— Впервые мы с Борей увиделись в Литве, — вспоминает Людмила. — Я работала в одном танцевальном коллективе, в который Борю пригласили в качестве хореографа. Он впечатлил нас сразу, как только зашел. Дело в том, что Борис всегда красиво одевался, по-модному. Не жалел на одежду никаких денег. В то время, например, джинсы были редкостью. А он всегда в них ходил! Мы смотрели на него, открыв рты.
— Как у вас получилось создать знаменитое трио «Экспрессия»?
— Изначально трио не было. В нашей группе были шесть девочек, для которых он ставил номера. В то время, кстати, Борис пригласил к нам в коллектив Ларису Хитана из Калининграда — она стала третьей участницей будущей «Экспрессии». Мы с Борей и Ларисой быстро подружились.
Как-то летом во время отпуска Боря говорит: «Поступило предложение поработать в Юрмале». Мы тогда были свободны: почему бы и нет? И поехали в Юрмалу, по дороге придумав название нашего коллектива — трио «Экспрессия». В Юрмале нас сразу оценили по-достоинству: мы выступали там в местном фешенебельном баре, который гремел на всю округу. Там мы познакомились с Лаймой Вайкуле. В какой-то момент даже думали работать вместе. Но неожиданно в нашей жизни появилась Алла Пугачева.
— Как вы с ней познакомились?
— В один из дней мы выступали в этом баре, а Алла пришла к нам на выступление. Она была с тогдашним мужем Евгением Болдиным. Мы, естественно, волновались очень перед выходом на сцену. Но отработали отлично: Алла осталась довольна. Когда концерт закончился, Борис взял красную розу в зубы и подарил ее Алле. Этот неординарный жест Пугачеву очень впечатлил. Она о нем потом долго вспоминала. Алла взяла розу. Так они с Борей начали общаться, она его полюбила с первой встречи. Пугачева очень уважает талантливых людей. Поэтому сразу поняла: перед ней — талант.
— Это Алла помогла Борису перебраться в Москву?
— Нет, мы сами приехали. Понимая, что будем работать с большими артистами. Изначально мы выступали со Стасом Наминым. Потом с Ларисой Долиной собрались работать, но она неожиданно забеременела. И тогда Борис обратился к Алле. Она не отказала: сразу пригласила нас в свой театр.
— Пугачева платила хорошо?
— Если концерты проходили на стадионе, то вообще получалось шикарно. Там у нас была двойная ставка. Мы зарабатывали даже больше, чем ее музыканты из группы «Рецитал». Но потом наше трио стало распадаться.
— Это случилось из-за того, что Борис решил заняться сольной карьерой?
— Нет. Я встретила своего будущего мужа — француза и уехала во Францию. Лорка после этого еще работала, но ее тянуло попробовать что-то другое. Она стала фламенко танцевать. А Борис какое-то время себя найти не мог. В тот период он приезжал ко мне во Францию, жил шесть месяцев. Потом переехал в Америку, где у него была близкая подруга. Боря не думал об эмиграции. Он воспринимал все свои поездки за границу как проверку. Хотел познать, что такое зарубежная жизнь. Его она не устроила, и он вернулся в Москву. В тот момент Борис и начал сольную карьеру.
— Пугачева помогла?
— Нет, Иосиф Кобзон. Дело в том, что Боря всегда дружил с его женой Нелли. И когда вернулся в Москву, первым делом позвонил ей. Нелли сказала Иосифу, что Боря в Москве. И Кобзон помог ему встать на ноги, создать свою группу. Вскоре Борис стал большой звездой.
— Популярность его сильно изменила?
— Нет, что вы! Он остался тем же Борей, которого мы знали. Приезжал ко мне во Францию, много общался с моим сыном. Никакой звездности в нем не было совершенно! Он горел работой. Я считаю, что первый инсульт у него случился как раз из-за нее.
— Борис жаловался на здоровье?
— Никогда. На сосуды — тем более. У него был гастрит, он его беспокоил периодически. Боря соду выпьет - и все. К врачам не ходил, сколько раз ему говорили: «Нужно следить за здоровьем».
В тот период мы уже поженились с его родным братом Марксом. Поэтому с Борей были на постоянной связи. Помню, звонит Боря и говорит: «Я начал работать на Украине — у меня здесь будет большой проект. Я вчера уже был в Киеве. Отснялся и полетел в Израиль. Завтра выдвигаюсь в Юрмалу, а потом — в Москву!»
Я была шокирована таким графиком: все же он немолодой уже был мальчик. Говорю ему: «Боря, не слишком ли ты активно трудишься. Зачем ты согласился еще на съемки на Украине?» Я же знаю, как он работает. Выкладывается на сцене на все 100 процентов, всего себя отдает зрителям. Он мне тогда ответил: «Все хорошо, не волнуйся!»
Я просто уверена, что его сгубил бешеный ритм жизни. Он совершенно не жалел своего здоровья.
— Как Борис восстанавливался после первого инсульта?
— Тяжело. Но он делал все, что от него требовали врачи. И даже больше. Мы с ним общались в основном по телефону. Каждый раз он у меня спрашивал: «Как я говорю? Правда, уже лучше? Это потому что я занимаюсь, тренирую свою речь!» Я ему отвечала: «Конечно, Боренька, ты разговариваешь лучше!». Он очень хотел поправиться.
— Чтобы вернуться на сцену?
— Нет, он на сцену не хотел. Он мечтал быть хореографом. Он же гениальный специалист. Таких хореографов, наверное, и нет у нас больше.
— Сколько лет вы не общались с Борисом?
— Все последнее время. После второго инсульта нас от Бори отдалили. Я у его директора Гороха как-то спросила: «Почему ты не звонишь Марику и не рассказываешь о Боре?». Он лишь отмахнулся: «А мне он не брат, почему я ему должен звонить?» Я думаю, что перед смертью Боре было очень тяжело. Он ушел молодым — еще бы жить да жить. Я знаю абсолютно точно: он не хотел умирать! И даже никогда не заводил на эту тему разговоров.