«Пришла в военкомат и сказала: «Хочу служить»
«Как девчонкам идет форма», — замечает коллега, когда прапорщик медицинской службы Екатерина Иванова и лейтенант медицинской службы Мария Мирошниченко идут по нашему журналистскому залу. Военные медики действительно привлекают всеобщее внимание. Ладные, стройные, с безупречной выправкой, с медалями «За отвагу» на груди, они заметно смущаются под нацеленными на них камерами. Открыто улыбаются, а глаза остаются серьезными, много повидавшими, будто присыпанные пеплом…
Знакомимся ближе с одной из них — фельдшером хирургического отделения медицинской роты Екатериной Ивановой. Девушка-прапорщик — невысокая, хрупкая, но когда начинает говорить, в ней сразу чувствуется огромная внутренняя сила.
Катя рассказывает, что родилась в Магадане, в два года переехала в Белгородскую область, город Строитель, где жила ее бабушка.
— У нас в роду не было ни медиков, ни военных, — делится с нами Екатерина. — В школьные годы учитель по основам безопасности жизнедеятельности (ОБЖ) решил подготовить меня к олимпиаде. Мне все давалось легко, будь то облачение в общевойсковой защитный комплект на время или разборка и сборка автомата. Я занималась спортом, преимущество отдавала игровым видам: волейболу, баскетболу, футболу. Во время подготовки к олимпиаде к преподавателю по ОБЖ приехала его дочь, которая работала врачом. Она показала мне, как правильно накладывать повязки и шину. Я заняла первое место на городской олимпиаде, а потом поехала на областную олимпиаду.
Полученные навыки повлияли на решение девушки поступать в медицинский колледж, который является подразделением Белгородского национального исследовательского университета.
— Училась с увлечением, все четыре года занималась русской лаптой. Наша команда не раз занимала призовые места на областных соревнованиях. Но в материальном плане мне было довольно тяжело. Я из небогатой семьи, меня воспитывала бабушка. Я все время подрабатывала — и полы мыла, и официанткой работала.
Катя вспоминает, как однажды ехала домой в автобусе, была уставшей, в отчаянии, думала: зачем ей это учеба? Может, все бросить и идти работать?
— Передо мной сидела матушка. Я не знаю, как она могла почувствовать мое состояние, как прочитала мои мысли. Повернувшись ко мне, она спросила: «Ты где учишься?» Я сказала: «В медицинском». Она обратилась ко мне: «Обещаешь, что не бросишь?» Сказала матушке: «Обещаю». И такие судьбоносные встречи были у меня потом не раз.
Окончив медицинский колледж в 2013 году, Катя имела на руках сертификат массажиста и косметолога. Могла пойти, как ее подруга, в салон красоты, жить размеренной жизнью, хорошо зарабатывать.
— Но у меня все мысли были о военной медицине. Как раз позвонила староста группы, сказала: «Идет набор в армию, не хочешь попробовать?» И я, собрав все свои медали и грамоты, пришла в военкомат и сказала: «Хочу служить». Они сказали, что таких девочек у них еще не было. Я быстро, за две недели, собрала все необходимые документы, приехала, взяла отношение и попала в танковую дивизию, в отдельный медицинский батальон.
— Как вас приняли?
— Очень тепло. Коллектив оказался очень дружным и сплоченным.
Начались дежурства, в том числе и в приемном отделении. Катя выезжала на срочные вызовы, когда кому-то из бойцов становилось плохо. Сопровождала танкистов, когда они отправлялись на стрельбы и на соревнования.
— Служу в прославленной танковой дивизии уже десятый год, — с гордостью говорит Катя.
Узнав, что в начале года планируются учения, Екатерина зашла к командиру, попросила: «Возьмите меня с собой!» Но услышала: «Оставайся в части, у тебя много работы».
— Потом мне еще несколько раз было сказано «нет», «нет» и «нет». А перед самым отъездом на учения я вдруг неожиданно получила «добро», как говорится, «запрыгнула в последний вагон».
А вскоре началась специальная военная операция.
«Целенаправленно били по машине с красным крестом»
Катя рассказывает, как действовала их батальонная тактическая группа. Они с девчонками-медиками передвигалась на санитарной машине-«буханке». Все были в военной форме, бронежилетах, касках.
— А у медиков есть оружие?
— Конечно, полный боевой комплект — пистолет и автомат. У нас постоянно проводятся стрельбы. Есть нормативы. Я, например, участвую в соревнованиях и по стрельбе, и в пятиборье.
Катя делится, что, как только они выстроились в колонну, по ним начали бить, целились в головные машины и те, что были в конце.
— Наш начальник скомандовал: «Выходим все и ложимся в траншею рядом с дорогой». Нас было семь девчонок, кто-то успел схватить спальники, расстелили их, легли все рядом. Был февраль, холодно. Мы всю ночь пролежали на земле. Спали по очереди, смотрели в сторону посадок, наблюдали за обстановкой.
В этот же день пошли первые раненые.
— Первую медицинскую помощь оказывали и в нашей санитарной машине-«буханке», и в санитарном автомобиле на базе «КамАЗа». Ранения были серьезными. Наши девчонки начали эвакуировать бойцов. Успели добраться до госпиталя и вернуться.
Спустя неделю их батальонную тактическую группу снова обстреляли.
— Мы заехали в лес, который был наполовину заминирован. Ребята копали окопы, мы оказывали медицинскую помощь бойцам. Только-только стемнело и начался обстрел, пошел первый раненый, второй… С рассветом, как только закончился обстрел, было принято решение об эвакуации. Подошел начальник, определил, что раненых будем сопровождать мы с Машей — лейтенантом медслужбы Марией Мирошниченко.
Санитарный автомобиль, на котором был хорошо виден красный крест, стал мишенью для ВСУ.
— Мы проехали километров 50 и попали под артиллерийский обстрел. Первый снаряд прилетел по разведчикам, которые ехали впереди нас. А потом начали бить по нам из «Джавелина» (американского переносного противотанкового ракетного комплекса. — Авт.). Глянув в окно, я увидела пламя высотой три метра. Раненые, кто мог ходить, выскочили, начали отстреливаться. Мы остались с тяжелоранеными, ждали, когда обстрел закончится, чтобы двигаться дальше. И тут снаряд прошил насквозь нашу машину. Пробил одну стенку кузова, другую и воткнулся рядом в траншею. Мы были внутри. И просто чудом остались живы.
Бойцы, которые находились поблизости, думали, что девчонки-медики погибли.
— И тут мы начали выползать — одна, вторая…
Катя говорит, что помнит только, как прикрыла собой раненого бойца, который лежал перед ней на носилках. Потом увидела в кузове машины дыру и не могла понять, краем сознания отметив, значит, и в ней должна быть дыра…
— Я не помню, как выбиралась из машины. Этот момент напрочь вышибло у меня из памяти. Когда прикрыла собой раненого, меня посекло осколками. Были отметины на бронежилете, на каске. Осколки попали мне в шею, в руку, поясницу. Я не сразу поняла, что ранена, дикой боли не было. Смотрю, руки шевелятся, подумала, это же хорошо. Когда залезла в траншею около машины, ко мне уже бежали ребята. У меня из рукава капала кровь, весь рукав наполнился кровью. Бойцы мне разрезали рукав, наложили жгут. Подбежала Маша, стала оказывать первую медицинскую помощь. Вколола анальгетик. А дальше мы уже эвакуировались в деревню, а потом доехали до нашей колонны. Меня с Машей и другими ранеными эвакуировали в госпиталь.
Катя перенесла под общим наркозом четыре операции.
— Из руки, ближе к предплечью, достали большой осколок — 2,5 сантиметра, наложили дренажную трубку. Я с ней ходила, мне все промывали. Во время второй операции трубку удалили. Использовав вакуум-систему VAC, наложили губчатую повязку. Это наша российская разработка. Без этой губки в полости мог скапливаться гной. А когда наложили губчатую повязку, воздух оттуда вытягивался, полости сжимались. Потом была операция по удалению этой губки, и рану уже зашивали.
— Мелкие осколки остались?
— Да, они до сих пор со мной. Врачи сказали, что за ними бесполезно гоняться, они так и останутся.
В Центральном военном клиническом госпитале имени Петра Мандрыка в Москве Катя и Маша провели три недели.
В середине марта в госпиталь приехал министр обороны Сергей Шойгу, чтобы лично вручить героиням медицинской службы медали «За отвагу». Девушки отмечают, что это очень уважаемая в армейской среде медаль. Еще бы! Ведь ее дают за личный подвиг.
После госпиталя Екатерину и Марию отправили на реабилитацию в санаторий в Солнечногорске. А вскоре девушки вернулись в строй.
Катя возобновила пробежки по утрам. Девушка серьезно занимается спортом, бегает стайерские дистанции.
— Губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков, рассказывая о тебе, упомянул, что ты каждое утро пробегаешь 10 километров.
— Раньше пробегала. Сейчас времени не хватает. В этом году, 28 августа, я вместе с губернатором Вячеславом Гладковым пробежала Белгородский полумарафон PULSE. (Это после серьезного ранения и контузии! — Авт.) В масштабном забеге приняли участие более 7 тысяч человек.
— Хватает времени на хобби?
— Когда есть время — хожу в бассейн. Играю в шахматы, читаю.
Бабушка Кати не увидела награду внучки. Ее уже нет в живых. Парень Екатерины участвует в спецоперации, воюет. С ней сейчас рядом — верные подруги.
Когда интересуюсь, планирует ли она вернуться в зону боевых действий, Катя, не раздумывая, говорит: «Поступит приказ — поеду. Я готова ко всему».
«Приходится быть универсальным врачом»
Вторая наша героиня — лейтенант медицинской службы Мария Мирошниченко. Девушка не менее волевая и целеустремленная. Родилась Маша в Северной Осетии, в маленьком городке Ардон, который расположен в 40 километрах от Владикавказа.
— Меня воспитывали мама и бабушка, папу своего я не помню, он умер, когда я была маленькая, — рассказывает Мария. — Меня с детства привлекала военная тематика. Я много читала военной литературы. Наш класс на районных и республиканских смотрах строя и песни занимал первые места. Мы участвовали в молодежной военно-спортивной игре «Зарница», в состязаниях «Казачьи игры». Проходили полосу препятствий, ориентировались на местности, стреляли по мишеням, оказывали первую помощь, отвечали на каверзные вопросы, касающиеся нашей истории. Все эти навыки мне здорово пригодились в дальнейшей жизни.
Маша рассказывает о своем прадеде, который в годы войны был обычным пехотинцем, дошел до Берлина.
— Он воевал на 2-м Белорусском фронте. Получил тяжелое ранение. Его приняли за убитого, отправили в морг. Солдатики в охране, услышав ночью стоны и крики, открыли дверь. Прадед пришел в себя, его вынесли, отправили в госпиталь. После выписки он получил неделю отпуска, приехал домой, и через 9 месяцев родилась моя бабушка. А прадед потом прошел половину Европы, брал Берлин, получил награды.
Мария говорит, что в родне у них военных не было. А им с младшим братом суждено было стать кадровыми офицерами.
Еще в восьмом классе Маша решила, что хочет лечить и спасать людей. Грезила о профессии врача.
— У нас был естественнонаучный класс, я целенаправленно углубленно изучала химию и биологию, участвовала в олимпиадах. В 2011 году поступила на бюджет в Северо-Осетинскую медицинскую академию, на лечебное дело, которую окончила с отличием.
Ординатуру Мария проходила в Научном центре сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева. Отличнице отдали одно-единственное бюджетное место.
— Когда училась в ординатуре, подрабатывала на полставки медсестрой в кардиохирургии новорожденных. Потом два года работала секретарем у академика Лео Бокерии. Но так получилось, что, окончив ординатуру по специальности кардиохирургия, я себя нигде не нашла. Приходила и слышала: «Ой, вы девочка…» Или: «Мы вас не возьмем, у вас нет опыта, идите поработайте где-нибудь». В ноябре 2019-го я устроилась терапевтом в Московское высшее общевойсковое командное училище. Проработала там три года. Посмотрев, какими семимильными шагами у нас развивается военная медицина, решила собирать документы и идти служить.
Сначала Маше предлагали идти в одну из гвардейских мотострелковых бригад.
— Как раз в это время меня вызвал к себе начальник отдела кадров училища, где я работала, и сказал: «Есть место в танковой дивизии, поедешь?» Я сказала: «Поеду». Получила звание лейтенанта. Служу в прославленной дивизии уже полтора года.
Мария говорит, что специфика службы такова, что приходится быть универсальным врачом.
— Потому что больные поступают со всеми патологиями. Когда дежуришь в отделении, нет возможности, как в госпитале, вызвать врача узкой специализации. Начинаешь сам разбираться и уже отправляешь по этапу в госпиталь к нужному специалисту. За помощью к нам обращается также гражданский персонал.
24 февраля началась специальная военная операция. Для Марии это был первый боевой опыт.
— Выезжал отдельный медицинский батальон. Мы были в составе боевой тактической разведывательной роты. Были также прикомандированы врачи из госпиталя, высокоспециализированные специалисты, кандидаты меднаук. Вместе с нами передвигался полевой автоперевязочный пункт АП-3, который был смонтирован на базе трехосного армейского вездехода «КамАЗ». Он может работать в зоне боевых действий и как перевязочная, и как операционная. При необходимости можно развернуть надувные рукава — пневмокаркасные палатки. Одно крыло тогда может работать как сортировка, второе — как операционная, лазарет. Но в тех условиях, при постоянных обстрелах, развернуть рукава было невозможно. Автоперевязочный пункт АП-3 функционировал как операционная.
Мария говорит, что медики начали работать буквально с первых часов. Как только начались обстрелы — пошли раненые.
Когда девчонки-медики во время первого артобстрела лежали в канаве, Марии вспомнились слова начальника штаба, который говорил, что ей надо учиться более прицельно стрелять из автомата. Сам обещал за этим проследить. И потом, в том грохоте, дыму, огне, она нашла в себе силы еще шутить. Заметила: «Товарищ майор, я, конечно, понимаю, что надо было меня учить. Но зачем же так реалистично?..»
Казалось, суровость боевых действий не оставляет места для юмора. Но порой именно шутка и смех могут мобилизовать, помогают уберечься от паники и слабости.
«Осколками посекло голову и руки»
При эвакуации семи бойцов, когда их санитарную машину обстреляли, могли погибнуть и раненые, и девушки-медики.
— Согласно Женевской конвенции, стрелять в медиков не должны. Но для ВСУ, видимо, нет ничего святого. То, что мы выжили, — немыслимое везение. Если бы машина была оборудована броней, кузов был бы потолще, все бы погибли. Снаряд, прошив бронированную пластину, сдетонировал бы, взорвался внутри. А так он прошел сквозь две стены кузова насквозь.
Марии осколками посекло голову и руки, но она смогла вынести из-под обстрелов четырех раненых бойцов.
— Кто-то сам мог передвигаться, кто-то был лежачим, — рассказывает Мария.
Потом она перевязывала Катю, обезболивала ее. У нее самой было потемнение в глазах, звон в ушах.
— Признаки контузии, — замечает Маша. — На руках и голове запеклась кровь, но тогда было не до этого. Надо было двигаться дальше. Катю забрали в медицинскую машину. Я осталась в машине, где кроме водителя были связист из другого подразделения и наш раненый сержант.
Нужно было доехать до пункта передислокации.
— Раненому требовалось сделать перевязку, вколоть обезболивающее. У нас все сумки с препаратами и расходными материалами сгорели в санитарной машине. Мы остановились на нашем блокпосту, спросили, где можно найти медиков. Имели в виду наших военных медиков. Нам сказали: «Поезжайте прямо, потом поворачивайте направо». И мы выехали к стоящему на пригорке… сельскому фельдшерскому пункту.
Мария признается, что вышли из машины и остановились в сомнениях.
— Думали, зайдем, а вдруг там засада? Были мысли, что нас могут задержать и сдать украинским националистам. Эту территорию контролировали ВСУ. Рискнули, пошли вдвоем с раненым сержантом. В фельдшерско-акушерском пункте, ФАПе, дежурили две женщины и мужчина — все медики. Они дали нам перевязочный материал, обезболивающие.
Мы поехали дальше искать свою колонну. Увидели, что навстречу бежит солдатик, кричит: «Товарищ лейтенант, вас потеряли!» Показал, куда ехать, мы встретились со своим подразделением. На следующий день нас отправили в сторону российской границы. Ехали внутри боевой машины пехоты.
Потом были госпиталь и реабилитация. Лейтенант медицинской службы Мария Мирошниченко вернулась в строй. Контузия еще сказывается, когда меняется атмосферное давление, начинаются головные боли. Но Маша уверена, что справится. Сейчас она прикомандирована к военному госпиталю. Помогает раненым с осколочными ранениями, минно-взрывными травмами, ожогами. В редкие свободные минуты берется за специализированную литературу, продолжает учиться.
Нам удалось связаться также с Машиной мамой Еленой Макаровой, которая рассказала о дочери.
— Маше всегда было интересно там, где трудно, — говорит Елена Николаевна. — Она никогда не пройдет мимо чужой беды. Помню, когда она еще училась в ординатуре, мы вышли с ней из вагона метро на станции «Славянский бульвар». На платформе лежал мужчина. Все бежали мимо него, не притормаживая. Маша остановилась, подошла к нему, нащупала пульс. Отправила меня искать дежурную по станции, чтобы та срочно вызывала «скорую». И пока не приехали медики, не отходила от мужчины.
Вспоминает Елена Николаевна и о другом случае, когда шла первая волна коронавируса.
— Мы с Машей пошли в магазин и увидели лежащего под дождем на картонке мужчину, на вид — без определенного места жительства. Он был весь красный, его сильно лихорадило. Дочь вызвала «скорую». Приехавшая бригада, увидев мужчину в грязной одежде, от которого плохо пахло, не хотела его забирать в больницу. Клиники и госпитали в то время были все переполнены. Маша настаивала: «Забирайте, у него сильный жар, он задыхается». Ссылалась на законы, обещала пожаловаться в Департамент здравоохранения. Только под ее нажимом они погрузили его на носилки и увезли.
Когда девушки — военные медики — были у нас в редакции, одному из наших сотрудников стало плохо, у него резко подскочило давление. Екатерина и Мария тут же бросились на помощь. Купировали приступ, до приезда «скорой» удерживали журналиста в нужном положении, проявили себя как настоящие профессионалы.
Говоря об участии в специальной военной операции, Мария замечает: «Такой опыт никому не помешает. Если будет необходимость, вернусь туда снова».