– Я все время вспоминаю о Володе: 25 января ему бы исполнилось 85 лет, – делится Лариса Анатольевна. – На каждой встрече со зрителями мне задают вопросы о нем. А в моей творческой программе есть посвященная ему страничка. Из-за того, что мне регулярно приходится о нем рассказывать, лично у меня складывается такое ощущение, что все будто было вчера, позавчера. Все наше общение свежо до сих пор. Володя по-прежнему живет в моем сердце, мыслях, разговорах.
– Тем более что Высоцкому вы обязаны своей жизнью!
– Это, конечно, громко сказано. Но история забавная была. На съемках «Вертикали» в один из дней у нас было небольшое застолье. И в том ресторане, где мы кушали, висел потрет Сталина. Чтобы вы понимали, на дворе был 1966 год.
В то время многие были настроены против Иосифа Виссарионовича. В нашем поколении любви к нему не было. Поэтому я мальчикам-грузинам, которые были с нами, говорю: «Что же этот душегуб и изверг висит над вашим столом?» Я совершенно спонтанно об этом сказала. А надо было думать, с кем я разговариваю. Сталин, как известно, был грузином. И для этих молодых ребят, конечно, мои слова стали ударом ниже пояса. Они сразу вскочили и в секунду кинулись ко мне. Грузины же ребята пылкие, эмоциональные. Один из них нож схватил…
– Вы, наверное, сильно испугались?
– Не успела даже. Все произошло в считаные секунды. Володя с Станиславом Сергеевичем Говорухиным с двух сторон бросились меня защищать, их останавливать. Может быть, ничего бы, конечно, и не произошло. Но такая ситуация была, мягко говоря, нервная. Они этих ребят успокоили, за что я им очень благодарна и по сей день. Мальчики-грузины меня не тронули. Правда, с тех пор они со мной не общались. Все время, когда мы потом пересекались, они отходили в сторону, все время отворачивались от меня. Я, конечно, сама была виновата. По глупости своей сказала про Сталина, не нужно было это говорить.
– У вас с Владимиром Семеновичем всегда были ровные отношения? Или ссорились?
– Нет, громких ссор не было. У нас с Володей были хорошие отношения. Мы подшучивали друг над другом. Я как-то в Германии купила очень красивые тренировочные брюки. Он увидел и говорит: «Такие брюки у тебя страшные – даже сниматься не хочется!» Вот такие у нас были отношения. С ним очень дружил мой муж – Алексей Чардынин, кинооператор. Когда мы с ним разошлись, Володя остался дружить с ним. А мы уже общались меньше. Высоцкий же очень ценил дружбу. И у них с Лешей была по-настоящему крепкая мужская дружба. Мне там места уже не было.
– А все говорят, что вы перестали общаться из-за Марины Влади?
– Нет, основной причиной было наше расставание с Лешей. Что касается Марины, то она – мудрая женщина, у них с Высоцким были хорошие отношения. Благодаря ей, кстати, Володя оказался впервые за границей и полмира объездил. Он даже какое-то время жил во Франции. Но свою судьбу связывал только с Советским Союзом.
– Высоцкий часто бывал у вас в гостях?
– Когда мы жили с Лешей - регулярно. И всегда приходил с шампанским.
– Почему именно с шампанским?
– Володя, как ни странно, уважал этот напиток. И он знал, что я тоже очень люблю игристое. Мне до сих пор, когда приходят друзья, несут шампанское. Я тут же накрывала стол, и мы сидели до утра. В то время продукты достать было сложно, но у нас всегда был хороший стол. Все было вкусно, по-домашнему. Я люблю готовить, это мне доставляет радость. Могу накрыть стол за пару минут. Так что голодным Володя никогда не уходил.
– Высоцкий всегда пользовался огромным успехом у женщин. Чем он их брал?
- В нем было сильно развито мужское начало. Конечно, женщины перед его харизмой просто не могли устоять. Когда он брал в руки гитару, происходила просто какая-то магия. Он завлекал, притягивал к себе.
– Как же так получилось, что у вас не случилось романа?
– Володя же дружил с моим мужем. Поэтому мы дружили семьями.
– Владимир Семенович вам сейчас снится?
– Конечно, снится. У меня однажды был такой сон странный, который я до сих пор помню. В тот период у меня как раз все стали активно спрашивать, правда ли, что мне Высоцкий посвятил песню «Она была в Париже». Я всем отвечала: «Конечно, мне. Он сам так сказал». И вот однажды мне снится сон. Я иду по студии Горького, а навстречу – Володя в историческом костюме. Он видит меня, берет за плечи и улыбается. А я у него спрашиваю: «Володь, скажи, ну ты точно мне посвятил песню?» Он тут же отвечает: «Ларис, ну, конечно же, тебе. А кому еще?»
Мы идем по коридору, в одном из павильонов открывается дверь, и оттуда – яркий-яркий свет. Володя заходит, я пытаюсь идти за ним. А он неожиданно останавливается, разворачивает меня и говорит: «А тебе сюда не надо. Иди в обратную сторону».
– Получается, что вас он оставил здесь.
– Получается, что так. У меня, кстати, часто спрашивают: почему Володя ушел такой молодой? Я думаю, что он надорвал свое здоровье. Сердце не выдержало. Столько работать, сколько он, не мог никто. У него был очень напряженный график: съемки, спектакли, выступления… Он вполсилы не мог работать, себя не жалел. Отдавал себя на сцене полностью и без остатка. Одни сплошные нервы, работал на разрыв аорты.
Я помню, на Таганке был спектакль по Есенину. Так у него просто во время спектакля лопалась кожа и шла кровь. Я ни у кого больше такого никогда не видела. Понимаете, с такой отдачей он работал? Эмоционально и физически такую нагрузку тяжело было выдержать. А ведь у него была еще и болезнь.
– Вы думаете, он бы сейчас был востребован?
– Думаю, что да. У него было бы достаточно сейчас тем, о чем писать песни и стихи. Может, они у него сейчас были бы сильнее, чем до этого. Я считаю, что у него материала много было бы на сегодняшний день.