Телевизионная легенда сидит в кафе Центрального дома литераторов и при помощи черного кофе с капелькой молока пытается взбодрить себя в разгаре не самого простого дня. «Сегодня программа «Время», вчера РИА «Новости», все просят, отказывать неудобно. Это действительно важный этап в жизни любого человека, так что терплю…» — замечает Ангелина Михайловна, но при этом она совсем не похожа на утомленную женщину, которая готовится отметить весьма солидную дату.
Ангелина Вовк из тех редких людей, чье обаяние словно освещает даже самое мрачное помещение. Благодаря папе и маме она словно родилась для экрана, хотя девочки ее поколения не решались даже мечтать об этом. Будущей телезвезде исполнилось всего два, когда в семью пришла похоронка на отца, военного летчика, погибшего в небе над Югославией. Вместе с мамой малышка переезжает из Иркутской области в подмосковное Внуково, там она выросла и захотела связать себя с авиацией — стать стюардессой, благо внешность позволяла.
Но поступила в итоге в ГИТИС, куда пришла за компанию вместе с подругой. Возможно, работа на телевидении для дипломированной актрисы не самый лучший компромисс, но, как говорит сама Ангелина Михайловна, телевизионная кухня захватила ее моментально.
Из-за проблем со зрением от новостей пришлось отказаться, но развлекательные программы вроде «Будильника», «Утренней почты», «Спокойной ночи, малыши!», а потом и «Песни года» быстро превратили Ангелину Вовк в общесоюзную звезду. Невероятный шарм далеко не всегда выходил в плюс — даже Вовк иногда отстраняли от эфиров в результате подковерных интриг — но спустя годы имена и регалии останкинских начальников мало кто помнит, а Ангелину Михайловну по-прежнему рады видеть везде.
За несколько дней до юбилея «МК» встретился с Ангелиной Вовк и обсудил эфирных красавиц, женские интриги, молодых банкиров, звезд разных поколений и вечную нехватку времени.
— Уверен, я не единственный, кто говорит вам об абсолютном несоответствии вашей невероятной энергии и паспортных данных. Видимо, купание в проруби, о чем вы часто рассказываете, отлично тонизирует…
— Сейчас прорубь по рекомендации доктора, к сожалению, отошла на второе место. Как и горные лыжи. Но дача остается. Конечно, во многом благодаря моей помощнице Светочке, которую мы зовем агрономом всея Руси. А еще она и сценарист, и режиссер, и продюсер. Без нее я бы не справилась, а так мы все успеваем.
— Видимо, в роде занятий под названием «ничего не делать» вы явно не преуспели…
— Я по-прежнему живу в плотном ритме. Вот в этом году мы в двадцать третий раз проведем наш Международный детский фестиваль «Песенка года». Когда мы только начинали, у меня была задумка объединить детей из самых разных мест. Годы были неспокойные, только что закончилась война в Чечне, и настроения не везде отличались доброжелательностью. Мне хотелось, чтобы дети из Беларуси, Украины, Чечни, Дагестана вместе провели время в «Орленке» и подружились. Сейчас это большое мероприятие, которое, конечно, отнимает немало времени.
Многие говорят, что с возрастом не знаешь, чем заняться, куда деваться. А я сегодня пришла на съемку в Третьяковку и подумала: «Боже мой, мне же даже в музей сходить некогда, в консерватории давно не была». Все время какая-то работа, съемки, интервью, подготовка к фестивалю. А хочется же быть на своих ногах и здоровой. То есть нужно успеть гимнастику сделать, в лес пойти прогуляться, в бассейн съездить, а еще, извините, и внешнему виду внимание уделить. Выглядеть на восемнадцать, а не на свой возраст. И еще есть дачные дела…
— Эту дачу, наверное, тоже можно считать частью вашей жизни. Насколько я в курсе, строили вы ее в начале девяностых, когда такое мероприятие было тем еще приключением…
— Я построила дачу для своей мамочки. Она перенесла инсульт, ей нужно было побольше находиться на воздухе. Тогда мама жила в трехэтажном доме без лифта в Лобне и подниматься по лестнице уже не могла. У меня в Москве ей тоже было тяжело, поэтому я построила этот простой деревянный дом. Строила я его по принципу «с миру по нитке — Ангелине Вовк скромненький домик». Мне помогали и в воинских частях, и в других организациях. Кто-то окна даст, кто-то что-нибудь еще. Помню, покупала брус, а мне говорят: «Что же вы, Ангелиночка, не приехали вчера?» Потому что все как в старой шутке: вчера по три, сегодня уже по пять.
— И нестабильность была не только в экономике, но и на телевидении, где все старое в срочном порядке менялось на новое…
— С телевидения нас тогда попросили, потому что мы несли отпечаток Советского Союза и оказались не очень угодны новому начальству. И я моталась по всей стране с концертной программой «Спокойной ночи, малыши!». С Хрюшей, Филей, с композиторами Владимиром Шаинским и Евгением Крылатовым. У нас со сцены звучали очень хорошие, поднимающие дух песни. Мы как будто всех утешали: «Не волнуйтесь, пройдет совсем немного времени, и жизнь наладится». Были невероятные аншлаги. Летишь на самолете до Тюмени, там сажают в машину и через тайгу мчат в маленький город, где тебя ждут, как звезду, спустившуюся с неба. Дети ликуют, взрослые счастливы. Конечно, мы зарабатывали. Но что было делать, приходилось крутиться. Можно сказать, что в каждом гвоздике этой дачи есть капля моей крови.
— Известно, что вы в какой-то момент буквально спасли «Спокойной ночи, малыши!» от закрытия. Как вам удалось найти для программы финансирование в ситуации, когда денег на телевидении было очень мало?
— В те годы я пользовалась невероятной любовью и уважением. Ко мне приходили незнакомые люди и просили помочь достать деньги на кино, например. Но кино меня не очень привлекало, а пройти мимо того, что всеми любимые передачи убирают из эфира, я не могла. И вот я вела какой-то юбилейный концерт одного банка, а потом был банкет, на котором я сидела за одним столом с молодыми банкирами. Спросила их: «У вас дети есть?» Они сказали, что есть. А я им говорю: «Ну вот, не будет больше «Спокойной ночи, малыши!» у ваших детей. Денег нет». И они взяли под крыло эту передачу.
— Во многом благодаря вам в свое время не закрыли и «Песню года»…
— Для меня это особенная программа. Я вела ее с 1988 года, но могла бы стать и ее первой ведущей. Режиссер «Песни года» Виктор Сергеевич Черкасов с самого начала хотел взять именно меня. Меня вообще особенно любили в двух телевизионных редакциях: музыкальной и детской. И Виктор Сергеевич, когда делал какую-то программу, приглашал ведущей меня вместе с моим первым мужем Геннадием Чертовым, который тоже работал диктором. Для «Песни года» уже репетиции назначили, но меня неожиданно отстранили. Не знаю, чье это было решение: Игоря Кириллова или наших звезд, Леонтьевой и Шиловой. Всегда есть конкуренция, особенно в женском коллективе.
— Вы иногда вспоминаете в интервью, что ваш супруг Геннадий Чертов вас как раз и не пустил в театр после института именно из-за конкуренции…
— На телевидении она, конечно, не такая злая, как в театрах, но все равно есть. Тем более у нас в отделе все женщины были настолько красивыми! Наверное, кому-то не нравилось, что у меня так много работы, постоянно куда-то приглашают. Случалось, что и меня запрещали. «Почему у нее на платье не пуговицы, а шнуровка?» — возмущался Сергей Георгиевич Лапин (председатель Госкомитета по радио и телевещанию. — «МК»). И меня снимали с эфира. Хотя постоянно приходили заказы. Я не хвастаюсь, но очень часто из двадцати заявок на дикторов все двадцать были на Вовк. Как вы думаете, остальным женщинам такое понравится? Конечно, это мои предположения, хотя, скорее всего, так и было. Но я никогда ни на кого не обижалась. Шла в церковь и ставила свечки о здравии своих недоброжелателей. И все само собой проходило.
— На старых фотографиях вы просто невероятная модница, прямо с обложки журнала. Многие тогда были уверены, что у дикторов на телевидении не жизнь, а сказка…
— Я пришла на телевидение в 1969 году, сразу после ГИТИСа. Еще студенткой я снялась в картине «Прощай». И директор меня, конечно, обманул. Мне, исполнительнице главной роли, в месяц платили рублей тридцать. Как студентка я такую же стипендию получала. Но во время съемок я жила в хорошей гостинице, меня кормили, наверное, все это учитывалось. Так вот, когда я пришла на телевидение, у меня даже зимней обуви не было. Прошла как-то по снегу в туфельках, конечно, простыла, попала в больницу. Помню, каким-то чудом мне помогли достать сапоги, я так счастлива была. Иногда в качестве подарка нас водили в сотую секцию ГУМа, где мы могли отовариться. Однажды нам всем дали одинаковые кримпленовые финские костюмы. Они только по цвету отличались. И девочки изощрялись как могли. Кто шарфик повяжет, кто блузку подберет, а потом ее задом наперед наденет, чтобы в кадре не только отложной воротничок, но и круглый. Мне как-то удалось купить очень красивое платье, которое я каждый вечер стирала, а утром шла на работу. Времена были трудные, но счастливые и очень творческие по атмосфере.
— У вас в начале восьмидесятых появилась возможность радикальным образом изменить свою жизнь и остаться в Чехословакии с вашим вторым мужем Индрижихом Гетцем, художником и архитектором. Но вы так этого и не сделали…
— Индрижих был человеком очень близким мне по духу, совсем не такой, как Гена. Мы познакомились, когда я снималась в Чехословакии, поначалу мне совершенно не хотелось этих отношений. Но после того как вернулась в Москву, он прилетел буквально через несколько дней. И постоянно прилетал, пока я не дала согласие стать его супругой. Но когда я оказалась в Чехословакии уже не в командировке, то сразу ощутила, что отношение к русским после вторжения нашей армии в 1968 году было очень плохое. Не знаю, как Индрижих мог влюбиться в русскую женщину на таком фоне, но это произошло. Он построил красивый, уютный большой дом на самом высоком холме Праги и совершенно не понимал, почему я не хочу туда переехать. Но я там была целыми днями одна и мало с кем общалась. В магазинах, когда понимали, что я русская, от меня иногда отворачивались. В компаниях часто издевались над всем советским, и мне от этого было очень больно. Я чувствовала себя одинокой, хотя Индрижих иногда шутил на эту тему, говорил, что в ближайшем лесу советская военная часть и моих соотечественников там очень много. Он делал все возможное, чтобы я переехала, и даже плакал, когда мне все-таки пришлось вернуться в Светский Союз. Индрижих очень хотел сохранить наш брак, но не получилось. В 2016 году он умер, теперь если встретимся, то только на небесах.
— Наверное, нужно было очень любить свою работу, чтобы отказаться в то время от возможности жить в Европе…
— На телевидении я и правда все делала с удовольствием. Читала закадровый текст, вела концерты по заявкам, «Утреннюю почту», детские фестивали, работала с классической музыкой. Я ни от чего не отказывалась. Как-то мой друг Володя Ухин, ведущий «Спокойной ночи, малыши!», сказал мне: «Тебе нужно вести эту передачу». А у меня было так много работы, что я туда не стремилась. Но как-то в коридоре «Останкино» меня просто схватили за руки и потянули в студию, потому что дядя Володя не смог прийти на запись. Я совершенно не представляла, что мне нужно делать в кадре, но как-то записали все. Всем понравилось, и меня просто поставили перед фактом: теперь я ведущая этой программы.
— Нужно признать, что передача «Спокойной ночи, малыши!» с тех пор не то чтобы очень сильно изменилась. А вот «Песня года» меняется вместе с музыкальной модой. Вы видели уже несколько поколений звезд эстрады и, наверное, можете их сравнивать…
— Я люблю и советские патриотичные песни, и те, что посовременнее. «Течет река Волга» Людмилы Зыкиной, «Берега» Александра Малинина, песни Валерия Леонтьева, конечно, Аллы Пугачевой. У меня всегда было ощущение, что авторы, с которыми она работала, следили за моей жизнью и писали про меня. Очень люблю песню Вали Толкуновой «Мой милый, если б не было войны». Как не любить такую песню, она как будто про мою маму, которая была бы намного счастливее, если бы отец не погиб на фронте! В советское время были совсем другие песни, люди могли их сами исполнить, собравшись за столом. Они отражали менталитет народа, его душу. А сейчас попробуйте спеть что-нибудь из репертуара Клавы Коки. Вряд ли получится.
— Вы еще и профессор Московского государственного института культуры…
— Я заведовала там кафедрой сценречи. Но прежнее руководство кафедру закрыло. Правда, сейчас пришла новый ректор, и надеюсь, что с ее помощью мы кафедру восстановим.
— Могу предположить, что речь современных телеведущих вас немного смущает…
— Это дело живое, так же, как архитектура и музыка. Люди растут в совершенно других условиях, поэтому они не могут быть такими, как мы. Но не бывает так, что все вдруг становится плохим. Есть много хорошего, и многие телеведущие тоже меня радуют. Очень люблю Ваню Урганта, надеюсь, все у него будет хорошо.
— Как вы решили отпраздновать свой юбилей?
— Мне трудно всех собрать в одном месте, поэтому буду отмечать в несколько этапов. Людей, которых я хотела бы увидеть, довольно много, но не все они совпадают по интересам. Вот мне кто-то сказал, что юбилей можно праздновать целый год, и я решила, что буду собирать всех по мере возможности.