Некоторое однообразие советских милицейских фильмов (триллеры? боевики? детективы? Всего понемножку) замечали, конечно, еще в то время, когда они были «свежими», только выходили на экраны. Мультпародии «Ограбление по...» или «Приключения Васи Куролесова», да даже монолог Геннадия Хазанова из мультика про попугая Кешу: «Всем постам! Преступник вооружен! Преследует Полищук на мотоцикле!» Так что, разумеется, видели, понимали и смеялись.
Все три упомянутых мультика можно считать пародиями именно на фильм Бориса Григорьева «Петровка, 38» — ну, потому что и ограбление, и стрельба через дверь на подмосковной даче-малине, и лихая погоня за вооруженным преступником на «Волге» в этом фильме присутствуют. Но с тем же успехом прообразы пародий можно искать и в серии «Деревенский детектив» про участкового Анискина, и в крупнейшем криминальном сериале советской эпохи «Следствие ведут ЗнаТоКи», и в «Профессии — следователь», и много где еще. Начиная с хитов пятидесятых — «Дело пестрых» и «Улица полна неожиданностей».
Проще назвать, в каких советских детективах масок не было: вот, скажем, великое «Место встречи изменить нельзя». Там своя, индивидуальная фабула и свои, выбивающиеся из традиционных амплуа характеры. Но это исключение (и чтобы оно состоялось, потребовались недюжинные усилия всей творческой группы, начиная со сценаристов братьев Вайнеров и заканчивая главным актером, а по сути и сорежиссером картины Владимиром Высоцким).
А «Петровка, 38» — картина, повторим, типичная, на примере которой удобно проанализировать все условности жанра. А сравнивая с ранней повестью Юлиана Семенова, послужившей основой для сценария, можно увидеть, чем пришлось пожертвовать, конвертируя новаторскую для своего времени остросюжетную беллетристику времен «оттепели» в беспроигрышный блокбастер времен Олимпиады.
Комплект масок
В народной комедии (из которых больше всего известна итальянская комедия дель арте, но и русская, с Петрушкой, ничем не хуже) для экономии творческих усилий всех участников (артистов, они же авторы, и зрителей) предусмотрены стандартные сюжетные маски. Каждая из них обладает своим внешним и речевым кодом, ведет себя примерно одинаково во всех пьесах, а значит — предсказуема. Что и дает зрителю базовое спокойствие: все идет по плану, конец будет хорошим.
Все то же самое характерно и для кинематографа, особенно если речь идет о фильмах второго ряда (B-movies). Детектив, боевик, фильм о побоище с космическими пришельцами — везде в золотой век Голливуда царили маски. Однако где-то с шестидесятых годов прошлого века хорошим тоном стало маски «взламывать», использовать их разве что в качестве объекта для игры (вы думаете, что знаете, чем все обернется? Ха, а вот и не угадали!). Но в некоторых культурах и жанрах — вот как в советском милицейском кино — масочность сохранилась. Кто виноват? В нашем случае — во многом большие милицейские чины, консультировавшие (и согласовывавшие) профильные фильмы, а то и попросту заказывавшие их. Свои плоды это принесло: десятки милицейских фильмов хорошо «отбелили» репутацию советской милиции, сделали службу в ней куда более респектабельной, чем это считалось в послевоенные годы.
Итак, маски «Петровки, 38». На первом плане — оперативно-следственная группа в составе трех детективов: полковника Садчикова (Георгий Юматов), капитана Костенко (Василий Лановой), старшего лейтенанта Рослякова (Евгений Герасимов). Тройка следователей — видимо, сакральное число, потому что и в других милицейских картинах такое бывает, взять хоть «Знатоков». Но если Знаменский, Томин и Кибрит имели четкие амплуа внутри группы, то здесь нет — все трое, благо что в разных чинах, ведут одну и ту же оперативную работу, дружат на равных и вообще едины в трех лицах.
Садчиков — старший из них — бессребреник с вечной папиросой во рту, в немодных уже тогда очках в пластмассовой оправе (сравним с модными «рейбанами» хиппи-воришки Читы), в простой рубашке под милицейским кителем. Костенко — словно герой Хамфри Богарта, в безукоризненно пригнанных костюме и шляпе (ему, как самому представительному из троих, «доверено» авторами приставить пистолет к спине убийцы Сударя). И немного пижон и самый неформальный из всех (молодость!) Росляков. Который, конечно же, оказывается настоящим суперменом: чтобы впечатлить любимую девушку, он ребром ладони вскрывает бутылку шампанского.
Ему, кстати, единственному из троицы «позволено» раскрутить на экране любовную линию (небогатую, но хоть какую-то!). Садчиков, как самый старший, счастливо женат, а про Костенко… мы ничего не знаем (знаем по книге — но об этом ниже). Вообще же стандарт подразумевает: никаких глупостей, мы тут преступников ловим, то есть Родину спасаем, а не вот это всё.
Троица «плохих парней» милицейского детектива — как раз наоборот, гедонисты. Вот Чита: «кабаки и бабы довели до цугундера», как говорил другой кинобандит, но по схожему поводу. Вот Сударь: тоже сластолюбив, а еще любит и умеет гонять на машине и — законченный кокаинист. Наконец, «главгад» — Прохор: возраст и статус не располагают к излишествам, но все равно на девушек старичок облизывается и цыганские романсы на патефоне слушает. Впрочем, как это положено у «главгадов» всех времен и народов, страсть к деньгам и власти заменяет ему все наркотики и всех женщин вместе взятых.
Еще одна черта, которая присуща «плохим», от мелких до главных, — религиозность: если у кого-то в квартире висят иконы, или кто-то крестится, или поговорки церковные в речь вплетает — всем ясно: гад как есть! Не наш человек!
Второстепенные маски устроены еще проще: из хороших — положительный генерал (Николай Еременко-ст.), жена Садчикова. У обоих — усталый вид, терпение в глазах. Из отрицательных — потасканная девушка нетяжелого поведения Надежда (выглядит старше своих лет), трусливый «мастер спорта и многодетный отец».
Есть, правда, такие (тоже традиционные) амплуа, которые не читаются ни строго положительными, ни строго отрицательными. Их функция — делать сюжет «многомерным», хоть немного сложным. И вот, пожалуйста: папа Самсонов с «наградным вальтером за подписью маршала Рокоссовского (видимо, заслуженный человек, из элиты, но семьянин ужасающий). Или интеллигент Лев Иванович, учитель русского и литературы, который опекает запутавшегося, но подружившегося с главными героями Леньку.
Что касается фигуры самого Леньки (а это стандартная для приключенческих романов типа «Острова сокровищ» фигура мальчишки, оказывающегося в центре событий и становящегося де-факто рассказчиком) — пожалуй, именно она все-таки делает «Петровку, 38» своеобразным фильмом. Потому что милицейский канон сам по себе такой фигуры не требует.
Вещи, которые выдают
Действие фильма происходит в самом конце 1970-х годов — то есть в современную выходу картины эпоху. А вот повесть, легшая в основу сценария, была написана почти за 20 лет до съемок — и очень часто это «прорывается» в репликах. Тем не менее декораторы фильма неплохо поработали, чтобы произвести не историческую, но вполне современную картинку. Изображающую пусть идеализированную, но вполне реалистичную картину милицейской работы позднебрежневской поры.
На титрах фильма мы видим работу горячей линии «02»: гигантские магнитофоны фиксации, девушки-операторы, вручную коммутирующие звонки по отделениям, интересные аналоговые аппараты, составляющие фотороботы. Чуть позже видим машину-«кормилицу» следственной группы — «Волгу» 24-02 с кузовом «универсал». Вспомним, «универсал» предыдущей модели («ГАЗ-22») возил троицу главных героев в первых сериях «Знатоков».
Еще один милицейский хайтек, показанный в фильме, — механизированная картотечная система (замена шкафчику красного дерева Шерлока Холмса). И огромная, во всю стену, панель из цветных телевизоров в «ситуационном центре» (он же кабинет генерала). Но в целом — и это нужно, чтобы зритель почувствовал милиционеров своими людьми, а милицию вполне земным учреждением, — там есть и обычный электросамовар в столовой, и чайник с плиткой в каморке оперативников. И рыбки, рыбки в аквариуме (нет ли тут намека на «ловцов человеков»?).
Но милиция — фактически единственная безусловно «современная» на 1970-е годы зона в фильме. Если взять большую квартиру Самсоновых (а в прологе фильма, напомним, мы видим семейную ссору между родителями Леньки, явно небедными и непростыми), то в основе своей — это квартира из пятидесятых, но не из более позднего периода. На столе папы Леньки (того самого писателя, или профессора, или чиновника с наградным вальтером) — «сталинская» настольная лампа и белый телефон, похожий на «кремлевку». А на его жене — дорогой шелковый халат.
Да и называет он их ссору в шутку — «Миронова и Менакер», это ведь тоже звезды пятидесятых. Осовременивают квартиру Самсоновых две вещи: новенькая югославская пишущая машинка «Унис» и снова электросамовар, хит продаж (и подарков) того времени.
Комнатку в коммуналке Льва Ивановича осовременивать и не пришлось — по сюжету этот герой и должен быть этаким чудаком-антикваром. Так что — вот вам, зрители, шикарно обшарпанная газовая колонка в ванной, старинное бюро и прочие штуки. Такова же и комната Читы, которую обыскивают опера из нашей тройки: все, что в ней находится, могло бы принадлежать не только хипарю 70-х, но и стиляге оттепельной поры (которого мы и находим в повести Семенова).
Добавим к этому вполне реалистичные и вневременные «металлоремонты», пригородные станции, домики в Больших Вяземах… Дождь, который идет как будто бы в фильмах шестидесятых, но только он не лиричный, а скорее унылый… Типично «свемовские» (в противовес «агфовским», из пятидесятых) цвета… И получим диковинный жанр: фильм нуар (это в оригинале фильмы с тем же Хамфри Богартом, где шляпы, и резкая светотень, и силуэт пистолета отражается на стене под ночным фонарем…) в цвете.
Как сказал Жванецкий примерно во времена «Петровки»-фильма — и самовар у нас электрический, и сами мы довольно неискренние.
Проболтались — промолчали
Диалоги для фильма Юлиан Семенов не слишком перерабатывал. Поэтому в них чувствуется некая (для 1980 года) старина. Учитель Лев Иванович «не хочет быть прописным», пойманные жулики ругаются довоенным словом «мильтон». Наконец, сама кличка Чита: очевидно, что бытовали такие «погонялы» в пору, когда фильм «Тарзан» (персонажем которого Чита, обезьяна, и является) был на экранах. А это именно пятидесятые.
Тем интереснее случаи, когда в фильме что-то все же изменяется относительно книги. Вот, например: Ленька, убежав из дома и напившись с первыми попавшимися ханыгами (оказавшимися бандитами), в книге читает им наизусть только что разрешенного Есенина («я читаю стихи проституткам и с бандюгами жарю спирт»), а в фильме — уже современного, но тоже трагически погибшего Николая Рубцова.
А больше всего опущено в фильме политики! Да, если прочитать повесть 1963 года, то в ней оказывается огромное количество тогда модных, а в конце 1970-х не слишком хорошо смотрящихся отсылок к «завоеваниям ХХ съезда».
Например: Лев Иванович — почему старик один и всю душу вкладывает в детей, воспитывая их романтиками-борцами? У него по книге было двое сыновей — оба не из последних красных командиров и оба расстреляны «по делу Тухачевского». А Сударь — почему он кокаинщик (и орет в милиции по-старинному: «Дайте мне марафету!»)? Да потому, что он с детства шел по кривой дорожке, как сын ближайшего сподвижника Берии! И вот отца его в 1953 году расстреляли, а к роскошной жизни парень уже привык и к наркотикам тоже…
И вот именно эти «следы оттепели» в классическом милицейском фильме тщательно «потерли». Потому что, очевидно, то, что в начале шестидесятых было признаком прогрессивной литературы (и «продавало» детектив Семенова), в конце семидесятых смотрелось бы чем-то вроде мягкой диссидентщины. А разве это было нужно съемочной группе?
Добавили, впрочем, тоже немало: и Аллу Пугачеву на телеэкране, и чайные пакетики (вы знали, что в СССР они были?), и эффектнейшую погоню на «Волгах» в городском потоке. И все-таки по «культовости» классический милицейский фильм «Петровка, 38» не сумел обойти (и даже догнать) вышедший годом ранее мини-сериал Станислава Говорухина с Высоцким и Конкиным. Жанр «милицейских масок» стремительно устаревал вместе с его вдохновителем, министром МВД Щелоковым. Новый «милицейский стандарт» сформируется уже в перестройку, когда можно будет с экранов говорить слова «менты» и «воры в законе».