Справка «МК»: 26 сентября 34-летний Артем Казанцев ворвался в школу №88 города Ижевска, которую когда-то окончил, и открыл огонь по людям. В результате стрельбы на месте погибли 17 человек: трое учителей, школьный работник, два охранника и 11 детей, еще одна девочка позднее умерла в больнице. 15 человек получили ранения. Казанцев покончил с собой на месте преступления.
О том, как сложилась судьба ребят, чудом выживших, но пострадавших в тот страшный день, рассказала уполномоченный по правам ребенка Удмуртской Республики Ольга Авдеева.
«Кто-то из 13 ребят уже приступил к занятиям в школе, кто-то обучается на дому, а кто-то долечивается, — говорит омбудсмен. — Мы посетили практически все семьи, школьники пришли в себя. К тем, у кого идет обучение на дому, приходят педагоги.
Вообще, у каждого ребенка все по-разному. Есть дети, которые нуждаются в реабилитации, есть те, кто нуждается в психологической помощи, они это все получают. Есть дети, которым уже определена инвалидность (их десять человек), еще два ребенка в процессе подготовки документов на инвалидность.
В принципе, сейчас состояние детей почти у всех удовлетворительное, но, как показывает практика, очень многое зависит от состояния взрослых, то есть родителей ребят. Некоторые из них даже больше нуждаются в психологической помощи, с ними тоже работают. Это крайне важно, потому что там, где спокойная мама, там ребенок спокоен, там все хорошо. Мы эту проблему знаем и решаем.
Все выплаты от правительства республики проведены, есть все необходимые больничные, помощь оказаны (вплоть до того, что у одной мамы ребенок ходит на костылях, и ей нужен был ковер, потому что костыли разъезжались). В общем, все до таких мелочей отработано. Понятно, что состояние у всех ребятишек разное, разбираемся по каждому случаю».
В самой школе №88, где произошла трагедия и которую многие жители Ижевска сейчас обходят стороной, заканчивается ремонт, и с 6 февраля (эта дата уже озвучена) дети смогут уже в ней учиться.
«Школа не работала, — пояснила Авдеева. — А сейчас снова дети смогут туда пойти. Насколько знаю, многие ребята не боятся возвращаться, хотя мнения разные. Звонят даже родители, спрашивают, когда закончится ремонт.
Да, были факты, когда детишки только начали учиться в других учебных заведениях после трагедии и боялись каждого звука, шороха, бросались под парты. С ними опять-таки работали психологи. Многие ребята выезжали в лагеря, там тоже с ними работали, на уроках сидели психологи на задних партах. Эта работа продолжается, и мы понимаем, что она будет еще долго идти».
Хочет вернуться в свою школу и дочка Анастасии Араслановой, 10-летняя Виктория, которая чудом выжила в тот роковой день и сейчас не может ходить, не чувствует половины своего тела, получив четыре пулевых ранения.
«Вика у меня старшая дочка, есть еще младшая, Валерия, у них разница два года, — рассказала «МК» мать девочки Анастасия. — Бог помиловал мою Вику в тот день, помиловал, она осталась жива! Из Москвы мы прилетели домой в два часа ночи 13 декабря.
Лечились в больнице им. Пирогова, ей сделали операцию 27 сентября (туда мы прилетели на санавиации, где врачи обнаружили четвертую пулю и изъяли ее). Там же потом была реабилитация.
У дочки было ранение выше запястья, в предплечье, ранение в грудную клетку (здесь пуля сильно «погуляла» внутри, сломала левую лопатку, два правых ребра, пробила правое легкое и вылетела через шестой и седьмой позвонки). Сейчас ребенок пока не ходит, но шанс на восстановление есть.
После больницы им. Пирогова мы лежали на реабилитации еще в частной клинике. Попали туда случайно! «Дедушка Мороз» (я до сих пор его так называю) заплатил 600 тысяч рублей за реабилитацию Вики на 20 дней, вот мы и оказались там. Знаю только, что этого хорошего человека зовут Андрей и что он работает в газовой компании, больше ничего. Он решил остаться инкогнито. Там была очень сильная реабилитация. Буквально за эти 20 дней Вика укрепила спину, руки, смогла на кровати вставать на локти и садиться. Там ведь еще большой бассейн есть, который сейчас нужен, чтобы у нее мышцы все работали».
— Как себя сейчас чувствует Виктория и какая помощь ей оказывается дома, в Ижевске?
— Я на днях ходила на прием в министерство здравоохранения республики, к министру. Она сказала мне, что нас будут поддерживать во всем, не бросят, все, что надо, сделают, помогут, даже она лично заплатит, если будет нужно. Морально дочка сейчас успокоилась, состояние у нее хорошее, она уже не вспоминает тот страшный день в школе, А до этого очень часто вспоминала. Был даже такой момент в Москве, в больнице, что она думала, будто там лежат все дети, которые пострадали в ее школе.
А вот мама девочки раз за разом возвращается в тот роковой день.
«Это был конец третьего урока. Вика помнит, что в класс зашел дяденька весь в черном, в маске, помнит, что у него был нарисован крест, а потом он расстрелял учительницу и сразу начал стрелять в нее (дочка сидела на первой парте в среднем ряду. — Прим. Авт.). После этого Вика потеряла сознание.
Как я сама все это пережила? Врагу бы такого никогда не пожелала. Сейчас тоже тяжело, но стараюсь, держусь, пью пустырник, магний, успокаивающие разные. Но не могу до сих пор восстановиться. Муж оказался покрепче меня, но в первый день, когда это все случилось, он просто ревел, как раненый медведь.
Слава Богу, что дочь жива и шанс на восстановление есть. Спинной мозг позвонка у нас целый, а в шестой и седьмой отделы позвонка дочке поставили металлические пластины, конструкцию. 9 января мы снова летим в Москву на реабилитацию в больницу им. Пирогова. Там тоже замечательные люди, врачи. Отзывчивые, стараются, помогают. Ей должны какие-то электронные протезы предоставить, чтобы начали работать функции мочевого пузыря и т.д. Пока она ничего не чувствует, чувствует все только до половины груди. Но за два с половиной месяца чувствительность спустилась ниже, и это уже прогресс!
Голосок у Викули сейчас уже бодрый, она разговаривает, не замыкается в себе. Она мне все говорит: «Мама, я обязательно буду ходить, встану и буду учиться». Дочка мечтала быть врачом, идти в медицину.
С другими родителями пострадавших ребят я общаюсь, мы стали родными друг другу. На днях я ходила в эту школу, мне сказали, что ее скоро откроют после ремонта. Как поняла, там будет очень красиво. И младшая дочка, и старшая вернутся туда. Они этого хотят. Вика так и сказала, что, когда встанет на ноги, обязательно пойдет только в эту же школу. А ведь я сама училась в ней! И этого подонка, который все сделал, я его знала, мы учились в параллельных классах и жили в соседних домах.
— Какой он был в детстве и почему, как вы думаете, он пошел на такое злодеяние?
— Тихий, скромный мальчик, ни с кем не общался, замкнутый в себе. Помню, что кидался камнями в девчонок, дергал за косички нас, таскал за рюкзаки, а с мальчишками не дружил.
Не знаю, что с ним случилось, что произошло, но думаю, что ему мозги капитально промыли. У человека, который не работает и живет с бабушкой и мамой, откуда-то появилось 20 пистолетов ПМ и 300 патронов переделанных. Когда мне в больнице показали извлеченную из дочки пулю, то сказали, что с такой пулей можно идти охотиться на крупный рогатый скот. Врач так и признался, что мой ребенок «родился в рубашке», что получить столько ранений и остаться живой — это чудо! И у девочки моей очень сильный ангел-хранитель.
Мама тяжелораненого в висок 15-летнего Роберта, который сейчас в реанимации, вспоминать о страшных событиях того рокового дня не хочет. Она только молится, чтобы сын выжил, и просит помощи и сострадания у чиновников и медиков.
— Сын сейчас в первой клинической республиканской больнице. Я каждый день с ним, только вечером ухожу домой спать, и в Москве тоже рядом с ним была, — рассказала «МК» Раушания Бурханова. — Еще у меня старшая дочь, 33 года, у них разница, конечно, большая, сама уже я бабушка. Родила поздно, в 36 лет, очень мы с мужем хотели сыночка!
А вот сейчас он без сознания, ни разу после этого ранения в себя не приходил. Глаза, правда, открыл еще в Москве, в больнице, врачи говорят, что он как бы из естественной комы вышел, однако все равно без сознания.
Мне страшно все вспоминать. Роберт учился в девятом классе 88-й школы, мы живем в трех шагах от нее. В тот день я была в отпуске, варила варенье, когда пришло сообщение по телефону от другой родительницы, которая спрашивала меня, что происходит. А я знать ничего не знала. Ее мальчик успел написать ей: «В школе стреляют, мама, я тебя люблю, очень люблю». А мы до сих пор не можем открыть телефон Роберта, у него там всякие пароли, как и на компьютере.
После этого я сразу прибежала в школу, детей уже выпускали, приехали МЧС, «скорая». У сына был урок английского языка (это я потом узнала), когда все случилось. В школу нас не пускали. Через дорогу детский садик, туда детей и выводили.
Я стала искать там среди других своего ребенка, воспитателей спрашивала, но не нашла. Потом одна женщина сказала, что его увезли. Приехала дочь, мы нашли Роберта в республиканской больнице. Мне сначала сказали, что ему пуля попала в руку. Но они знали, что на самом деле происходит, просто не смогли сказать. И родителям, у кого погибли дети, тоже сначала не говорили ничего.
Через три часа нас позвали к хирургу, он объяснил все — сын получил пулевое ранение в голову, пуля попала в висок навылет. Сказал, что Роберт в реанимации. Нас, конечно, туда не пустили, но ночью мы смогли к нему все-таки попасть.
Сынок лежал в коме, лицо опухшее, не узнать, это страшно… Ему сделали очень сложную операцию, ведь пуля прошла насквозь.
На следующее утро мне позвонил нейрохирург и сообщил, что Роберта, возможно, увезут в Москву. Всей семьей мы подписали заявление на согласие, и я полетела на санавиации вместе с ним. Нас положили в Бурденко, где сын находился 54 дня. 20 ноября его вернули обратно в Ижевск. Сейчас он находится в общей реанимации клинической больницы.
Из Москвы обратно мы ехали в поезде 17 часов под присмотром врача и медбрата. В пути у сына поднялась температура до 39,9. Но на самолете было нельзя переправлять — давление могло скакнуть.
А сейчас у нас пролежни появились от того, что его вовремя не поворачивали сопровождающие работники. А я ведь предлагала поворачивать! Я по профессии последние четыре года работала в военном госпитале Ижевска, знаю, что к чему. Да и мальчик у нас высокий. Но мне сказали, что матрас противопролежневый и ничего не будет.
— Есть ли надежда на выздоровление Роберта?
— Доктора говорят, что нет. Якобы исследования это подтверждают, и Минздрав уже «похоронил» нас, сказали, что домой можно хоть сегодня забирать.
Я только бесконечно молюсь. Он не двигается, руками и ногами одергивается, но это рефлекторно. Не приходит в себя мой сынок!
Он хотел после девятого класса поступить в техникум и учиться на механика. Мечты были разные. Мы в Ижевске живем с 1988 года, а сами родом из Татарии. С мужем очень мечтали о сыне, когда он родился, души в нем не чаяли. У Роберта никогда в классе никаких споров не было, много друзей было, он был добрым, разнимал даже мальчишек, если какие драки между собой, ссоры происходили.
Сын спокойный, сильный. Очень ко мне хорошо относился. Даже если я что-то новенькое покупала, увидит на мне - и говорит: «Ой, мам, как тебе хорошо».
Все это лето он провел у моей свахи в Удмуртии, она уехала на море и попросила приглядеть за хозяйством. Он ухаживал за кроликами, курами, кошками, собаками, по дому все делал…
Сейчас ему нужна постоянная помощь, нужны терапия, реабилитация, а нас отправляют домой! Я не верю, что мой сын не выживет. Не верю! Надо с ним работать, а дома я сама что с ним сделаю?! Реабилитация — это же не только терапия. За что это ему выпало все? Первую помощь оказали и хотят бросить нас на произвол судьбы, потому что нельзя помочь. Как же это? Помогите нам!
Как сообщила заместитель министра здравоохранения республики Наталья Соколова, буквально вчера все данные о состоянии здоровья Роберта, а также других детей были отправлены министру здравоохранения.
«Мы на постоянной связи с родителями и продолжаем оказывать им всяческую помощь и поддержку. Три школьника сейчас проходят реабилитацию и восстановительное лечение в республиканской детской клинической больнице. Еще трое детей после новогодних праздников поедут на реабилитацию в московские клиники. Состояние одного из пострадавших детей, к сожалению, остается тяжелым. Мальчика переведут в паллиативное отделение».
Да, сердце мальчика работает, сосуды здоровые, но сколько он вот так протянет, одному богу известно. Родителям предстоит сделать тяжелейший выбор: остаться ли ребенку в паллиативном отделении детской реанимационной больницы, или забрать домой и ухаживать за сыном самим.
«Помощь нам окажут, но какую? Нас просто хотят отправить домой или в хоспис, где сын будет доживать свои дни. Разве такое возможно?! — плачет мама мальчика. — Он жив, и его можно спасти!».