Да, это больно осознавать — говоря словами «мировой мамы» Марины Дмитриевны (Любовь Добржанская), бестактно таким образом напоминать о нашем собственном возрасте. Но… оторвавшись от экрана, посмотрим по сторонам: когда мы в последний раз видели на улицах рейсовые «ЛиАЗы»-«скотовозы»? Когда носили «костюмные» (те, что не джинсы) брюки, кроме как в офис с дресс-кодом или в оперный театр? А меховая шапка и дубленка — не сданы ли давно в архив, исчезнув из повседневной носки?
Более того, уже сейчас взрослые дети людей среднего возраста с некоторым стыдливым непониманием смотрят на психологические выверты героев, обусловленные специфическим воспитанием советского человека (причем совершенно конкретного — «детей войны» — поколения). От не поворачивающегося сделать предложение языка Жени до пьяного душа Ипполита — вот зачем они все это делают, чтобы что?.. Не говоря уже о том, что некоторые слова и поступки мужчин в фильме по нынешним меркам тянут минимум на «административку»…
Итак, потихоньку все дальше от нас становится быт, да и многие психологические моменты требуют все более подробного комментария. Значит ли это, что «Ирония судьбы» скоро присоединится к ряду «архивных» картин вроде фильмов учителя Рязанова Ивана Пырьева («Трактористы», «Свинарка и пастух», «Кубанские казаки»)? Покажет, конечно, время, а мы попробуем сейчас взвесить. Заодно, кто еще не успел, нарядим елку и проводим этот сумасшедший год, еще больше подчеркивающий, что со времени премьеры «Иронии...» прошло уже 47 лет.
Ностальгия по-настоящему
Москва и Питер — до сих пор во многих районах советско-панельные. И тот самый дом в конце Ленинского проспекта, который сыграл оба «дома-близнеца» с третьих улиц Строителей, стоит себе. А все-таки основная часть деталей в кадре, что на улицах, что в интерьерах, — уже ностальгия. Переберем же, как перебираем елочные игрушки, извлекаемые из наполненных ватой коробок.
Балконы панельных домов — все до одного, как положено по проекту, — открытые. Не видно ни одного застекленного. Попробуй найди хоть один такой дом сейчас. Впрочем, можно найти: есть панельные дома для дипломатов и прочих «непростых» людей, которые обслуживают не обычные управляющие компании, а Управление по делам дипломатического корпуса (УПДК) МИД или другие ведомства. Там бывает как в семидесятых: все аккуратно подкрашено, подъезды сохраняют остекление, а балконы не застеклены.
Медленный, гремящий вечно разлаженным двигателем, но теплый и с коробкой-автоматом автобус «ЛиАЗ-677». Ностальгия? А то! Прямо сейчас последние рейсовые «скотовозики», они же «луноходы», покидают город Арзамас, где работали до этого года. Их ждет, кстати говоря, не свалка: на аукционах за них чуть не передрались реставраторы, приспособившие старые автобусы для ретро-экскурсий.
Предновогодние лотки с красной рыбой, конфетами, советским шампанским. Нет, оно и сейчас в Москве такое есть. Но где вы видели в наше время Деда Мороза, играющего на настоящей, черт подери, гармошке? Не на баяне или аккордеоне, которые есть в программах музыкальных школ, а на трехрядке, которой учились только в деревне, да еще на фронте!
Давно нет и самопальных уличных гирлянд из крашеных лампочек накаливания с картонными рюшечками. Мало кто делает и бумажные цепочки для украшения дома. И кстати — обычный советский интерьер того времени незаметно стал называться (и являться) «настоящим бабушкиным». Риелторы неуважительно его так и называют — бабушатник… Король этого интерьера — ламповый 50-килограммовый телевизор. В обеих квартирах в фильме телевизоры одинаковые — черно-белые «Рубины-205», унифицированная модель, клоны которой выпускали на более чем десятке заводов по всему Союзу.
Заходишь на кухню — и тоже ностальгия (вот в каком-нибудь «Служебном романе» нет, а здесь да!). Слегка убогонький сейчас, но тогда прогрессивный кухонный гарнитур — бывали польские, но этот советский. Банки для бакалеи — в Москве яркие эмалированные, в Ленинграде бело-синие с пейзажами. На подоконнике — сифон в металлической оплетке (полцарства за комплект «резинок» для него! Серьезно!). Еще оплетенные бутылки — из-под болгарского вина.
Мелькают перед глазами и такие штуки, которые отлично смотрелись бы сейчас, а тогда немного опередили время. Ну скажем, алюминиевая квадратная универсальная сковородка с крышкой. Она была достаточно толстостенной, чтобы служить «почти сковородой для стейков» (а точнее, цыпленка табака — именно это блюдо в те времена прежде всего требовало таких сковородок). А ручка у сковороды была съемной, чтобы можно было ставить ее в духовку.
Книги, много книг. Почему они тоже ностальгия? А оглянемся вокруг — много ли сейчас молодых семей в квартирах со свежим ремонтом имеют прямо вот настоящие бумажные библиотеки? А тогда — соседи Лукашиных, что переезжают прямо под Новый год, таскают наверх сначала книги, а только потом шикарный детский велосипед «Бабочка» и пластмассового красного коня с белыми колесами…
В обеих маленьких «двушках» полезной площадью 32 метра у изголовья главных героев стоят одинаковые (ну да, в реальности — один и тот же, но пренебрежем) радиоприемники ВЭФ-12. Может быть, даже с экспортными коротковолновыми диапазонами 11 и 13 метров: вообще-то у нас эти приемники в торговую сеть не поступали, потому что на этих самых диапазонах как раз и вещали «вражеские голоса». Такой вот советский VPN, достававшийся по блату или за доплату кому надо… И ведь тоже уже ретро: кроме как FM-станции в автомобиле, кто когда в последний раз слушал именно радио?..
Вообще, в предметном мире большинства фильмов Рязанова хочется жить: маэстро очевидным образом любил красоту интерьеров и был большим модником. Здесь, правда, обусловленный сюжетом бардак после переезда — но зато как все становится мило в квартире Лукашиных, когда то ли мама, то ли Галя там прибираются перед Новым годом!
Можно ли «занырнуть» в тот мир и представить себе, что мы по-прежнему там? Да в принципе можно, почему нет. И даже не так дорого. Часы «ЗиМ» с кожаным ремешком — поискать на барахолках и в объявлениях, и тысячи за три найдешь. Тарелки Дулевского завода с золотой каемочкой из пятидесятых — тоже не редкость, как и хрустальные бокалы. Хрустальные чешские бра и электрический канделябр — ну, это либо долго искать, либо заплатить пару десятков тысяч за новые. Имеет смысл купить к летнему сезону и первый советский вращающийся вентилятор с резиновыми лопастями.
А зубодробительно ужасная «стенка» (830 рублей и 20 сверху — я дал 25) и румынское зеркало Лукашиных а-ля арт-нуво — те и вовсе бесплатно, за самовывоз. Как и стулья с красной обивкой, самая массовая советская модель. Замучаешься подклеивать и перетягивать, а так — задаром отдают или выкидывают. Равно как и те самые «Рубины».
Так что предметный-то мир недолго и воссоздать. Но где теперь возьмешь маму или хотя бы бабушку того поколения, что носило плотные дневные платья, блузки с шелковым бантом, а в ушах крупные серьги с темным камнем?.. И вот тут-то и проваливаешься в безнадежность…
Город на Неве
В банях (снимали-то, кстати, в коридорах «Мосфильма», так что прототип можно и не искать) и сейчас можно получить примерно такое же удовольствие (правда, никакого курения, да и с выпивкой строже). А вот улететь хоть куда-либо в бессознательном состоянии и с билетом не на свое имя нынче можно даже и не мечтать.
В 1975 году, как комментирует фильм исследователь истории транспорта Сергей Сигачев, авиабилеты (не важно, выписаны они были по старинке в региональных аэропортах или по-столичному, через АСУ «Сирена») были уже именные — сказались начавшиеся к тому времени угоны самолетов. И на входе в самолет билеты с паспортами должны были сличать. Впрочем, человеческий фактор — перед Новым годом могли отнестись невнимательно. Сейчас бы совершенно точно не прокатило, да и на борт человека в бессознательном от выпитой водки состоянии никто не пустил бы.
Зато торговля в аэропорту — почти дьюти-фри! — на месте. Ассортимент, кстати, очень грамотный: московские сувениры в виде сладостей фабрик «Ударница», «Рот Фронт», «Красный Октябрь» и Бабаевской. А для взрослых — те же апельсины и шампанское плюс «Московская особая».
Такси «Волга», подъезд, лифт и даже дверь квартиры 12 на 3-й улице Строителей, 25, — как мы знаем, идентичны, иначе кино бы не было. Но внутри — чем Ленинград от Москвы отличается (а Лукашины от Шевелевых)? Немногим, но кое-что все-таки есть.
Во-первых, телефонов в квартире у Нади сразу два! Один точно такой же, как у Жени, — красный и в комнате. А другой — зеленый и в прихожей. Технически могло такое быть? В принципе, да: если уж, что было маловероятно, новоселам прямо сразу после заселения поставили телефон, то провести вторую розетку вполне могли «за бутылку». Но все равно, каков размах!
Во-вторых, пока далеко не ушли от телефонов, — междугородный звонок в Москве выделяется отдельным сигналом (короткими звоночками, кто помнит — тот уж помнит, а кто нет — пересмотрите фильм!). А в Ленинграде, где тогда еще была шестизначная нумерация, нет — там звонки идентичны.
В-третьих, профессии героев и их мам отражаются в наполнении квартир. Точнее, только профессии Шевелевых: по внезапному школьному глобусу в изголовье мы понимаем, что она учительница (хотя зачем глобус словеснице?! Может быть, тот загадочный «мужчина два раза в неделю» был учителем географии?). А метровая линейка, набор лекал и профессиональный портновский манекен вкупе со швейной машинкой «Зингер» все говорят о профессии Надиной мамы.
От мамы же, видимо, и простецкие деревенские часы с кукушкой на стене (в Ленинграде такого не ожидаешь). А вот вполне продвинутый по тем временам фотоаппарат «Зоркий-4» — это уже культурные запросы и туризм, то есть, похоже, Надя собственной персоной. Столь же красноречивый атрибут, как и шахматы на столе у Жени.
Загадкой, причем почти полной, остается Ипполит — о нем вещи не рассказывают почти ничего. То есть оставляют уйму вариантов. Не бедный — духи «Клима», дубленка, самый престижный из тогдашних советских автомобилей «ВАЗ-2103». Кстати, машина-то — с московскими номерами! На секунду забыв слово «киноляп», пофантазируем: московский офицер спецслужб на спецзадании? Развод с женой-москвичкой и еще не «перевешенные» номерные знаки? Загадка.
Так или иначе, перед нами герои любимого рязановского поколения — конца 1930-х и начала 1940-х годов рождения. Как в «Дайте жалобную книгу» — только там еще молодые и полные надежд на изменение жизни к лучшему, а здесь потухшие и смирившиеся. И вместо шикарных проигрывателей и магнитофонов (где импортных, где новейших отечественных) тут довольно унылый, хотя и экспортный, рижский проигрыватель, потускневший мельхиоровый кофейник на окне. И прекрасные, но неизменно грустные песни.
«Лютый кринж»
Чтобы понять, что устарело в фильме до полного непонимания, мы попросили внимательно посмотреть «Иронию судьбы» студентов. Вот краткий конспект того, что нынешние двадцатилетние в фильме про своих бабушек и дедушек считают «лютым кринжем» (для бабушек и дедушек придется пояснить, что это примерный синоним «стыда»):
— Дубленки, в которых ходят оба главных героя. Еще и меховые шапки — тут отметилась и героиня Барбары Брыльской.
— Неизменные портфели в качестве универсальной мужской сумки. Божечки, они таскают в них банные веники: это негигиенично же, особенно в транспорте и такси. А потом этим же веником по голому телу? И почему в банях веники не одноразовые?!
— Галя требует у Жени верхушечку (навершие для елки, вполне фаллической формы), он бестолково предлагает ей вместо нее два шара. Доктор Фрейд бы порадовался.
— Электрическая свечка — слабая заявка на хюгге. Они правда считали, что это мило или круто?
— Продукты на кухне — как из этого можно что-то приготовить? Майонез, шпроты, лимон… Очень убогий набор.
— Холодильник — очень маленький. Как с таким жить хозяюшке, которая все время готовит? Ну, наверное, никто из героев и правда не готовит, а едят что придется.
— Галя спокойно берет какой-то чемодан и развешивает оттуда вещи в Женин шкаф. Это она пришла к нему уже с вещами или она совершенно нетактично разбирает их с мамой вещи?
— Адовейшие дешевые советские гитары, видно даже без стоп-кадра. На такой играть невозможно, тем более так грамотно.
— Целуются, вот уже переместились на кровать, но тут Галя сбегает: ах, у меня много дел. Ужасное «динамо», фу такой быть. Или не целуйся, или не уходи.
— А еще у Жениной мамы ужасное зеркало в виде сердечка.
— В аэропорту. «Пойдем простым логическим ходом». Алкоголь вообще зло, а вот эти псевдонаучные рассуждения — это и есть «спор физиков и лириков»?
— Кстати, еще про алко. Интересно, что пиво, по их мнению, не алкоголь: они его в бане пьют и говорят, что «сухие».
— А что, такси были дефицитом тогда? Почему за ними так бегали?
— Пьяный Женя, целующий дога, — это не только «днище» само по себе, но и опасно. Собаки перегар очень не любят, могут немного и сожрать.
— А вы замечали, что у Нади холодильник как избушка на курьих ножках? То задом, то передом?
— И еще: все зачем-то зимой в грязных сапогах идут в комнату и там раздеваются. Хотя у них в прихожей есть вешалка!
— Чучело птицы у Нади и замученные рыбки в позеленевшем аквариуме у Жени… Все понятно с их отношением к домашним питомцам.
— Зачем, черт возьми, Женя сидит на стуле с ногами, когда поет песню? И Надя тоже?
Вне времени и снова в моде
Итак — многое устарело, многое. Но многое и уцелело. Составим и здесь список, самое новогоднее занятие.
В домах — ну, сами дома живы по большей части. И градусники на окнах до сих пор вешают. И шкафчики выносят на балконы (правда, сейчас уже обычно остекленные). И хрустальные бокалы снова в моде после пары десятилетий увлечения «демократическим стеклом». Не говорим уж об обогревателях-рефлекторах: дважды в год, в мае и в сентябре, мы все их используем.
Кое-какие вещи вообще оказываются сверхстильными. Этажерка-стремянка у Нади — «Икеа», даже ты такого не продавала! Свернутые в трубочку ковры успели снова войти в моду.
Костюмы Гали — вполне нормальные и для наших дней (батник, брюки, да и вечернее платье, если повод есть). Белая шубка из «чебурашки» и к ней мохеровые шапка и шарф — так и вообще отлично.
Надя — да, шерстяное горчичного цвета платьице ужасно устарело, но и тогда Барбара Брыльска на него ругалась. А вот ее собственные вещи — пальто, брюки, трикотажная кофточка, сапоги — и сейчас можно надеть, хотя и смотреться это будет… Как на учительнице, собственно, русского и литературы!
Что же мужчины? Женя, сняв дубленку, вполне адекватен своим твидовым пиджаком (только сейчас к нему нужны были бы джинсы), а тем более свитером крупной вязки в первых эпизодах. Смешно, но даже пластиковая оправа его очков, которая долго казалась нелепой, несколько лет назад вновь побыла ультрамодной (сейчас — один из вполне допустимых вариантов).
А французские духи (в «Иронии» — это Climat от Lancome) и вовсе никогда не выходили из трендов. Как и красивое кружевное белье и стильный ночной халат Нади.
Старые вещи как идентичность
Что еще сохранилось — старые вещи в домах, которые и делают каждую из наших квартир непохожей на сто тысяч других. Ширма «фамильная», люстра и прочие семейные сокровища — это и делает дом домом. Что полвека назад, что сейчас. И многое о нас говорит.
Скажем, та самая ширма (в стиле шинуазри, скорее всего, начало ХХ века) — говорит она о том, что героиня Любови Добржанской, как и Алиса Витальевна из «Покровских ворот», — женщина не из низов. Впрочем, об этом же говорят и пианино, и манеры. А медный таз для варенья — признак, что когда-то как минимум у Марины Дмитриевны была жизнь на даче или в уездном городе, где такой таз был необходим…
Этот образ «хорошего дома» подтверждается сервировкой: Женина мама выставляет на стол тканые салфетки в серебряных (ну, может быть, мельхиоровых) кольцах! В завалах вещей есть и изящная этажерка начала ХХ века, и стулья века XIX, и шляпные коробки, и антикварная супница. Венчает дело скульптурная керосиновая лампа с керамическим ампирным основанием. Марина Дмитриевна — из старых горожан. И теперь мы не видим ничего невероятного в том, что Женя дружит с «теми самыми» Катанянами — в реальности с сыном последнего мужа Лили Брик Василия Катаняна дружил сам Рязанов, и Галя, если бы понимала, в какие круги ее зовут, бежала бы в эти гости, роняя туфельки!
Лампа ленинградцев скромнее — зато у Нади с мамой есть истинно питерское роскошное зеркало в прихожей. В остальном же очень может статься, что это Лукашины москвичи «старые», а вот Шевелевы — ленинградки в первом поколении. Вполне возможное дело — после блокады в Ленинград приехало работать много тысяч людей из разных областей РСФСР и не только.
Почти в каждом кадре «Иронии судьбы» — новогодние елки. Их наряжают, ими любуются, они декорируют собой все общественные пространства. Это тоже тот мостик, который связывает и будет связывать мир «Иронии судьбы» с нашей современностью.
Елка — это всегда сказка и связь поколений. Вот, например, передаваемая через поколения мудрость: шарики с «впадинами» нужно вешать рядом с фонариками, чтобы отражали свет. Или — что вешать сначала, шарики, фигурки или вообще мишуру? Звездочку сажать наверх или ту самую «верхушечку»?
Мы наряжаем елку и следим за давно знакомыми репликами героев, испытываем всю гамму чувств, от отвращения до нежности, за три часа. А потом вплетаем в речь реплики из фильма — от «иди в баню» до «надо, чтобы ты хоть кого-нибудь слушался». И одно это уже значит, что «Ирония судьбы» — неустаревающая штука. Хотя в ней все больше вещей исторических, не знакомых нам в быту, все равно — эмоции-то остаются теми же самыми. «От тебя, — как, опять же, говорится в фильме, — не убежишь». С чем нас всех и можно поздравить.