому юристу. И именно адвокаты, по задумке правителя, должны были помочь преобразить Фемиду. Но не все было просто. Юридическая система в стране только-только формировалась, и нередко власть нарушала свои же законы. Адвокаты на это указывали, становясь, по сути, оппозиционерами.
«Модный вопрос — нападки на адвокатуру», — писали в 1886 году журналы. Общество, которое горячо приветствовало появление адвокатуры, вскоре стало ее бранить. И все же адвокатура устояла и понемногу отвоевывала себе пространство. Император отменил запрет на принятие в присяжные поверенные мусульман, евреев и старообрядцев. Но женщин к адвокатуре не подпускали вплоть до 1917 года (в 1909-м 100 членов Государственной думы внесли законопроект «О предоставлении права лицам женского пола быть присяжными поверенными», который долго не принимался).
Итак, из документов, представленных к юбилею: записка, адресованная министру юстиции Панину о необходимости учреждения в России сословия адвокатов (9 октября 1864 года), уставы университетов, где стали готовить будущих присяжных поверенных, письмо министра народного просвещения о разрешении командировок в Англию и Францию для изучения судопроизводства в этих странах… Есть здесь списки присяжных поверенных по знаковым для Российской империи делам, сами уголовные дела (среди них большинство по казнокрадству). В числе артефактов есть рапорт полиции о дуэли между адвокатом и титулярным советником, а также дело о покушении на убийство присяжного поверенного. Ученые считают настоящим сокровищем сохранившиеся результаты едва ли не первых экспертиз по уголовным делам. К слову, некоторым из них мы обязаны появлением художественных произведений (к примеру, графологическая экспертиза от 1874 года по делу игуменьи Митрофании стала основой сюжета пьесы Островского «Волки и овцы»).
Из архивов достали анкету гения Федора Плевако, который поднял уровень адвокатуры на недосягаемую высоту, а его речи стали моральными ориентирами (чего стоит знаменитое: «Не с ненавистью судите — с любовью судите, если хотите правды»).
Забавными могут показаться современному человеку карточки-характеристики на кандидатов в адвокаты и уже членов Совета адвокатов, которые составил юрист Борис Никольский в 1910 году. Про одного, к примеру, он написал: «Забитый жизнью, совершенно негодный быть членом Совета». Другому дал такую характеристику: «Крайне нервный, сам с собой разговаривающий, не нормальный человек. Но, несмотря на это, очень талантливый оратор по уголовным делам и способный разобраться в путаных гражданских соотношениях». Национальная тема, вероятно, была актуальна в адвокатском сообществе, как и политические взгляды юристов. Так, про одного из поверенных он написал: «По происхождению не еврей, но жидовствующий. Умный, честный, благородный, добросердечный, великолепный товарищ». Еще одному он написал: «Поверенный со старой славой. Рисующийся, но в душе русский».
Адвокаты редко когда просили ужесточения законов, но по крайней мере один прецедент был. Присяжный поверенный Бровкин просил министра юстиции Временного правительства Керенского ввести уголовную ответственность за… безнравственность. В основу он положил глубоко личную историю: его престарелый отец бросил родных детей и сошелся с молодой женщиной. «Мне стыдно смотреть в глаза честным людям, которые тычут в меня пальцем, хихикают в лицо, говорят: мол, юрист, а сделать ничего не может».
В годы революции адвокатам пришлось нелегко (на вопрос «чем революционное правосудие отличается от просто правосудия» легендарный адвокат Генри Резник как-то ответил: «Тем же, чем электрический стул отличается от просто стула»). Советская власть их рассматривала как врагов.
— Адвокатура была объявлена контрреволюционным сословием, — говорит Резник. — Для этого были основания, потому что присяжные адвокаты (которые бесстрашно защищали в судах и народников, и социалистов, и террористов) не приняли Октябрьскую революцию. Произошло это по простой причине: революция уничтожила правовую систему. Первый же декрет народной власти уничтожал всю царскую юстицию. Что интересно, в этом декрете №1 допускалось восстановление суда, прокуратуры на началах революционного правосознания. Про адвокатов вообще ничего не было сказано.
Но адвокатура выжила и заставила себя уважать. И благодаря тому же Резнику (он делал доклад, посвященный 125-летию присяжной адвокатуры на расширенном заседании Союза адвокатов СССР в 1989 году) были опубликованы речи легендарных адвокатов.
Присяжные поверенные за присяжных судей
«Неправду можно говорить и со скамьи свидетелей, и со скамьи подсудимых».
Федор Плевако
Адвокаты обозначили проблемы, которые есть сегодня в судопроизводстве, и пути их решения. И тут были, прямо скажем, очень тонкие темы. Одна из главных — попытка чиновников обесценить деятельность адвокатов, свести ее до уровня обслуги следствия. Вице-президент ФПА РФ Евгений Семеняко (в начале 2000-х возглавлял палату) предложил действенное лекарство от этой «болезни»: напоминание государевым людям, что они сами могут нуждаться в адвокатской помощи.
— На одном из наших съездов присутствовал фигурант известного дела ГКЧП, бывший председатель правительства СССР господин Павлов. Он выступил. Поблагодарил своих защитников за то, что они добились такого результата (Павлов был освобожден). А в конце сказал, что только там понял: есть один представитель всей судебной правоохранительной системы, который на его стороне, и это адвокат. А еще он рассказал, что когда ему в изолятор приносили передачу с сигаретами, то они ни разу не были в нормальном состоянии — все разломаны. И когда он спросил, а кто вообще такую глупость придумал, то услышал ответ: «У нас есть инструкция, подписанная представителем правительства, товарищем Павловым».
Вторая беда — когда часть общества (с подачи силовых структур) начинает воспринимать адвоката как пособника преступника. Адвоката начинают ассоциировать с тем, кого он защищает, и в некоторых случаях даже угрожать. Один из примеров: угрозы в адрес адвокатов по назначению, которым жеребьевкой выпало представлять интересы террористов, убивших десятки людей в концертном зале «Крокус Сити Холл».
Третья сложность больше этического и морального свойства.
Некоторые юристы на конференции призывали не злить тех, кто решает судьбу их клиентов. «Есть хорошее выражение, что приговоры выносятся не нам, а нашим подзащитным. Поэтому нужно хорошо подумать, прежде чем рубить шашкой и говорить: ну я же сделал все, я ругался, как мог, с прокурорами и даже с судьями, чтобы оправдать или помочь своему подзащитному. А в итоге ему дали максимум. Здесь, конечно, нужны тонкие настройки, тонкий подход».
Особенно сложны и с профессиональной, и с моральной точки зрения ситуации, когда подзащитный говорит адвокату, что он достиг каких-то договоренностей со следователем или прокурором. Тяжелейшая ситуация для профессиональных юристов, и тут каждый из них решает сам, как быть. Генри Резник вспомнил «узбекское» дело, когда секретарь обкома обвинялся в получении взяток.
— Поддерживает обвинение первый заместитель Генерального прокурора в первой инстанции в Верховном суде. Обвиняемый отказался от признания получения одной из взяток. Защищал его очень известный адвокат, фронтовик. Он мне звонит: «Хочу с вами посоветоваться. Прокурор мне сказал, что если обвиняемый вернется к прежним показаниям, то он не будет просить смертной казни. Могу я ему верить?» Я ответил: «Он фронтовик, вы фронтовик. За сволочь его никто не считал. Но решение вам принимать». И адвокат говорит своему подзащитному, мол, я считаю, что тебе нужно вернуться к прежним показаниям своим. Он возвращается. Прокурор не просит смертной казни. Назначили 13 лет. И вот я звоню этому адвокату, берет трубку жена и говорит, что у него инфаркт. Вот такая цена.
Один из выступающих поднял тему самооговоров, которые разделил на три типа. Первый — намеренный, когда человек хочет защитить другого, прикрывая его собой (в известном фильме «Вокзал для двоих» очень хорошо рассказана эта грустная история). Второй вариант — вынужденный, под давлением либо истинных виновников преступления (путем запугивания, шантажа), либо правоохранительных органов. Ну и наконец третий вариант — когда человек в силу своего профессионального незнания, незнания, так сказать, тонкостей юридических, считает, что он виноват, хотя состава преступления в его действиях нет.
«Мы должны не забывать о желаниях и об интересах наших доверителей. Но есть исключительные случаи, когда мы можем отойти от позиции наших подзащитных». И тут вспомнили про дело, когда защитник подал жалобу в Конституционный суд, а клиент был против. В итоге ее пришлось отзывать.
Четвертая проблема — небрежное отношение к адвокатской тайне. «Мы видим, как это происходит в запале страсти, когда между двумя коллегами обсуждаются в Интернете те или иные события, где есть адвокатская тайна. Это все ведет к подрыву доверия к адвокату и, к сожалению, в целом к адвокатуре».
К сожалению, бывают и случаи, когда адвокаты рассказывали о том, что им стало известно в ходе доверительных отношений с бывшим клиентом, становились некими помощниками государственного обвинения.
Пятая беда — непрофессионализм.
Не все адвокаты критически могут относиться к своей работе. И нередко получается так, что адвокат берет то дело, на которое он не особо имел бы право замахнуться в силу своей некомпетентности. Ясно, что знать всего невозможно. «Поэтому надо измерять свои возможности и ни в коем случае не браться за ведение таких дел, в которых ты не разбираешься», — резюмировали на конференции.
Шестое — необходимость расширения составов судов присяжных. Напомним, что суды с их участием вернули в рамках судебной реформы 1993 года по всем составам, где наказание превышает 10 лет. А что случилось дальше? Усечение подсудности судов присяжных.
Адвокаты считают, что необходимо хотя бы вернуть им некоторые общие уголовные дела по обвинениям во взятках, изнасиловании, разбое и т.д.
— Это необходимо сделать по той причине, что в профессиональных судах везде, даже в самых продвинутых государствах, изначальная установка судьи не в сторону оправдания, а в сторону обвинения, — говорит Резник. — Было дано поручение президента по этому поводу. Пандемия помешала его реализации.
Говорили адвокаты и о неравенстве в привлечении экспертов на суде. Это мог бы решить законопроект, который подготовлен Верховным судом, но так и не принят.
Федор Плевако произнес две важные фразы: «Смерть греху, но оставьте жизнь грешнику!» и «Законодатель знает, что есть случаи, когда мерить мерой закона — значит смеяться над законом и совершать публично акт беззакония». Если в одночасье не останется смелых и честных адвокатов, то кто на суде будет их повторять?