«То ли воля, то ли неволя»
Вадим Поэгли, заместитель главного редактора. Редактор отдела политики.
- Первая учительница - Надежда Михайловна. Я был ее любимый ученик. По нынешним меркам к этому учителю были бы большие вопросы, потому что она не избегала физического насилия. Она нас била длинной метровой линейкой по попе. Меня не била, потому что я был ее любимый ученик, но другим доставалось. Тогда это тоже диким казалось, но я был ею просто очарован.
А в старших классах у меня была просто поразительная учительница математики. Ее звали Воля Мартыновна. Мы про нее говорили: «Что воля, что неволя».
Она весь класс натаскала по предмету, что я, вроде бы гуманитарий, когда без всякой подготовки пошел поступать в московский автомеханический институт, я сдал на пятерки и устный, и письменный экзамен. Да, с ней было тяжело, но она дала такие знания, что никаких репетиторов не понадобилось. Строгая дисциплина, большие требования. Мне кажется, школьнику нужна требовательность и жесткость. Ведь весь класс знал математику, даже те, у кого двойки были за другие предметы.
«Моя вторая мама»
Андрей Яшлавский, заместитель главного редактора. Редактор международного отдела.
- Я пошел в школу в 78-м году в городе Батуми Грузинской ССР. Моей первой учительницей стала Светлана Шалвовна Бараташвили. Я помню ее до сих пор. Это действительно тот человек, который сыграл огромную роль в моей жизни. Не только как ученика, но и как человека. С тех пор как я пошел в школу, прошло много десятилетий, но я до сих пор вспоминаю ее уроки. Как она прерывала занятия и мы, ученики младших классов, становились и начинали разминать пальцы, приговаривая. «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали». Она преподавала нам жизненные уроки. Понятие об отечественной истории - это могло подкрепляться событиями из семейной хроники. Многие ее рассказы до сих пор помнятся мне. Я жалею, что географически и политически отделен от места, где я вырос, и, конечно, первая учительница стала большим человеком для маленького меня. Говорят, что первая учительница - это вторая мама. Наверное, это действительно так.
«Я вас люблю, хоть я бешусь»
Александр Мельман, обозреватель отдела культуры.
- Лариса Васильевна Паламарчук — это русский и литература. Она была (и есть!) красавица всегда, эта украинская женщина, дива. Ну, правда, если бы не она, вряд ли я бы прочел столько книжек, вряд ли я бы вообще полюбил русскую литературу, русский язык. Но она была еще и человеком, таким классным во всех смыслах этого слова (да, и от слова «класс»). Помню, кажется, это был класс пятый, мы сидим, ждем, уже прозвенел звонок, а ее нет. Пять минут, десять минут. И вот она приходит, врывается, вбегает, лицо такое сонное, и с ходу: «Вы видели, как вчера наши победили канадцев?» Представляете, она ночью смотрела этот хоккей, где сборная СССР сделала канадских профессионалов, как мальчиков. Вот тогда я понял: Лариса Васильевна — наш человек.
Еще помню: еду я в трамвае. А класс уже, кажется, седьмой или восьмой. Ну, чего скрывать: до пятого был отличником, даже лучшим в школе, и звездочку носил на рукаве как пионер-активист, и футболистом был лучшим, да, и учеником. Но потом… Вы же знаете, что потом: переходный возраст, и ты не понимаешь, что с тобой происходит, как меняется твой организм, а вместе с ним и ты сам. Эх, бросил учиться, перешел на тройки. Но кроме русского и литературы. Ведь русский и литература — это святое, правда, Лариса Васильевна?! И вот я еду в трамвае, то есть, извините, прогуливаю надоевшую уже школу. А впереди вдруг вижу мою любимую учительницу, она сидит с каким-то мужчиной (оказалось, это ее муж), положила голову ему на плечо… Да, картина маслом.
Ушиб и сотрясение мозга
Станислава Одоевцева, обозреватель отдела Семьи и образования
- Я вспоминаю свою учительницу Ларису Борисовну Панченко. Любимой она была потому, что преподавала самые интересные предметы - русский язык и литературу. Будучи этнической украинкой, Лариса Борисовна любила русский язык и с настоящей страстью декламировала стихи и прозаические отрывки с мхатовским драматизмом. Привязанность у нас была взаимной, но строго деловой: я рисовала в тетрадках портреты классиков, а Лариса Борисовна зачитывала перед классом мои сочинения. Однажды мы с ней участвовали в районном стихотворном конкурсе и выиграли призовое место. Мне вручили диплом: Стасику Адовцеву, ученику 275-й школы - имя из школы передавали телефонограммой.
Еще Лариса Борисовна была эффектной женщиной и пользовалась яркими синими и зелеными тенями, ходила в шифоновых блузках и кожаной юбке по моде того времени. Однажды, когда она особенно нарядной спешила в школу в День учителя, мальчик Сережа из нашего класса спешил ее поздравить. Он так торопился, выбегая навстречу, что сшиб хрупкую Ларису Борисовну дверью. А створка была та ещё, тяжёлая и высокая: и школа, и двери в ней были дореволюционными, сделанными на совесть. Но даже после ушиба и легкого сотрясения мозга Лариса Борисовна нашла в себе силы войти в класс, принять наши поздравления и провести урок.
Когда мы были в классе шестом, Лариса Борисовна вышла замуж и переехала в другой район Москвы. Много лет спустя она увидела мои публикации в «Московском комсомольце». Нашла через соцсети и передала следующее: «Я всегда считала, что ты ребенком была гуманитарно одаренной».
Аскольдова могила
Ольга Терешкова, корреспондент отдела Семьи и образования
- Мою первую учительницу звали Елена Аскольдовна. Мы ей очень гордились, потому что она была молодая, модная, одевалась в джинсовый сарафан и туфли на высокой платформе - в стиле начала 80-х. А особенно нам импонировало ее отчество - Аскольдовна. Было в нем что-то таинственное, выделяющее ее среди других учителей с простыми отчествами.
Однажды Елена Аскольдовна вместо обычного урока притащила в класс проигрыватель. Долго с ним возилась и потом объявила, что у нас будет музыкальный урок. И перед тем, как завести пластинку, она стала рассказывать о маме Владимира Ильича Ленина и о ее любимой опере – «Аскольдова могила». Как только мы услышали это название, то чуть со стульев на попадали от смеха. Это имя и так будоражило нашу детскую фантазию, а тут получило такое конкретное воплощение. Невзирая на все крики Елены Аскольдовны, мы продолжали хохотать. Затем она поставила все-таки отрывок из оперы, но он также звучал под бурный детский смех.
Теперь опера «Аскольдова могила» широко известна в очень узких кругах: бывшего 1 «Б» московской школы 443.