Тем самым, видимо, подведена черта под усилиями вернуть Волгограду-Царицыну имя 1925–1961 годов, данное за сталинское комиссарство при обороне Царицына в Гражданской войне. Иные из одобривших идею (например, председатель Православного Палестинского общества Сергей Степашин) поясняли, что этот шаг лишь увековечит память о победителях в важнейшей битве Великой Отечественной. Мол, давайте сделаем как в Париже — там же честно имеется станция метро «Сталинград» под площадью Сталинградской Баталии!
В Кремле, похоже, с этим доводом не согласились. Не нужно долго мониторить социальные сети, чтоб убедиться: львиная доля чаятелей объясняют, что «Сталин так нужен сейчас!». Более того, немалая часть агитаторов за Сталинград (как и за ведение СВО под красным флагом год назад, как и за возвращение на Лубянку памятника Дзержинскому в 2021-м) прямо сулит: мол, с этого и начнется «восстановление социализма». Причем под «социализмом» понимается прежде всего утверждение ленинизма-сталинизма в качестве официальной идеологии.
Дальнейшее описывается в меру фантазии и откровенности. В числе желанного приводится «возвращение к общенародной собственности», но еще раньше — реабилитация террористических методов «борьбы с коррупцией и вредительством», а заодно и с «антисоветской пропагандой». Многие вкладывают в символизм восстановлений мистический смысл, но не скрывают, что на добровольное преображение государства не надеются, и потому идеологическое двоевластие должно смениться реальным единовластием, почти по Маяковскому: «Которые здесь временные — слазь!»
Никакой «площади Сталинградского согласия» («как в Париже») ныне в российских условиях не получится. Ведь модный сталинизм — это доведенная до красного каления идеология псевдореванша. Именно «псевдо» — поскольку сами многообразные сталинисты через одного несут такое, за что в реальном сталинском или хоть андроповском СССР отправились бы по известному в каждом городе адресу.
И даже более: неосталинизм — это религия. Неудивительны ее завязанность на культе неповторимого сверхчеловека и тяжелая зацикленность адептов на идее отступничества. Получается, что авторитет любой исторической личности, симпатию к любому эпизоду истории можно разрушить противопоставлением «идеальному» Сталину — всё и вся в его свете видится подлым и ненастоящим, даже бóльшая часть советской истории уже сомнительна. Сталинизм становится совершенным средством демонтажа русского самосознания, что давно смекнули, например, украинские спецслужбы.
«За Сталина» вовсю используется аргумент: мол, если Россия примет эту религию, на Западе нас испугаются, а на Востоке полюбят. В самом деле, нашим западным и восточным партнерам сталинизированная Россия придется с руки: первым — как пугало, вторым — как суеверное и закомплексованное общество. Вопрос — удобна ли такая Россия станет нам, жителям страны, даже сталинистам?
Те, кто уверен, будто вождем не восхищаются только «два процента либералов», удивятся, что нетерпимость в обществе легализована, зато о единомыслии говорить не приходится. Одни сталинисты разглядят в других троцкистов — за призрак «общенародной собственности» и «заботы о трудящихся», готовых кланяться любой загранице, рассуждающих, как будет хорошо, если «умная, социалистическая» нация присоединит к себе «глупую». Вторые найдут, что первые (на них рассчитан гламурный миф о «сталинской многоукладной экономике») больше похожи на последователей не коммунистической, а иной идеологии. В СССР в ее чертах упоминали: мелкобуржуазную базу, культ насилия и милитаризма, прибегание к социальной демагогии, выражение интересов наиболее реакционных кругов капитала. «Для кого мостили дорогу несчастные лавочники и автослесари!» — застонут поклонники «ревизионистов» Стругацких.
Я отлично понимаю людей, считающих, что название Сталинград справедливо увековечить ради памяти о Сталинградской битве. Как понимаю делегатов V съезда советских кинематографистов, в 1986 г. считавших, что нужно творить без цензуры и «административно-командных методов». Беда в том, что вопросы этого съезда, как и созванного в 1989 г. I Съезда нардепов СССР с аналогичной во многом повесткой дня, лучше было бы обсудить лет на 20 раньше, пока многие из делегатов не свихнулись от безвыходной злости, не протухли в фантазиях о недозволенном, не променяли свой здравый смысл на напетое «голосами». «Детскими болезнями нужно переболеть в детстве», а послесталинский советский мир был еще молод и пластичен. К 1986 году, пожалуй, правильнее было бы пойти неспешной походкой Дэн Сяопина: нэп, идейные дискуссии ведутся под контролем «партии и правительства», национальный интерес — священен. Однако в позднем СССР на такую хитрую, но честную работу просто не нашлось исполнителей.
На сегодня мы получили схожий расклад, но с обратным знаком. Результатом шока от 90-х, умственной лени, предрассудка, будто «народу надо что попроще», бесплодного мусоленья советских десятилетий стала заряженность на «самый полный назад». Поколение детей изрядного возраста (от 40 до 70 и старше) не замечает, как пародирует перестроечные страсти, требуя вернуться в утраченную Швамбранию. Только перестроечная Швамбрания находилась на Западе (и лишь чуть-чуть в российском прошлом), а нынешняя локализована в «правильном», сталинском СССР, который мы-де утрачивали «последние 70 лет», ибо отказались от истинной веры.
Теперь-де остается каяться — не только за то, что «предали социализм за джинсы и жвачку», но также в том, что и при социализме после «катастрофы ХХ съезда» жили «без веры» (в вождя). На деле предательство, которое хуже «джинсов и жвачки», сталинистам видится в любопытном и сострадательном — короче, антисоветском — отношении к русской истории. Такое «покаяние» обернется валом новой русофобии (похлеще либеральной перестроечной) и радостным пресмыкательством перед Китаем и КНДР.
Подозреваю, в Китае сталинистское покаяние встретит еще более брезгливый прием, чем угарно-перестроечные надежды на «бочку варенья да корзину печенья» получили от корифеев капитализма. Китай, чтя свою длинную и горькую историю, почитая добродетельных мужей в государственной службе, не поймет наших необольшевиствующих, а то и полпотствующих эгалитаристов-опрощенцев с присловьями про «элитку» (которую нужно, хи-хи, почаще расстреливать!) и про «хруст французской булки» (миф о псевдозападничестве, которым попрекают всех, кому русские до советской перековки не кажутся скотом или зверьми). Но равнюки-эгалитаристы когда-нибудь получат по заслугам — а подлинного сострадания достойны будут западные правые, пока сочувствующие русским.
А что касается Сталинграда... Видимо, в Кремле услышали, что речь опять зашла о мандате на идеологический февральский переворот. И просившим его дали понять, что в России революции строго воспрещены.