Вообще же, пионеры появились в Советском Союзе в 1922 году. В прошлом году, как мы помним, отметили ровно столетие с этой даты. Тогда II Всероссийская конференция комсомола приняла решение о создании пионерских отрядов. И понеслось. Быть пионером считалось важно, почетно и, по сути, обязательно. Но стать им удавалось не всем. А вот мечтали о том очень и очень многие — мечтали искренне, по-настоящему. Пионер — первая ступень приобщения к советскому обществу, первый этаж социального лифта, который в Союзе, пусть и с оговорками, но по-своему работал.
А потом СССР кончился — и пионеры остались в прошлом, превратились в элемент ретродекора и фетиш некоторых политиков. Ходить строем стало совсем не модно. Вместо красных галстуков появились малиновые пиджаки. А государство отказалось от какой-либо идеологии. Образовалась дыра, в которую, как в яму, падала та шпана, что хотела стереть стариков с лица земли.
Но природа, как известно, не терпит пустоты. Банальность, да, но весьма точная. И со временем власть имущим стало очевидно, что детей нужно чем-то занять, увлечь, в конце концов, их воспитать необходимо. Раньше это делала пионерия, но с ее исчезновением образовался вакуум. Он очень быстро заполнился телевидением, а после и Интернетом. Теперь вместо государства детей, как в инкубаторе, выращивала матрица. Не то чтобы это сильно беспокоило государство, с его стороны тут не наблюдалось особых моральных терзаний, но оно, как и любое другое, обязано было защищать себя от влияний и притязаний других левиафанов. Ведь молодые — это строительный материал. Куда без него?
Когда-то англичане The Who пели, что дети в порядке (the kids are all right). Через пару десятков лет уже американцы Offspring возражали им: the kids aren’t all right — то есть дети все-таки не в порядке. Последнее, к сожалению, больше походило на правду. Очевидно, что зачастую подростки и дети росли и растут сами по себе — отдельно от страны и взрослых. И это порождает в первую очередь глубинный ценностный конфликт — теряются и точки соприкосновения, и ориентиры. Стоит ли удивляться, глядя со временем на этих детей, отчего найти общий язык с ними так сложно? И они ли в том виноваты?
Тогда, в 80-х годах прошлого века, уничтожая СССР, многие верили, что их ждет свободный мир равных возможностей. Там, в этом дивном новом мире, обязательно станут уважать индивидуальность и, главное, подарят разнообразные свободы: свободу самовыражения, творчества, свободу слова и так далее. Однако в реальности ничего подобного не произошло. И основной свободой, которую получило большинство людей в 90-х, стала свобода умирать.
И индивидуальность — запрос на нее — никто из разнообразной власти так и не поддержал. А когда, собственно, было иначе? Новый мир начал форматировать людей на свой манер. Вместо советских пионеров появились пионеры дивного нового мира. И между ними была существенная разница. Те, что были раньше, присягали на верность коммунистическим идеалам. Те, что появились после 1991 года, подчинились глобалистским идеям, воспитавшим раба, который должен быть доволен своим рабством.
Год 1991-й назван мною приблизительно. Конечно, процессы по усреднению и подавлению масс начались раньше и состояли из множества реализованных этапов. Просто крах СССР стал явным маркером того, что однополярный мир (пусть мне и не слишком нравится этот термин) победил. Более того, нам дали понять, что победа эта не была случайностью, вывертом, не достигалась сверхусилиями, а вытекала сугубо из логики истории. Фрэнсис Фукуяма, закрепляя подобное торжество буржуазного либерально-демократического общества, сформулировал это сначала в статье, а затем и в книге «Последний человек, или Конец истории».
Тогда же, в 1991-м году, по сути, застолбилось и такое понятие, как «мягкая сила». Именно она подчиняла (и в конечном счете подчинила), подминала под себя то или иное общество, а следом и страну, в которой существовало это общество. Лучше всего «мягкую силу» использовали США. Если максимально упростить, то они поставили знак равенства между «классной/клевой жизнью» (cool life) и счастливой жизнью. При этом они сумели внушить практически всему миру, что классная, клевая жизнь возможна исключительно в США с их понятной и убедительной американской мечтой. Той, которую можно пощупать. Однако туда, в Новый Свет, попадут далеко не все — следовательно, нужно создать нечто вроде американской среды в собственном государстве. И welcome to paradise!
Как следствие, к концу XX века такое понятие и явление, как неоколониализм оформилось окончательно. Выяснилось, что необязательно завоевывать страну — для ее эксплуатации и подчинения достаточно захватить сознание граждан, внушив им миф о великой американской мечте и трепетное желание свободы. Механизм такой системы подавления был насколько прост, настолько и эффективен.
Если очень коротко, не вдаваясь в детали, то воспитывались, вербовались элиты, которым через различные структуры давали возможность расширить круг знакомств и сферы влияния (часто для этого использовалось современное искусство). Затем воспитывались будущие лидеры, проходившие соответствующее обучение и подготовку в американских центрах. Одновременно с этим через массовую культуру, через поп-культуру миллионам молодых и не очень молодых людей внушался образ счастливого будущего — яркого, доступного и понятного. Хочешь его — тогда восстань против старого мира! И тут вырисовывались подготовленные лидеры и вели за собой накачанную мечтами о рае толпу. Это, как мы видим, сработало практически во всех странах мира. Вскоре там, правда, выяснялось, что бедные становились еще беднее, а страну бесстыдно эксплуатировали, выдаивая, точно корову перед убоем, но зато воцарялась повсеместная пародия на Голливуд.
Я сказал о том, что в советских пионерах воспитывались коммунистические идеалы. Далее звучал призыв: «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» Но, погибнув, коммунистический идеал парадоксальным образом воплотился в мире посткапиталистическом, мире глобалистском. Объединение, действительно, произошло, но не под красным знаменем и не под звуки «Интернационала», а в единой корпоративной матрице, внедряющей плюс-минус одни и те же «ценности» миллиардам людей по всему миру.
Цифровая экономика, виртуальный диктат, культ концептуализма в искусстве — всё это элементы данной матрицы. Моральный же аспект, без которого не может существовать ни один человек и ни одно общество, представлен в новом дивном мире заботой об униженных и оскорбленных. В реальности это означает поддержку ЛГБТ-пропаганды и экоактивизм радикального толка. О других меньшинствах глобализм никогда не вспоминает — наоборот, аккуратно и молча поддавливает некоторых из них.
Собственно, именно так выглядят пионеры дивного нового мира — те, кто всегда готов. Готов в первую очередь принести в жертву индивидуальность личности, идентичность культуры и независимость государства ради того, чтобы, условно говоря, жить как все. Россия на определенном этапе тут не стала исключением. И когда мы в очередной раз говорим о том, что бросили вызов однополярному миру, то должны уточнять: как именно и в какой сфере бросили? Выбран ли в данном контексте правильный адресат? И, возможно, текущие проблемы связаны как раз-таки именно с тем, что воспитаны и вступили в права те самые пионеры дивного нового мира, не рассматривающие независимость как самоцель?
Вывод, собственно, тут будет один: борьба вовне бессмысленна без борьбы изнутри — без борьбы за собственную идентичность и воспитание масс в свободе от диктата нового дивного мира. Вот та задача, которую мы должны решить в первую очередь. Усреднению масс мы должны противопоставить созвучие многообразия. Так уже было в нашей истории — и, собственно, только так мы побеждали. Побеждали и врага внешнего, и врага внутреннего. Сейчас нам еще предстоит это сделать. Если мы хотим выжить, конечно.