Траурное мероприятие было запланировано на 10.00.
По дороге от метро «Пролетарская» к месту проведения митинга я остановила десяток прохожих с одним вопросом: «Как пройти к Театральному центру на Дубровке?»
Все пожимали плечами. Большинство не понимали, о чем речь, кто-то уточнял: «Вы уверены, что здесь есть такой центр?»
И только одна девушка, когда я произнесла «Норд-Ост», закивала: «Ну так бы сразу и говорили. Рядом с церковью это заброшенное здание. Только нет там больше никакого театра. Закончились представления».
Территорию вокруг театрального центра обнесли заградительной лентой. Перед входом установили рамку металлодетектора. Охрану порядка обеспечивали сотрудники полиции и дружинники. Дежурила «скорая» и пожарные.
— Как-то много чести для такого скромного события, — бросил один из присутствующих.
— Так положено, не каждый день массовые собрания проходят, — ответил сотрудник в форме. — Даже кинологи с собаками приходили, проверяли территорию на предмет взрывчатки.
Мимо проносились машины. Никто не тормозил. Прохожие не останавливались даже просто полюбопытствовать, почему здесь звучит громкая музыка и стоят люди с гвоздиками.
Помимо причастных к «Норд-Осту» здесь собрались близкие погибших в авиакатастрофе над Синаем в 2015 году. На груди у людей были значки «Рейс 9268».
— Это единственная площадка, где жертвы всех терактов могут собраться и хоть как-то высказать свое мнение. Посмотрите, сколько несчастных семей в одном месте, — кивает одна из женщин. — Матери Беслана тоже приезжали сюда каждый год. Вот только сегодня никого из них не вижу.
К театральному центру подошли школьники. Учителя раздали им гвоздики.
— Я не понял, что нам нужно делать? — выкрикнул один из парней. — Просто стоим и всё?
— Не надо ничего делать, просто стоим молча. Хорошо, что ты никого не потерял, — одернула парня учительница.
Я обратилась к педагогу.
— Дети знают о теракте? Ведь в школе об этом не рассказывают.
— А я своим рассказываю, потому что сама была заложницей «Норд-Оста». Правда, они не совсем понимают, как подобное могло произойти…
Над площадью перед театральным центром объявили минуту молчания.
Прозвучали имена всех погибших. В небо были отпущены 130 белых воздушных шаров. Затем состоялся небольшой концерт.
«Русь моя, Русь великая, Русь славянская, Русь разгульная и печальная…» — раздавалось с импровизированной сцены.
Я пошла к входу в театральный центр. Двери опечатаны. На окнах два пожелтевших объявления, датируемые 2021-м: «Отмена спектаклей по решению администрации коллектива А.Волочковой», «В связи с обострением пандемии мы вынуждены отменить спектакли. Администрация цирка».
Судя по всему, уже больше года никаких мероприятий в здании театрального центра не проводили.
В холле я поговорила с женщиной, которая на протяжении 19 лет занимается организацией данного мероприятия.
— Раньше в этом помещении был цирк фонтанов «Аквамарин». Потом, видимо, дорого им стало платить аренду. А может, народ не особо ходил, — предполагает собеседница. — Лично мне неприятно было здесь находиться. Люди воспринимали это помещение как памятник, а не как место, где можно весело провести время. Насколько я знаю, ремонтировать центр после теракта не стали, лишь обивку кресел в зале заменили на другой цвет. Если внимательно присмотреться к фасаду, то там до сих пор видны зазоры, которые не залатали. Сейчас это строение бесхозное. Охрана, возможно, какая-никакая есть, а вот воды нет, ни в туалет сходить, ни руки помыть. Ну и внутри все пришло в негодность, гляньте на эти стены, потолки, полы…
Я поинтересовалась, приезжал ли кто-то из чиновников.
— Раньше на каждую годовщину Иосиф Кобзон приезжал. Когда его не стало, больше никого и не было.
Я вышла на улицу. Народ потихонечку расходился.
— У меня три события в году, которые я отмечаю: день рождения погибшей дочки, дату ее смерти и Новый год, — говорит одна из женщин. — Сегодня поеду на кладбище.
Собравшиеся неохотно шли на контакт с журналистами. Воспоминаниями делились единицы.
— Что рассказывать? Как я живу? — женщина держит в руках фотографию дочери. — Моей дочке было 32 года. В тот день у ее сына был день рождения, ему исполнилось 14 лет. Она повела его на спектакль. И погибла. Внук покончил с собой, потому что считал себя виновным в смерти мамы. Теперь у меня нет ни дочери, ни внука. На этом моя жизнь закончилась. Больше сказать нечего.
Рядом останавливается пенсионерка. Телевизионщики попросили женщину вспомнить свою историю.
— Да я не знаю, что говорить, — растерялась женщина. — Можно я скажу, что думаю? Не будете меня ругать? Я потеряла в теракте сына. Он был музыкантом, играл в оркестре. Их восемь человек из оркестра погибло. Все эти годы я никак не могу понять одного, неужели нельзя было решить иначе этот вопрос? Кто в этом виноват? На этот вопрос до сих пор нам не дали ответ. Ничего лишнего я не сказала?
Первая часть мероприятия подошла к концу. Народ отправился в церковь на панихиду по погибшим.
Рядом стояли полицейские. Обсуждали начинки пирожков.
На ступенях перед театральным центром стояли лампадки и лежали красные гвоздики. Именно на этих ступеньках умирали заложники, к которым не успели врачи.