На всю Россию сегодня не больше двух-трех десятков женщин-кузнецов. Круглова не просто одна из них: она является президентом Союза кузнецов. То есть тысячи мужчин-мастеров доверили ей быть главной.
Ее любимый аромат — запах окалины, любимый цвет — тот, что рождают языки пламени. Она плавит железо, превращая металл в произведение искусства. И при этом не дает «расплавить» себя трудным жизненным обстоятельствам.
Накануне международного женского праздника обозреватель «МК» провела день с кузнечных дел мастером Марией КРУГЛОВОЙ.
Дочь часовщика №1
Мы встретились с Марией Кругловой на окраине Москвы, в мастерской, где несколько помещений отданы под импровизированные выставочные залы (а там есть работы, победившие на разных конкурсах и выставках). И тут же стучат молотками, плавят металл в печах кузнецы.
— Женщины осваивают эту профессию ничуть не хуже, чем мужчины, — говорит кузнец, в прошлом преподаватель Санкт-Петербургской государственной художественно-промышленной академии имени А.Л.Штиглица Игорь Андрюхин (в «Мухе», как ее называют в народе, до сих пор учат по его методикам). — Мышцы и в целом строение тела позволяют. Уж простите, но не могу не сказать: женщины эротично смотрятся во время ковки! Я проводил мастер-классы по кузнечному делу по всему миру, и большинство моих учеников там были женщинами. Очень увлеченные! Особенно кузнечным делом интересуются японки и кореянки. Но у меня была даже негритянка в ученицах.
К слову, Андрюхин сам кузнец высочайшего класса. Его работы находятся в музеях по всему миру и в коллекции британской королевской семьи. И когда он говорит, что женщины (особенно русские) отлично куют, это не просто слова.
Марина Круглова надевает специальный фартук и перчатки, берет в руки щипцы, которыми захватывает кусок металла. Женщина-кузнец помещает его в огонь. Все ее движения – плавные и в то же время сильные. Никаких просчетов быть не должно, потому что температура запредельная. Ожог может стать смертельным.
— Там, где красное пламя, похолоднее, — объясняет Круглова. — До 850 градусов. Оранжевое — до 950. Желтое — 1100–1200. А самое горячее — это белое. Видите, вон там? Температура около 1300 градусов.
Кусок железа Мария вынимает из огня и помещает в механический молот (агрегат, который бьет по нему с чудовищной силой). Только на третий-четвертый раз Мария уже сама отбивает кусок металла молотком. Металл в руках женщины становится податливым, будто сама природа склоняется перед ее силой. И снова в горн (печь).
Наблюдать за тем, как железо плавится, — особое наслаждение. Вот она — магия, совершаемая на твоих глазах.
— Мария Геннадьевна, только не говорите, что с детства мечтали стать кузнецом. Вы же в Москве родились. Вряд ли вы по дороге в детский сад или школу кузницу видели...
— Мечтала стать ювелиром, не кузнецом. И это у меня, наверное, от родителей. Мой отец был директором Научно-исследовательского института часовой промышленности. А еще он являлся руководителем всех работ в стране по производству бриллиантов. Он придумал новую технологию получения бриллиантов, за что стал лауреатом Премии Совета министров СССР.
Что касается часов, Геннадий Круглов изобрел кварцевый механизм. Сейчас мы бы на этом могли разбогатеть безмерно, но в 90-е патент «слили» за рубеж, как, впрочем, почти всю отечественную патентную базу... Еще папа в команде с другими учеными синтезировал фианиты. У него было в общей сложности 220 авторских свидетельств и патентов. Но я о нем могу говорить часами…
— Кстати, про часы. Он брал вас на работу в НИИчаспром?
— Конечно! Помню, папа был во главе группы реставраторов часов на Спасской башне. Это 1974 год. И я, будучи еще ребенком, поднималась с ним на башню. Там было такое окошко, из которого очень хотелось выглядывать. В тот год часовой механизм по сути разобрали и собрали заново. Работы должны были закончить к 7 ноября, в тот день ведь проходил парад. Вся семья волновалась (мама, кстати, была вовлечена — она работала на часовом заводе технологом) — вдруг что-то пойдет не так. Слава богу, куранты не подвели! Все прошло замечательно.
Но мне больше всего нравилось, как папа работает с бриллиантами. Тогда-то и я решила стать ювелиром. Для этого надо было поступить в Строгановку. А тогда там конкурс был 300 человек на место! Но при этом предусматривались отдельные условия для тех, кто работает. Я этим воспользовалась. Перешла из французской спецшколы, где учились наши будущие светила дипломатии, в вечернюю школу рабочей молодежи. И одновременно устроилась (мне было всего 14 лет) к отцу в НИИ. Училась чертить, рисовать, проектировать. Проработала 2,5 года. И после этого я поступила в Строгановку. Вообще там и сейчас большой конкурс, люди приходят очень мотивированные. У нас до сих пор осталось 4 специальных дополнительных экзамена, нужно показать два рисунка, а еще живопись и композиция.
— А почему вы стали не ювелиром, а кузнецом? Как говорится сейчас, «что-то пошло не так»?
— На нашем курсе был удивительный парень Игорь Горбачев, который показал нам историческую художественную ковку. И мы все как-то этим вдохновились. Начали изучать литературу. А в Строгановке тогда была очень хорошая библиотека, оставшаяся от Императорского художественного училища. Сейчас, по-моему, уже ничего не осталось, куда-то это все в 90-е годы растворилось. И там были старые книги с калькой, напечатанные с использованием золота в малом количестве экземпляров. Восторг вызывала даже сама книжка. Когда начинаешь ее листать — будто какое-то таинство совершаешь. А там внутри рисунок какого-нибудь кованого завитка в стиле версаль или волюта (кузнечный элемент). Я смотрела и думала: ничего подобного никогда не смогу сделать. Но так хотелось! И мы всей группой начали ковать. Много мастеров на нас оказали тогда влияние. Среди них на особом месте дядя Ваня — в прошлом ссыльный (осужденный в годы советской власти), строитель Беломорканала. У него была единственная запись в трудовой книжке — «кузнец».
— А после Строгановки куда пошли работать? В Москве тогда разве были кузницы?
— Я изначально была распределена реставратором в Исторический музей. Помню, как реставрировала картину Васнецова «Каменный век» (она приклеена к оцинкованному железу, и мне предстояло заняться им). Но параллельно мы с ребятами с курса создали кооператив. И надо сказать, что все это было очень успешно. Конкурентов у нас не было, да и быть не могло. Мы возрождали кузнечное дело. А тут 90-е, люди скупали землю на Рублевке. И не побоюсь сказать, что мы в каждом особняке что-то да сковали. Ограды, решетки, металлические предметы для каминов, статуи и т.д. Деньги текли рекой. Создавали новые кооперативы. Всем работы хватало. Потом мы украшали станции метро, какие-то булочные и много всего другого. Организовывали первые кузнечные фестивали, выставки.
— А какая ваша самая любимая работа в ковке?
— Ее можно посмотреть — это внешние и внутренние украшения старинного здания на Пятницкой (сейчас там банк). Работа длилась несколько лет, и она интересна тем, что мы ковали оконные решетки, лестничные ограждения, фонари, ворота по сохранившимся образцам.
Вообще за все эти годы много всего было ковано-перековано нами. Я считаю, что мы возродили кузнечное дело, причем именно художественную ковку, которая находится между ремеслом и искусством. Но если в 90-х был рассвет, то после 2010-го начался закат, который, на мой взгляд, длится до сих пор. Стоимость аренды высокая, стоимость металла выросла.
А потом меня позвали в Строгановку преподавать, на должность заведующей кафедры металла. Я ни минуты не сомневалась, хотя знала, что там все в запущенном состоянии, и нужно восстанавливать мастерские, классы. Это был альтруистический порыв. Считала, что так я отдам «долг» легендарному вузу (вы только вдумайтесь: Строгановке почти 200 лет!), который меня научил главному делу в моей жизни.
Как пытались «перековать» кузнеца
Меж тем, пока мы с Марией Геннадьевной разговариваем, подходит ее ученица (выпускница Строгановки). Милая хрупкая девушка. Вот зачем ей в кузнецы? Она пожимает плечами. Нет у нее ответа на вопрос.
– Потому что на курсе мальчиков много, – шутит один из кузнецов. Но девушка поправляет, что у них больше половины студентов – женского пола. Вообще сегодня какой-то бум на начинающих женщин-кузнецов. Но все равно их единицы. Не каждая способна пройти обучение до конца и работать по профессии.
Собственно, в России и учиться на кузнеца особенно негде. Вы не поверите, но в стране нет ни одного ПТУ, где бы готовили по этой профессии. Ни одного! Ближайшее – в Минске, но это уже Белоруссия. Что касается высших учебных заведений, их всего два по стране, и на каждом курсе готовят по 12–15 человек, не больше. Кузнецы сегодня «штучный товар».
– И как вас встретила Строгановка столько лет спустя? – спрашиваю Круглову.
– Я когда пришла, то увидела, что за 35 лет ничего не изменилось. Та же старая мебель, сгнивший линолеум на полу. Даже пыль как будто на тех же местах лежит. Понимаете? Дежавю было у меня. Помню, захожу в аудиторию – там стол весь облезлый и рваный кожаный диван. Все. Больше нет ничего. Как преподавать? Я у своих знакомых, которые владели торговыми центрами, попросила мебель бэушную, офисную. Они мне загрузили целый грузовик, и нам удалось хоть как-то обставить аудитории, кафедры. Но надо же где-то ребят учить практике. А мастерские в разрухе. Три профессиональные машинки для обработки металла подарили мои друзья-ювелиры. Мы сами за свой счет купили светильники, верстаки. Помню, в мастерской так был залит бетон, что когда бьешь молотом по куску металла, все здание ходит ходуном. Мы этот бетон вручную отбивали. Много всего сделали за пять лет, но там еще нужно делать и делать. И я организовывала настоящую практику: студентов направляли в мастерские кузнецов. Потом я выбила субсидию на оборудование Строгановки, но под свою ответственность. А ректор решил, что все финансовые потоки должны идти через него. Тогда я отказалась от проекта (я искренне переживала, что деньги растворятся, и потом меня подведут под уголовное дело). Денег Строгановке не дали. Думаю, ректор из-за этого затаил сильную обиду. В общем, меня и преподавателей, которые поддерживали, стали выжимать.
– Уволили?
– Да. Первое свое увольнение я оспорила в суде. Выиграла. А потом случилась истории с фальшивым больничным, который мне вменили и возбудили уголовное дело (речь о даче взятки медработнику за получение больничного листа. – Прим. авт.). Вообще, наверное, надо было уйти сразу, как только возник конфликт. Но студенты боролись за меня, написали обращение Президенту РФ в мою защиту, и мне было неудобно сдаваться. Искренне чувствовала ответственность за учеников, которых в этот кузнечный процесс погрузила.
Честно скажу, мне не раз предлагали организовать школу или творческое объединение «имени себя». Но моя принципиальная позиция: должна быть классическая основа, чтобы была академическая живопись, скульптура, история искусств и много всего еще. Сделать это в каком-то частном пространстве невозможно. У Строгановки же, повторюсь, двести лет традиций. Само место намоленное.
– Как ваше второе увольнение переросло в уголовное дело?
– Моей больной матери покупала лекарства знакомая медсестра. Я ей это компенсировала. За месяц до инцидента, как оказалось, она перешла работать из частной клиники в обычную больницу, где была порочная система: заполнять «мертвыми душами» койко-места. А поскольку мои данные были у медсестры, она их подала. И на работу в Строгановку пришел электронный документ: якобы я лежала там в медучреждении. Если бы не было конфликта с вузом, никто бы не обратил на это внимание. Но поскольку я была под бдительным прицелом, схватились за эту историю. Переслали ее органам. Те расследовали, выяснили, что многих так оформляли. Уже осудили за это врачей. Ну и мне дали три года условно. Прокурор запросил реальный срок. Было удивительно это слышать… Может, он правда думал, что меня нужно отправить в мордовскую женскую колонию, чтобы исправить? И что именно он хотел во мне исправить?..
…На этом месте Мария Круглова сделала паузу. И снова поместила металл в горн. Видно, что она не в обиде, а скорее в недоумении. Интересуюсь: чем она планирует заниматься в ближайшее время? Оказывается, готовит предложения к постановлению Правительства РФ, которое определил статус художника-ювелира. Пишет методичку о том, как надо хранить японские мечи. Об этом говорит с придыханием:
— В Музее Востока мне как-то пожаловались, что женщина, которая занималась хранением мечей, умерла и не оставила ни учеников, ни инструкций. А я посмотрела: мечи хранят в плохом состоянии. Первым делом я позвонила в Ассоциацию японского меча. Ее представители приехали в Музей Востока и все японские мечи там атрибутировали (признали, какого периода изделие, кто автор). Теперь моя задача – подготовить подробные инструкции, как это хранить...
Женщина-кузнец берет молот, бьет по куску железа, тот поддается и начинает сгибаться в завиток. Саму Марию Круглову неприятная ситуация не согнула. Работы много. Некогда обижаться. Огонь все переплавит. А ученицы (будущие женщины-кузнецы) всегда рядом.
СПРАВКА "МК"
В России около двух тысяч кузнецов.
В среднем на 100 мужчин этой профессии приходится одна женщина. Кузнецы считаются одной из самых высокооплачиваемых профессий в России.