Четыре шанса на счастье
Правовые вопросы суррогатного материнства и связанные с ним проблемы в Российской Федерации до сих пор находятся в «серой зоне». Да, оно разрешено, но количество скандалов в этой сфере зашкаливает: младенцы, которых не желают отдавать суррогатные матери, младенцы, кого не хотят забирать сами генетические родители, разбирательства с потерянными и украденными яйцеклетками. В Москве расследовалось уголовное дело, возбужденное по требованию десятка женщин, полагающих, что они стали жертвами суррогатного агентства… Несмотря на то что заказчицы подписали VIP-контракт «все включено» и заплатили миллионы, их дети на свет так и не появились. Или все же появились, но у кого-то другого?
46-летняя москвичка Юлия Мельникова и ее подруги по несчастью добились возбуждения уголовного дела о мошенничестве против врачей-репродуктологов, которые, как они считают, наживались на их бесплодии. Но сейчас они в тупике. Уголовное дело приостановлено, хотя один из его основных фигурантов находится в федеральном розыске, но уже по другому громкому делу — о продаже суррогатных малышей за границу, женщины пытаются через суд добиться возобновления расследования.
А их личные истории между тем потрясают абсолютной тоской и безнадежностью.
Людмила не может показать свое лицо и назвать настоящую фамилию — у нее ответственная и престижная работа, никто не должен знать, через какие муки ада ей приходится проходить. И все зря…
«Я была готова на все, чтобы у меня родился ребенок, взяла кредит на суррогатную программу, поехала за границу по контракту, работала 24/7. Я жила только этим, копила… Я не знаю, как я не сдохла, что меня держало, — наверное, лишь мечта однажды стать матерью», — не скупится в выражениях моя собеседница.
Единственная своя беременность закончилась трагедией — в четырнадцать недель плод умер по причине медицинской патологии матки, сделавшей невозможным самостоятельное вынашивание.
Пришлось обратиться к суррогатному материнству, потому что в клинике ЭКО находились на хранении криоэмбрионы Людмилы. Да и возраст подходил критический — под сорок. На что она рассчитывает сейчас? Наверное, на высшую справедливость.
«У меня было четыре эмбриона, четыре шанса на счастье, — рассказывает женщина. — Вся в кредитах, вдобавок валютная ипотека… Я экономила на последнем, ходила потертая и заштопанная, я так люблю красиво одеться, но ради материнства во всем себе отказывала. Я вела таблицу доходов и расходов, чтобы учитывать, сколько получаю и как трачу, чтобы уложиться».
Почему именно Людмила в итоге стала жертвой обстоятельств или злоумышленников?
Ведь к выбору агентства суррогатного материнства она подошла крайне осмотрительно. В итоге остановилась не на каких-то безвестных ноунеймах — руководитель ее клиники регулярно выступал по ТВ, был ведущим экспертом по суррогатному материнству, а когда разгорался очередной скандал на эту тему, чаще всего комментарий брали именно у него. «Когда я находилась на приеме, позвонила некая «счастливая мамочка», которая вот-вот должна была прийти за своим малышом по программе суррогатного материнства. Это сейчас я понимаю, что подобные звонки — часть схемы работы с наивными клиентками, а тогда это меня вдохновило. Тем более менеджер агентства сказала мне: не волнуйтесь, никто от нас не уходит без детей».
Первоначальный взнос за будущего ребенка составил полтора миллиона рублей. И еще миллион сто тысяч Людмила должна была доплатить после наступления интересного положения у сурмамы.
И все же — почему именно она осталась ни с чем?
«Возможно, им не понравилось, как я одета, или вела себя недостаточно нагло, возможно, сыграло свою роль то обстоятельство, что я пришла за ребенком одна, без мужчины, то есть постоять за меня, как они думали, было некому», — размышляет героиня.
Сакральный бизнес
Что ж, суррогатное материнство не только бизнес, построенный на практически безграничном доверии заказчиков к врачам и к посторонней женщине, которая вынашивает чужого ребенка. В какой-то степени это сакральное таинство. Я много общалась с дамами, прошедшими семь кругов ада, чтобы дать жизнь генетически своему чаду, в какой-то момент все они становятся неуловимо похожи — верой в чудо, которая соседствует с верой в науку. Но чуда все-таки немного больше. Почему один младенец легко появляется на свет, а другому приходится преодолеть немыслимые препоны? Каждая женщина, ставшая участницей суррогатной программы, наверняка не раз задавала сама себе этот вопрос. И вот эта некоторая мистичность мышления, присущая тем, кто потерял всякую надежду, играет на руку мошенникам и аферистам.
Попыток подсадки эмбриона может быть и две, и три, и вообще бесконечное число раз — но сколько из них действительно реальные, а не на бумажке, не ради того, чтобы несчастные пары или одинокие женщины раскошеливались снова и снова? Последние могут никогда не узнать правды, если их использовали.
Мало кто является в клинику со своим юристом, изучающим все подводные камни предложенного контракта. Тем более что медики, отличные психологи, говорят, что женщинам нечего опасаться — они вместе делают святое дело, направленное на то, чтобы долгожданный малыш пришел в наш мир. Более того, по контракту агентство само и берет на себя обязанности юридического сопровождения программы, и обязывается консультировать заказчика по всем законодательным вопросам.
Большинство клиентов черпают знания о суррогатном материнстве из художественных сериалов. Бедные женщины и не предполагают, как оно на самом деле, а не в фантазиях сценаристов.
«Мне сказали, что я не должна знать о том, кто моя суррогатная мама, и не искать встречи с ней, иначе договор будет расторгнут», — рассказывает свою историю Юлия Мельникова. В принципе, в кино все так и случается, но в реальной жизни по закону все должно быть наоборот. Контракт всегда должен заключаться напрямую между биородителями и суррогатной матерью. С паспортными данными. Фактически это договор на оказание платных услуг, он не может быть анонимным, так как в случае недовольства одной из сторон та имеет право подавать в суд. И когда агентство вдруг заявляет, что имена и фамилии участников должны содержаться в тайне до появления ребенка на свет — что это сделано якобы ради безопасности самого ребенка, чтобы суррогатная мать не попыталась шантажировать биородителей, — это ложь, выгодная разве что самому агентству, чтобы иметь возможность манипулировать клиентами и держать их на крючке.
Девять лет назад 38-летняя на тот момент Юлия Мельникова заключила VIP-договор «безлимит». Самый дорогой и элитный, какой только был возможен.
В нем было прописано абсолютно все: неограниченное число подсадок, покрытие всех возможных рисков, включая замершие беременности, аномалии плодов и аборт по медицинским показаниям. «За контракт я отдала 2 миллиона 71 тысячу рублей. Я не понимала тогда, что подобный договор — уловка. Если трезво рассудить, то в чем выгода клиники, когда только услуги одной суррогатной мамы стоят порядка миллиона? А если первая подсадка оказывается неудачной, то дальше они работают себе в убыток, что ли? Ведь помимо оплаты сурмаме денег стоят и все остальные медицинские манипуляции, наблюдение за беременностью, роды. Они уходят в абсолютный минус, если станут работать с такими, как я, до победного».
Да и насколько выгоден суррогатному агентству быстрый результат, ведь они тогда лишаются клиента, который их кормит?
«Обычно в подобных контрактах прописаны платные роды в элитных клиниках (их стоимость начинается от 250 тысяч рублей. — Авт.), а на деле сурмамы, особенно из регионов, рожают бесплатно по ОМС в простых районных больницах. Особенно часто это практиковалось, когда биологическими родителями были иностранцы — они ведь никак не могли все проконтролировать», — рассказывали мне суррогатные матери, основываясь на своем собственном жизненном опыте. И вот здесь полная анонимность персональных данных суррогатных мам тоже, кстати, играет на руку посредникам — как понять заказчикам, что договорные условия соблюдаются: ест ли сурмама на обед вредный гамбургер из фастфуда или полезную индейку на пару? Никак. Только верить на слово.
На самом деле многие женщины, которые прошли через опыт суррогатного материнства как исполнительницы заказа, с содроганием вспоминают не сам процесс вынашивания чужого ребенка, а отношение к себе. Как к вещи, которую арендовали на время. И которую не очень-то собирались беречь.
«Надо было в первый же момент встать и уйти, но было очень жалко потраченных на дорогу в Москву денег, — на условиях анонимности жалуется одна из экс-суррогатных матерей. — Подписали договор, сдала анализы и уехала домой ждать звонка от куратора. Началась программа: приезды, приемы врачей, таблетки, уколы, подсадка. Оплачивали дорогу только до Москвы и обратно. Городской транспорт за свой счет. Приезжала на целый день, питаться тоже нужно было, но агентство никак не возмещало эти расходы. После подсадки две недели берегла себя, никаких тяжестей не поднимала. Но малыш не прижился. И опять все заново: приезды, врачи, таблетки, подсадка, новая неудача. Так я ездила больше года. За это время не получила ни копейки, травила организм, прокатывала деньги на метро. За каждый прокол мне столько высказывали в глаза... Представляла себя какой-то ущербной. После пятой попытки решила больше не продолжать. Сил вообще не осталось, набрала 10 кг лишнего веса от приема гормонов».
Жили как в бомжатнике, боялись штрафов
«Я была сурмамой в 2018 году, — делится еще одна девушка. — Да, действительно отношение со стороны некоторых клиник ужасное, квартиры, где живешь, когда приезжаешь в Москву на обследования, это просто бомжатники, ночуешь с такими же беременными бедолагами, забитыми, запуганными, потому что боятся, что оштрафуют за все, за что можно и нельзя, так прописано в договоре, и я тоже боялась».
На самом деле не от хорошей жизни «глубинные» провинциалки пошли в этот суррогатный бизнес. Нужны деньги. На содержание собственных детей, на лечение близких, на улучшение жилплощади. Ими движет абсолютная и тотальная безнадега, сколько в этой безнадежности процентов желания помочь другим бесплодным парам? А что они еще могут, где заработать женщине из региона миллион, почку продать?
Причем если биомама захочет вдруг выбрать суррогатную маму-москвичку, а это огромная редкость, то цена контракта сразу подскакивает, об этом предупреждают сразу.
«Я уже из материалов уголовного дела узнала, что одна из моих мам якобы была прописана в Москве. И сразу стало понятно, что такого просто быть не могло — ведь я за ее столичную прописку не доплачивала», — объясняет Юлия Мельникова.
Первая подсадка у Юлии произошла в августе 2014 года. Долгожданная беременность наступила. Анализ показал, что возможна двойня. Юлия была на седьмом небе.
Однако вскоре женщине сообщили, что произошел выкидыш... Никаких документов, которые бы подтвердили это, ей не предоставили.
Вторая подсадка была через полгода — в марте 2015-го, потом в июне 2015-го. Затем состоялся перерыв еще на три года. По совершенно непонятной причине. Ей ничего не объясняли — нет и нет. Она ждала.
«Я пришла в клинику с пятью эмбрионами отличного качества. У меня не было проблем с материалом, но были проблемы с самостоятельным вынашиванием. Я все никак не могла понять, почему все заканчивается так плохо, почему они так тянут. Каждый раз происходило ЧП, например в день одной из подсадок мне позвонили и сказали: у суррогатной мамы начался цистит. И опять ничего не получилось».
Какое-то время Юлия не думала о возможном лукавстве со стороны медицинского персонала. Тем более что врачи на первый взгляд искренне сопереживали ей: «Вы у нас одна как заколдованная, остальные прекрасно рожают».
В 2018 году был истрачен последний собственный Юлин эмбрион. После очередной неудачи Мельниковой, у которой было «все включено до победного конца», предложили использовать донорские яйцеклетки — уже за отдельную плату. Мельникова отказалась. «Честнее усыновить».
Но на самом деле, как она узнала позже, это еще было бы и противозаконно и квалифицировалось нашим уголовным законодательством как «торговля людьми», пусть еще и неродившимися. Генетически ребенок, выношенный суррогатной матерью, должен являться родным хотя бы одному из родителей.
На грани отчаяния Юлия подумала: только лишь злой судьбой можно объяснить многолетние неудачи? Или здесь вмешался земной фактор?
В четвертый год, когда надежда еще оставалась, Юле позвонили домой из агентства и сказали, что нужно срочно приехать и подписать документы об уже оказанных услугах. Бухгалтерия есть бухгалтерия. Ей подсунули листы бумаги и тут же под руку сообщили (словно между прочим), что якобы теперь одиноким женщинам запрещено отдавать суррогатных детей. На самом деле это тоже была неправда, но откуда же Юлия могла знать?
Оплатила чужой особняк
Руки дрожали, когда она визировала подсунутые ей акты. Она и не размышляла, что же такое подписывает. Позже выяснилось, что это был тот самый первоначальный VIP-договор, как оказалось, его ее попросили переподписать, так как первый раз она заключила его с некой… строительной фирмой, которая возводила загородный особняк руководству агентства, но никакого отношения к медицинским делам не имела вообще. Получается, Мельникова просто оплатила строительство чьего-то дома?
«А ко мне сразу же, как только я отдала всю сумму, началось наплевательское отношение», — признается вторая моя собеседница Людмила. «Как будто бы им от меня ничего больше и не было нужно, кроме моих денег и моих эмбрионов».
У Людмилы редкая группа крови, которую по биологическим законам, скорее всего, «унаследовали» бы ее родные дети, вторая отрицательная. «Не секрет, что эмбрионы идут на продажу, в том числе и за рубеж. И когда в клинику приходят возрастные женщины с плохим биоматериалом, им сразу говорят, что имеется огромный банк яйцеклеток и эмбрионов. У меня так знакомая пришла, ей уже за пятьдесят. А для того, кто приобретает донорские эмбрионы, группа крови может иметь большое значение. Такая же паритетная, как у меня, встречается крайне редко».
Это всего лишь версия Людмилы, что ее эмбрионы могли быть использованы другими заказчиками. Но в документах, которые она нашла в материалах дела, были моменты, которые показались ей подозрительными.
— Например, в актах выполненных работ нет прописанных гонораров сурмамам. Как будто бы их вообще не было. Они же не бесплатно подсадку делали. Когда я потребовала отчет о затраченных средствах, мне заявили, что потратили на 400 тысяч рублей больше, чем я заплатила. При этом недостающую, по их подсчетам, сумму они тоже потребовали с меня».
Людмила скрупулезно считает истраченные эмбрионы в материалах уголовного дела.
Согласно документам первой суррогатной матери подсадили двух. Второй тоже двух. Третьей — один эмбрион. «Ну как такое может быть?! — возмущается Людмила. — Или они не умеют считать? Получается, что анонимным сурматерям подсадили пять эмбрионов, хотя на самом деле у меня их было четыре. Кто и почему напутал в цифрах? Одна из моих сурматерей, как я потом выяснила, на момент моей подсадки вообще не была в Москве, хотя это указано в актах, а была гораздо позже, когда стала сурмамой у другой пары. Еще у одной на момент подсадки было выявлено серьезное воспалительное заболевание, зашкаливающий уровень лейкоцитов, но при этом нет назначений врача, не прописаны антибиотики. Результаты еще одного анализа проставлены вообще от руки и непонятным почерком. Складывается впечатление, что все эти документы заполнялись наобум».
Все три сурматери Людмилы — отрицательные по группе крови. То есть шанс, что они смогут доносить резус-отрицательного ребенка, был немалый. И через какое-то время одна из них действительно родила суррогатного мальчика.
Луч света
«Только не думайте, что у меня от переживаний крыша поехала, — горько усмехается моя собеседница. — Я вспомнила, что примерно в то же время, когда у нее родился малыш, у меня появилось странное ощущение — что где-то появился на свет мой ребенок. Как будто бы сквозь кромешную тьму луч солнца в душе… Этого не объяснить. Я понимаю, что все это кажется довольно неправдоподобным, но я никогда в жизни такого не испытывала».
Судьбу мальчика, рожденного бывшей суррогатной матерью, Людмила не выяснила. Знает только, что через три месяца после его рождения в анонимной программе та женщина оформила загранпаспорт за рубеж. «Когда все мои эмбрионы в клинике подошли к концу, я пыталась заставить себя думать, что могу начать все сначала. Везде же пишут лозунги: возьми и усынови. Я пыталась, да… Но нет здоровых грудных детей. Их нет в открытом доступе. Или пятеро разновозрастных братьев и сестер где-то на Дальнем Востоке, которых надо забирать всех вместе, или с пятой группой по здоровью. Мне предложили как-то мальчика с заячьей губой, сердечной недостаточностью — мне очень жалко этого ребенка, но у меня нет уже столько денег и моральных сил, чтобы дать ему все, что он заслуживает, потому что я по-прежнему выплачиваю кредит, который взяла на программу суррогатного материнства».
Людмила очень хочет верить в то, что где-то может расти ее сын с крайне редким сочетанием второй группы крови и отрицательного резус-фактора.
Думает об этом и Юлия Мельникова. Ведь ее эмбрионы тоже были, как ей сказали, идеальны, а значит, могли быть и проданы. А вдруг?
Торговля несбывшейся надеждой
Одиннадцать женщин, потерявших шансы стать матерями, нашли друг друга через Интернет по отзывам. Все их истории похожи как под копирку. Они считают, что неудачи с подсадками эмбрионов носили умышленный характер. Что клинике было просто финансово выгодно устраивать эти спектакли с суррогатными матерями и многочисленными подсадками.
Торговать несостоявшейся надеждой, вероятно, подлее, чем наркотиками и оружием.
«У меня было ощущение, что суррогатное материнство — нечто мутное, к тому же я слышала, что в таких организациях существует деление на особых клиентов, которые уходят с детьми, и обычных, которые теряют свои деньги, — пишет еще одна потерпевшая. — И оплату там берут «в черную», но это меньшее из всех зол! Всеми правдами и неправдами клиентам навязывают двойню, подсадку двух эмбрионов, ведь за второго ребенка агентству идет доплата, несмотря на риски для суррогатной матери и детей, во всех развитых странах в программах ЭКО в основном подсаживают по одному эмбриону, а вероятность успеха подсадки от количества не зависит. Я осталась ни с чем, кроме унижения и чувства обреченности, так как изменить в этой системе, как я думаю, ничего уже невозможно».
«Лучше избегать агентств «с полным циклом», когда всё проходит в их аффилированных структурах, включая юридические, и без вашего контроля, — дает советы еще одна отчаявшаяся. — Как бы вам ни расписывали все прелести и удобства оных. Если столкнетесь с аферистами, они вас завалят фальшивками. Практически ничего не сможете доказать».
«Я покупала донорскую сперму — договор оформили на подставную компанию, которую потом слили (фиктивная реорганизация) куда-то. Меня кинули на деньги, была 100% предоплата, 58 тысяч рублей. В моем договоре был запрет на передачу договора третьей стороне, но им нисколько не помешало слиться с моими деньгами вообще без уведомления».
На самом деле с отцовским биоматериалом все еще интереснее. Нередко одинокие женщины выбирали мужчин из иностранных банков спермы — скажем, в России особо котировались скандинавы. Ну, и цена соответствующая. Но насколько сперма принадлежит действительно гордому викингу, а не кому-то еще, как мы уже поняли, понять сложно.
Деньги вернули только китайцам
В этом уголовном деле было 17 томов. Но все же до суда оно не дошло и было приостановлено, причин этого потерпевшие женщины так и не узнали.
С тех пор они бьются, словно это их последний бой. За минувшие два года много чего произошло. Руководитель клиники и агентства, любивший давать интервью в телевизоре, стал фигурантом еще одного громкого уголовного дела — на этот раз о торговле суррогатными детьми в Китай, сведения об этом человеке появились в базе данных МВД, он находится в федеральном розыске, сам же, по слухам, проживает в одной из соседних стран, работает по специальности.
В декабре Юлия Мельникова наряду с депутатами Госдумы, вице-спикером Петром Толстым, бывшей Уполномоченной по правам детей Анной Кузнецовой участвовала в большой пресс-конференции на тему будущего сурматеринства в России. Это произошло как раз накануне запрета суррогатных программ для иностранцев. Мельникова сказала честно, что суррогатное материнство в России надо тоже запретить, поскольку у нас оно крайне криминализировано и опасно прежде всего для самих суррогатных детей.
Слушания в Мещанском районном суде, где рассматривается вопрос о прекращении уголовного дела по мошенничеству (это решение пытаются оспорить пострадавшие), вот уже несколько месяцев переносятся. Я сама пришла на процесс в качестве группы поддержки в начале декабря прошлого года. Мы с потерпевшей Юлией Мельниковой провели там больше двух часов и ушли несолоно хлебавши. С собой Юлия притащила целый чемодан документов, но их так никто и не захотел даже посмотреть.
«Мы пишем в прокуратуру, отсылаем туда бумаги, но все бесполезно. Недавно по гражданскому суду кассацию выиграли китайцы, которых тоже обманули в агентстве («МК» писал об этой истории. — Авт.). Им вернули все средства, которые они заплатили за детей, которые так и не родились. А наше дело, по моему мнению, задавливают», — переживает Юлия. Но она не сдается.
«Они немного неправильно рассчитали, когда подумали, что нас можно запугать или слить, на самом деле женщины, потерявшие надежду, способны на многое, им ведь нечего больше терять», — уверена Людмила.
* * *
Возможен ли в ближайшем будущем полный запрет суррогатного материнства в России?
Ведь кому-то эта программа все же принесла долгожданное счастье. Или стоит запретить ее полностью, как в большинстве европейских стран, а может, сделать бесплатной, как в Великобритании, когда выносить чужого ребенка разрешено, но только не на коммерческих условиях. То есть за спасибо. Да, в идеале это так. Но мы живем не в идеале.
В России обязательно найдут лазейку, и несчастные женщины, согласившиеся стать живыми инкубаторами — сурматерями, скорее всего, по-прежнему будут использованы. Еще и спросить ни с кого не смогут — официальный договор-то с ними станут заключать, естественно, на альтруистических началах. А кто там и что обещал устно…
А с бесплодных женщин будут все так же тянуть последнее и кормить обещаниями грядущего счастья.
В этой истории нет избалованных жен олигархов, которые не хотят портить фигуру и поэтому не желают рожать. Есть те, кому очень не повезло.
И те, кто наживается на чужой беде, при этом не слишком щепетильно относясь к соблюдению даже существующих норм закона.
Что скрывается за фасадами крупнейших агентств и элитных клиник ЭКО?
Если технология функционирует и приносит доход, ею продолжат пользоваться, тайно или явно, хотим мы этого или нет. Одними законодательными запретами, как мне кажется, тут ничего не добьешься. На самом деле запретить продажу несчастных суррогатных младенцев за рубеж было гораздо проще, чем навести с этим порядок в своей собственной стране.
Сначала должны измениться люди.
А пока, по самым скромным подсчетам, этот бизнес приносит своим бенефициарам как минимум 2 миллиарда рублей в год.