Пенсионерка живо интересуется новостями, когда не занята домашними хлопотами, читает романы или ставит пластинки Ирины Аллегровой, Аллы Пугачёвой.
Мира Григорьевна старается видеть во всем хорошую сторону, а высшим счастьем считает семейное благополучие и здоровье.
Но есть и грустные минуты в ее жизни. Пенсионерка очень не любит, когда в ее квартиру приходит одиночество, задерживаясь нежеланным гостем на долгие дни. Ей так хочется, чтобы с ней всегда был рядом родной человек, с которым можно было бы поговорить на повседневные темы или посмеяться над какой-нибудь шуткой. Но у ее детей уже свои семьи, свои заботы, который не дают часто видеться. И она ничего не может с этим поделать.
- Мира Григорьевна, где вас застала Великая Отечественная война?
- Я училась в 8-м классе, когда на нашу страну напали немцы. О том, что началась война, я услышала в школе. Все мои одноклассники тогда страшно перепугались! Москву всю затемнили в целях маскировки, ночью света никакого не было. Школы перестали работать, но мы все равно приходили учиться в пустые классы.
Папу забрали в ополчение копать траншеи и укрытия. Когда начиналась бомбежка, мирные жители бежали в них прятаться. Помню, как испуганная мама хватала нас и прятала в овраг – мы жили в Москве за Рижским вокзалом, тогда там еще была деревня.
В то тяжелое время дети пытались помочь взрослым кто как мог. Когда немцы бомбили Москву, я вместе с другими ребятами лезла на крыши и сбрасывала вниз «зажигалки» – так мы называли маленькие зажигательные бомбы, которые сбрасывали немецкие бомбардировщики.
- А разве это не было опасно?
- Конечно, было, но мы думали сначала о других, и только потом о себе. Никто нас не принуждал, все шли на это добровольно. Мы ведь были комсомольцами, готовыми отдать жизнь за Родину, за Сталина. У нас, знаете ли, такой девиз был: что Сталин скажет, то и будет. Я всегда всем говорила: «Мы всех немцев разгромим. Что бы ни случилось, все равно победим!»
Через год, в 1942-м, наша семья уехала из Москвы. У меня дядя был начальником КГБ города Саратова. Он сказал маме, что нам нужно эвакуироваться. Папа остался в ополчении защищать Москву, а мы отправились в Саратов. До города пришлось добираться на крошечном пароходике в жутких условиях.
В Саратове нам на троих человек выделили маленькую комнатку. Мама устроилась на работу в пекарню. Зарплату ей платили не деньгами, а батонами хлеба. Еды было очень мало.
А я в свои шестнадцать лет пошла на военный завод, где производили боеприпасы для зениток, которыми наши солдаты стреляли по немецким самолетам. Я проработала там два года, одновременно продолжая учиться.
- Какой у вас был характер?
- Характер золотой, я была добрая и хорошая! – засмеялась Мира Григорьевна. – Большая патриотка. Так как я постоянно занималась спортом, у меня выработался достаточно стойкий характер, поэтому я была очень предана своей стране.
Объявили, что женщины тоже могут отправиться добровольцами на фронт. Я тогда дружила с двумя подругами - Лялей и Таней. Первое, что мы сделали, так это побежали в военкомат. Но в армию брали с 18 лет, а мне тогда было только 16. Я была самой младшей среди них, поэтому мне отказали.
Тогда мы вместе придумали план: я родилась в 1925 году, поэтому мы в паспорте в графе с годом рождения исправили пятерку на тройку. Получился 1923 год. Так я за один день постарела сразу на два года. Мы пошли в другой военкомат, и нас втроем зачислили в одну военную часть.
- Вы рассказали о своем решении пойти в армию маме перед поездкой в военкомат?
- Нет, вы что! Все было под большим секретом. Мама Ляли работала главным бухгалтером там, где хранились наши паспорта. Их было запрещено выдавать на руки, но Ляля каким-то образом нашла ключи мамы, отыскала мой паспорт в запертом шкафу среди гор документов и подделала год моего рождения. Вот так меня зачислили в воинскую часть.
Мы сначала думали, что поедем прямиком на фронт, но нас посадили на поезд и привезли за город. Только потом мы поняли, что нас забрали во время войны на учебу – обучаться использованию станций орудийной наводки. Это такие радиолокационные машины, которые помогали нашим зенитчикам определять тип вражеских самолетов.
Следующие полгода я с подругами изучала названия и формы немецких самолетов-бомбардировщиков, которые нацеливались на мирные города и уничтожали эвакуировавшихся мирных людей.
- Неужели важно знать тип самолета перед тем, как его сбить?
- А как же! Наши зенитчики для каждой цели подбирали свой снаряд – зажигательный, осколочно-фугасный и тому подобное.
Мы пеленговали подлетавшие к городу вражеские самолеты, определяли их тип, передавали это по телефону нашим зенитчикам, а те уже сбивали самолеты врага. Интересно получилось: сначала я работала на заводе по производству снарядов для зениток, а потом стала определять для них цели. Летит самолет, а я уже по пеленгу и хвосту знала, что это «мессершмитт»!
В воинской части я прослужила почти два года. Мы с Лялей и Таней там постоянно голодали. Помню, однажды к нам в часть приехали другие женщины-добровольцы из деревень и привезли с собой сухари. А мы, голодные, ночью к ним пробирались за сухарями!..
Мира Григорьевна рассказывает это дрожащим голосом, и от него немеет сердце, хотя речь о событиях давней поры.
– …Так кушать хотелось, продолжает Мира Григорьевна, - просто невыносимо было. Еще там мы постоянно болели чесоткой.
Помню, однажды папу отпустили проведать меня. Он прилетел из Москвы в Саратов, встретился со мной и заплакал: «Что ты наделала, дочка? Какое ты имела право убежать? Это ведь не женский труд!»
В тот день папа с собой привез много еды, мы с подругами приготовили ее и впервые за долгое время наелись досыта.
Но нашей мечтой все равно было любой ценой отправиться на фронт, чтобы помочь Родине. Я с двумя подругами ночью шепталась: «Что мы делаем в этих радиолокационных машинах? Мы так ни одного фашиста не уничтожим!»
И вот я приняла решение вместе с подругами убежать из нашей части. В ночи мы добрались до вокзала и скрытно пробрались на поезд. В вагоне находились животные, которых перевозили на фронт, чтобы кормить солдат: коровы, козы, куры. Мы целых двое суток проехали с ними неизвестно куда.
- Прятались от проводников?
- Конечно, но гораздо труднее было вынести постоянный голод. Животных практически не кормили: им накидали то ли рожь, то ли пшеницу, вот мы этим и питалась кое-как, а воду пили вместе с ними из ведер. Промучились дня два и доехали до передовой. Там нас и арестовали.
- Как? За что?
- Подумали, что мы дезертиры. Послали моим родителям письмо, мол, ваша дочь сбежала из армии... Это был такой позор!
- Но как можно сбежать из мирного города на фронт? Они об этом не подумали?
- Мы ведь самовольно уехали из части, а это было запрещено. Посадили нас, трех девчонок, на гауптвахту. Мы сидели и плакали все вместе: «Зачем мы убежали?» Молоденькие были, дуры… – в голосе Миры Григорьевны теплые нотки, она словно заново проживет далеко ушедшие воспоминания. – После этого нам все-таки разрешили отправиться на передовую. Мы были счастливы, что, наконец-то, могли послужить Родине!
Вот так я попала на фронт. Меня с Лялей и Таней зачислили в часть связи. Над головой свистели пули, вокруг нас суетилось множество солдат, а женщин кроме нас не было.
- Как солдаты к вам относились?
- Улыбались, переговаривались между собой: «Смотри, девчонки приехали!» Любовались нашими длинными косами.
И вот мы там служили. Нередко в сырых землянках вместе с солдатами прятались от падающих со свистом бомб. Конечно, нам было морально сложно находиться в компании одних мужчин, которые уже два года отдали войне. Некоторые к нам лезли, приставали. Приходилось от них отбиваться.
- Вас хорошо кормили на передовой?
- Лучше, чем в тылу. Давали тушенку, консервы, все было очень вкусно.
- Расскажите, пожалуйста, о самой интересной истории на фронте, которая с вами произошла.
- Мне 98 лет, я уже многое позабыла, но один случай запомнила на всю жизнь. Моей главной задачей как связистки было налаживание связи даже во время боя. Для этого у меня на спине висела катушка с проводами, которые надо было тянуть к своим бойцам.
В тот день мне приходилось ползти, чуть ли не зарываясь в землю – нужно было восстановить уничтоженную бомбежкой линию. Мои подруги сидели в другом окопе, а я оказалась в траншее с молодым солдатом, Колей Боровым. Вместе с ним мы рыли углубление в окопе, а я, глупая, ему жаловалась: «Зачем надо рыть так глубоко?»
И тут он повернулся ко мне с тревожным взглядом и сказал тихим голосом: «На нас идут танки. Мы, скорее всего, сейчас погибнем. Ты залезь в эту яму поглубже, а танки над нами проедут, вдруг спасемся». А сам на меня лег сверху и своим телом прикрыл – хотел защитить даже ценой своей жизни!
У меня коса запуталась и оказалась наверху, так немецкий танк содрал ее гусеницами. Страху мы вдвоем натерпелись! К счастью, эти шесть танков, проехавшие мимо нас, наши солдаты сразу разбили, а потом двинулись вперед освобождать захваченный немцами поселок. Вот так Коля меня спас. Я его знала потом еще много лет.
После того как немецкие танки уничтожили, мы с Колей разминулись. Меня встретила Ляля, и мы вместе поползли к этому поселку. Вдруг я услышала крик. Увидела, что около меня лежал солдат с распоротым животом, стонал: «Спасите, кто-нибудь!» Я сказала Ляле: «Ты налаживай связь, а я положу его на плащ-палатку и потащу к медработнику».
Я оттащила его, а он мне приказал: «Не волнуйся, я выживу, а ты беги, связь восстанавливай, это важнее!» Я побежала обратно, помогла Ляле, затем мы прибыли в часть, где меня вызвали к командиру части Ивану Иванову. Когда я пришла, он подозвал к себе и сказал: «За этот поступок тебе дадут звание Героя Советского Союза».
Я сначала страшно обрадовалась, но эту награду мне так и не дали: мы поругались по одному вопросу, и он при мне разорвал распоряжение о моем награждении. Грустно, конечно, но ничего страшного, у меня и так много наград за всю мою жизнь: орден Красной Звезды, медаль «За боевые заслуги» и многие другие.
В тот сумасшедший день мы заняли два стратегически важных поселка. После этого в нашу часть приехал генерал, увидел меня и сказал: «А ты что здесь делаешь, девочка? Ты вся лохматая, в грязи, места живого нет!» А какой мне еще быть с передовой? Ухоженной и с новой прической?
Этот генерал отдал приказ увезти нас троих с фронта. Мы с подругами приехали в медчасть ближайшего города. Там я проработала санитаркой до конца войны.
- Где встретили День Победы?
- 9 мая 1945-го я была в Москве на Красной площади. Это было такое великое счастье для всех! Я всегда знала, что мы победим! После окончания войны я приехала домой и порвала все документы о том, что служила в армии, чтобы никто об этом не узнал.
- О чем это вы?
- Тогда считалось, что женщине не годится служить в армии. Понимаете, о чем я? Ну, не было на фронте девушек! Считалось, что, если девчонки приезжали на фронт, то от своих же солдат отбоя не будет. Такой ужас! Мне еще повезло, что со мной ничего подобного не случилось.
И чтобы никто не узнал о том, что я была на передовой, я решила уничтожить все документы о прохождении службы в армии. Это уже потом женщинам-участникам войны стали давать льготы. А в то время я испугалась, что мне бы просто не разрешили спокойно восстановить аттестат и поступить в институт.
Через много лет мама нашла у себя в документах обрывки моей Красноармейской книжки, которую я в тот день разорвала. Она зашила ее нитками, и теперь эта книжка хранится у меня как память. Там записаны мои медали и ордена, половины из которых у меня уже нет.
- Что же с ними произошло?
- В 1967 году в нашу квартиру вломились бандиты, связали меня с мужем, избили нас и ограбили: украли вещи моей мамы, умершей накануне, и половину наград...
Я взглянул на старую, потрепанную книжку, сохранившую в себе не только воспоминания о фронтовых буднях, но и память о матери Миры Григорьевны.
Между скрепленных страничек алели нитки, которыми ее мама с величайшей заботой восстанавливала драгоценную реликвию, символ жестоких военных испытаний.
В разделе «Общие сведения» в пункте «Год рождения» я увидел, что у даты «1925» действительно последняя цифра переделана из тройки на пятерку. Это легко можно понять по тому, что ее верхняя часть закрашена другой ручкой с более насыщенным цветом. Получается, что оформили Красноармейскую книжку Мире Григорьевне сначала на 1923 год, а когда узнали, что она добавила себе два года при обращении в военкомат, то легким росчерком пера исправили ее год рождения на 1925-й.
- После войны я окончила институт, проработала в больнице 23 года и ушла на пенсию. Вот фотография, где я работала врачом. Все, кроме меня, уже ушли из жизни.
- Как планируете отмечать столетие?
- Планирую? Скорее, мечтаю! – рассмеялась Мира Григорьевна. – Я дружила с актером, народным артистом СССР Владимиром Зельдиным, прожившим 101 год. Мы были в хороших отношениях, и он часто говорил мне: «Ты обязательно доживешь до ста лет, вот увидишь!» Я тянусь за ним, хочу дожить до юбилея, сделать большой банкет. Но получится ли? Тут уже не знаю.
Что мне обидно, так это то, что об участниках войны вспоминают только к 9 мая. А в обычное время до нас и дела никому нет. Однажды я попросила государство прикрепить ко мне старенькую машину с водителем, чтобы меня два-три раза в неделю возили в бассейн. Мне очень тяжело ходить, а плавание – это мое здоровье, без него я, извините, не могу.
В прошлом году ко мне приехало районное начальство, наобещало кучу всего и уехало. В итоге за целый год меня отвезли только пять раз! – со смехом поделилась Мира Григорьевна. – Я спросила об этом водителя, молодого парня, а он сказал: «Извините, но нам вас возить так часто не разрешают». Вот как иногда бывает.
- Вы счастливы в своей жизни?
- Конечно! У меня сын - знаменитый профессор, хирург, который входит в десятку лучших врачей России. Ему даже вручил золотую медаль сам президент! Расстраивает лишь то, что иногда мне бывает очень одиноко. Хотелось бы находиться с ним почаще…
Слушая Миру Григорьевну, я все пытался понять, для чего молодая девушка отправилась на фронт? Она ведь могла там столько раз умереть от шальной пули или осколка, прокладывая связь во время бомбежки, ползком по холодной земле.
Нам, молодым, трудно понять, что двигало тогда молодыми девчонками, которые каждый день рисковали жизнью. И вовсе не за геройское звание. Но именно благодаря таким, как они, благодаря их беззаветности, и победила тогда страна.