О малоизвестных фактах войны 1812 года и подготовке к ней рассказал архитектор, художник и реконструктор, член Совета регионального отделения Российского военно-исторического общества в Московской области Алексей Темников, посвятивший много времени изучению материалов, связанных с противостоянием наполеоновской Франции и России.
Бородинская тайна
— Учитывая отмечаемый сейчас юбилей главной битвы той войны, Бородинского сражения, давайте начнем разговор именно с нее. Про «день Бородина» написано множество книг, сняты фильмы. Но есть ли что-то, оставшееся в тени?
— Был эпизод, который в советские времена старались замалчивать по политическим соображениям: чтобы не обидеть друзей из братской соцстраны. Дело в том, что в составе Великой армии Наполеона были польские подразделения.
На Бородинском поле войскам Кутузова противостоял среди других 14-бис кирасирский полк Великого герцогства Варшавского. В день сражения именно «варшавянам» была доверена почетная роль начать атаку на позиции у деревни Семеновское. Французские военачальники знали о нелюбви многих поляков к русским, а потому, опасаясь, что на эмоциях воины этой кавалерийской части могут слишком увлечься и попасть в трудную ситуацию, кирасирам из 14-бис заранее дали указание: наступать на пехоту неприятеля только плотным строем, избегать индивидуальных действий.
Поляки, как и было предписано, сомкнутыми рядами двинулись вперед — через ручей, отделявший их от каре русских гвардейских полков. Однако на пути возникла помеха — егеря, которые, действуя в рассыпном строю, принялись обстреливать кирасир. Те отреагировали на подобное «нахальство» и, забыв про все приказы, смешали свой строй и стали гоняться по долине ручья за юркими пехотинцами. В результате атакующий порыв целого корпуса наполеоновских войск оказался сорван.
Пришлось командующему этим соединением генералу Латур-Мобуру дать приказ дивизионному генералу Монбрену атаковать русские позиции и захватить батарею Раевского. Однако выполнить распоряжение Монбрен не успел — ему снесло голову ядром. Взамен погибшего военачальника командовать атакой был назначен Огюст де Коленкур. Во главе кавалерийских полков он поскакал на штурм неприятельских укреплений и тоже погиб.
На протяжении почти двух веков смерть Коленкура во французских источниках приписывалась попаданию ядра или картечи. Однако несколько лет назад при проведении археологических раскопок на батарее Раевского была сделана интересная находка: фрачный знак очень редкого ордена Воссоединения. Такой среди генералов, участвовавших в атаках на это укрепление, мог иметь только Огюст Коленкур. На знаке есть характерные повреждения — след от попадания свинцовой пули. Проведенная баллистическая экспертиза установила, что роковой для его обладателя выстрел был сделан чуть сбоку и снизу — то есть во всадника стрелял человек с колена. Значит, генерал Коленкур погиб от пули русского пехотинца. Таким образом удалось разгадать эту загадку Бородинского сражения.
Упомяну другой факт, о котором будет интересно узнать читателям «МК». В одном из эпизодов знаменитой битвы атаку французов возглавил сам маршал Мюрат. А наши казаки, противостоявшие им на этом участке, не стали в него стрелять.
— Рассчитывали захватить живьем в плен?
— Причина иная. Дело в своеобразном психологическом воздействии. Мюрат был великолепным кавалеристом и своей удалью очень нравился казакам. Кроме того, французский маршал всегда предпочитал участвовать в бою, используя яркие, прямо-таки театральные наряды. Например, на Бородинском поле его увидели в шапке польского типа, украшенной страусиными перьями, и в ярко-желтых сапогах. А жеребец под Мюратом был покрыт тигровой шкурой.
Фальшивомонетчик Бонапарт
— Вернемся к началу войны. Столь масштабная русская кампания, затеянная Наполеоном, наверняка требовала основательных приготовлений…
— Французы начали готовиться к вторжению в Россию задолго до перехода войсками ее границ. Среди прочих мер они надумали провести экономическую подрывную акцию: вбросить в экономику Российской империи огромное количество фальшивых денег. Для этого им пришлось организовать производство поддельных русских купюр. Все делалось в строжайшем секрете. О деталях спецоперации знали только три человека: начальник отделения Министерства полиции Шарль Демаре, который руководил процессом, а также два мастера, выполнявших сами работы: искусный гравер Лаль и типограф Фэн, брат личного секретаря Наполеона.
Воспроизводили российские деньги очень тщательно. Однако такая тщательность в итоге сыграла с умельцами злую шутку. Их фальшивки превосходили по качеству настоящие банкноты: бумага была более качественная, водяные знаки выглядели четче, а защитный рельеф — заметнее. Вдобавок французов подвело плохое знание русского языка. Это привело к забавной путанице букв. Например, в основном тексте на ассигнациях в некоторых словах буква «д» превратилась в «л». Получилось: «Объявителю сей госуларственной ассигнации платит ассигнационный банк двадцать пять рублей холячею монетою». А в подписях выпускающих банковских чиновников «Спиридонъ» оказался «Спиридотом», вместо «Павелъ» написано «Павив»…
Точное количество изготовленных по «госзаказу» фальшивых денег неизвестно. Исследователи называют очень внушительные суммы — от 6 до 25 миллионов рублей. Эти капиталы, весьма вероятно, попали на территорию нашего государства вместе с перешедшей границу Великой армией. Есть упоминания, что якобы в обозах ее находилось 34 фургона, груженных такими подделками.
Однако российские реалии разрушили коварные замыслы интервентов. Выяснилось, что фальшивки очень трудно использовать. Крестьяне в качестве платы за продукты предпочитали звонкую монету, а не «бумажки». Кроме того, поддельные ассигнации номиналом 100, 50, 25 рублей были чересчур весомы для масштаба цен, устоявшегося в тогдашней России. Столь крупные купюры не имели широкого хождения, и их просто невозможно было разменять.
Кончилась денежная диверсия Наполеона тем, что в период отступления от Москвы он приказал уничтожить всю оставшуюся нереализованной массу поддельных русских банкнот.
Лошадиные силы войны
— Куда успешнее складывалась подготовка к собственно военным аспектам предстоящей операции против Российской империи, — продолжил Алексей Темников. — Благодаря организаторским талантам и огромной работе, проведенной Бонапартом, удалось собрать к началу похода более 600 000 солдат, 1372 орудия и свыше 180 000 лошадей.
Очень остро стоял вопрос с логистикой русской кампании. Ведь предстояло организовать снабжение на небывалые доселе расстояния, да еще вдобавок по дорогам, которые мало подходили для такой масштабной задачи.
Здесь следует упомянуть о транспортных возможностях интервентов. С 1807 года во французской армии уже действовали специальные обозы, le train des equipages, снабжавшие из армейских магазинов все разбросанные по Европе — от Испании до Польши — воюющие армии Наполеона. Перед началом войны с Россией в общий транспортный парк входило 32 500 упряжных лошадей, 9336 фур и повозок. Плюс еще 6000 лошадей находилось в резерве. Обслуживали все это хозяйство 5672 солдата.
Специально для русского похода были изготовлены тяжелые транспорты, предназначенные для доставки муки на передовую. В них запрягали венгерских и прусских волов, которые при необходимости сами становились источниками пищи для солдат. Однако Наполеон, зная о русском бездорожье, понимал, что тяжелые фуры, способные перевозить до полутора тонн груза, смогут двигаться только по главным трактам России. Поэтому император распорядился оснастить восемь транспортных батальонов более легкими одноконными повозками.
Серьезная проблема в том, что лошади и волы нуждаются в кормежке, а для этого необходимо доставлять фураж или давать животным возможность питаться за счет скошенного сена и выросшего уже овса.
К слову сказать, именно это соображение заставило Наполеона начать боевые действия против России в конце июня, когда ожидалось созревание урожая на русских нивах. Сейчас это может показаться странным, а тогда именно проблемы фуражировки стояли во главе угла при планировании предстоящих военных кампаний.
— Но у противоположной, российской стороны были те же сложности. Там весь военный транспорт тоже работал на конной и воловьей тяге…
— В русской армии снабжение войск осуществлялось с базовых стационарных складов. Оттуда затем шло перераспределение грузов на запасные магазины, расположенные ближе к местам дислокации войск. Далее доставка осуществлялась фурами непосредственно в каждую дивизию, а затем уже все это перегружали в фуры дивизионного обоза. Такая схема должна была позволить избавиться от отягчающих армию больших транспортных колонн.
По свидетельствам современников, выдающуюся роль в деле армейского снабжения сыграл Егор Францевич Канкрин, занимавший в 1812 году должность генерал-интенданта 1-й Западной армии. Обобщив опыт предыдущих войн, он решил реформировать систему армейского снабжения, объединив в одну службу комиссариатскую (отвечавшую за вещевое и денежное довольствие войск, содержание госпиталей) и провиантскую (снабжавшую армию провиантом и фуражом) комиссии. Кроме того, генерал-интендант ввел строгий учет, пресекавший былое казнокрадство.
В январе 1812 года вышло «Учреждение для управления большой действующей армией». Документ четко регламентировал деятельность полевого интендантского аппарата в военное время и конкретизировал все вопросы снабжения армии продовольствием, фуражом и амуницией, эвакуации раненых и т.д., как на своей территории, так и за ее пределами.
Следует отметить, что расположение перед началом войны запасных магазинов русской армии на западной границе ясно показывает, что Александр I и его военачальники не планировали отступления в глубь России. Театр боевых действий предполагался в районе Неман — Западная Двина. Поэтому потеря складов в самом начале боевых действий привела к трудностям со снабжением войск.
Остро стояла проблема нехватки транспортных средств — фур и повозок. Начавшееся отступление наших войск в глубь территории незамедлительно сказалось на лошадях, число которых было немногим меньше, чем у противника. Однако лошади в русской армии к началу событий, согласно действовавшему тогда Уставу, уже были переведены на подножный корм с незначительной дачей овса и поэтому легче перенесли тяготы похода.
Французским «лошадиным силам» пришлось труднее. Обозы с фуражным овсом сразу после форсирования Немана отстали. Резкий переход на питание зеленой травой привел к расстройству пищеварения у животных, а свежескошенный овес или рожь вызывали у них вздутие и кишечные колики. Также негативно сказывались длительные переходы, резкие перемены температуры и небрежение в уходе.
Участник военной кампании писал: «Лошади, взмыленные от работы за день… без крыши над головой, из-за недостатка еды ели зеленые стебли ржи и умирали в большом количестве. Все дороги были покрыты их телами...».
«Французские всадники попросту убегали»
— Поговорим теперь не о тыловых, транспортных лошадях, а об их боевых собратьях. В войне 1812 года огромное значение играла кавалерия.
— Добавьте к этому еще лошадей для артиллерийских упряжек, офицерских коней… В русской армии удалось весьма успешно решить проблему с обеспечением войсковых частей такими четвероногими участниками боевых действий.
Вот конкретный пример. Один из русских артиллеристов сообщал: «Перед начатием Отечественной войны, весною 1812 года, штабс-капитан Марков получил повеление… сформировать в г. Пскове конную роту… Даны ему: молодые офицеры, небольшие кадры старых солдат и рекруты…; лошади же… почти все из степных, полудиких. Задача нелегкая! ...С небольшим в четыре месяца рота обучена, готова к походу…».
У французов с кавалерией было не все благополучно. Стремление Наполеона к созданию огромной армии для вторжения в Россию неизбежно вело к снижению качества войск. Полковник 7-го конно-егерского полка граф Альбер де Сен-Шаман писал: «Меня вовсе не радовало, как формируется кавалерия. Молодые новобранцы, которых прислали…, даже не научив управлять конем и выполнять обязанности всадника…, по прибытии в Ганновер восседали на замечательных лошадях, заботиться о каковых не умели». В результате еще до начала боев большинство лошадей уже хромало, страдало от натертых под седлом спин, вызванных неправильной посадкой всадника и отсутствием навыков, как оседлать коня. Новобранцы не были обучены проверять, не трет ли коню седло, и распознавать начало образования потертостей.
Перед войной генерал Дежан, занимавшийся организацией кавалерийских частей, рапортовал, что треть присланных ему лошадей слишком слаба для несения полагающейся ноши, около половины набранных в части кавалеристов-новичков чересчур «мелкие» и не в состоянии орудовать саблей.
Наполеон отреагировал на столь неутешительный доклад следующим образом: «Если я вывожу в поход 40 000…, то прекрасно понимаю, что не могу надеяться получить такое же количество добрых всадников, но я оказываю давление на моральный дух неприятеля, каковой знает, …что у меня есть 40 000 кавалерии. Раз за разом… люди будут скорее раздувать, нежели умалять численность моих полков, репутация которых отлично известна. В день, когда я дам старт походу, впереди меня будет следовать психологическая сила, каковая умножит фактически собранную мной».
Интересное наблюдение участников тех военных событий: оказывается, наполеоновский любимец маршал Иоахим Мюрат совершенно наплевательски относился к вопросам сбережения лошадей вверенных ему кавалерийских соединений. Некоторые историки даже считают его виноватым в гибели французской кавалерии.
Но все-таки истинным виновником являлся сам Наполеон, стремившийся во что бы то ни стало настичь отступающие войска русских, вклиниться между их армиями. Поэтому император гнал кавалерию без отдыха и малейшей передышки вперед.
Эту манеру переняли подчиненные Бонапарта — генералы и командиры частей. С самого начала похода нормой становилось оставлять лошадей без расседлывания на сутки и более, плохое кормление и полное отсутствие заботы о водопое. Капитан французского 16-го конно-егерского полка вспоминал: «Ночью я отправил офицера для объяснения положения генералу с просьбой… раздобыть немного хлеба и… овса. Тот ответил, что находится здесь, чтобы бросать нас в бой, а не откармливать. Так наши лошади на протяжении 30 часов оставались без воды и пищи». Другой участник кампании писал об ужасном запахе, исходившем от заживо гниющих спин лошадей, не расседлывавшихся с самого начала похода в Россию.
Через три недели после начала военных действий адъютант Наполеона Евстахий Сагнушко отмечал, что от изнеможения и слабости «лошади покачивались на ветру». Обер-шталмейстер Императорского двора, дивизионный генерал Арман де Коленкур написал, что испытал изрядный шок, увидев, как после нескольких атак кавалеристам приходилось спешиваться и вести лошадей обратно в поводу. А когда противник контратаковал, всадники попросту убегали, бросая своих изнуренных лошадей, потому что так получалось быстрее.
— С началом военной кампании неизбежны были большие потери противоборствующих армий, в том числе и среди конского поголовья...
— Отечественных мемуаров о первом этапе войны 1812 года сохранилось гораздо меньше, чем иностранных. Однако в архивах все-таки можно найти интересные сведения.
Например, в «Полковой истории 30-го драгунского Ингерманландского полка» указано, что полк находился в арьергарде 1-й Западной армии. Драгуны-ингерманландцы прошли 800 верст за 38 дней и приняли участие в двух боевых столкновениях. Первое для них сражение произошло 23 июня у местечка Кочергишки. Полк предпринял несколько кавалерийских атак против превосходящих сил противника. Командир — полковник Аргамаков 3-й, лично водил полк в атаку, в одной из которых под ним убита лошадь. Потери составили 236 человек убитыми и ранеными.
А 13 июля полк участвовал в сражении при Островно, атаковав правый фланг французов. Потери, которые он при этом понес, весьма внушительны. Один офицер убит, двое попали в плен, трое ранены, в том числе полковник Аргамаков трижды — саблей в лицо, пикой в грудь и правый бок. 171 нижний чин убит или взят в плен. Насколько пострадал конский состав, неизвестно. Однако автор «Истории 30-го драгунского...» приводит данные по утраченным в сражениях вещам, исходя из которых можно подсчитать недостающие после боев предметы конской амуниции. В результате оказывается, что тогда было потеряно 248 лошадей.
Всего в упомянутых двух сражениях полк лишился почти половины личного состава, в том числе четвертой части офицеров. Вследствие этого ингерманландцев вывели в тыл. Позднее полк выполнял военно-полицейские функции в Бородинском сражении, обеспечивал эвакуацию Москвы, которую покинул последним.
Имеются также сведения о еще одной кавалерийской части. Это 38-й драгунский Владимирский полк. Он активно участвовал в боевых действиях под началом полковника Аргамакова 1-го. В столкновениях с французами 27 июля у Ревятичей потерял убитыми и ранеными 13 человек и 18 лошадей. 1 и 2 августа в схватках у Городечно и Дивина полк недосчитался 10 человек и 25 лошадей. 7 августа в схватке при Луцке убито 6 лошадей и столько же ранено.
— Боевые потери в людях, в лошадях нужно было быстро пополнять. С «человеческой составляющей» понятно: шли массовые отправки в действующую армию рекрутов. А откуда брали новых скакунов взамен выбывших из строя?
— Русская армия восполняла убыль в лошадях из резервных кавалерийских депо, начальником которых был генерал от кавалерии А.С.Кологривов. Сделав карьеру еще во времена Павла I, позже он командовал гвардейской кавалерией при Аустерлице, а затем, в 1807 году, был отправлен Александром I в почетную отставку. Однако после нападения на Россию Наполеона знания и опыт этого кавалерийского военачальника вновь пригодились. Кологривов был назначен командовать подготовкой кавалерийских резервов.
Что касается французов, то им приходилось несравненно труднее.
Каждая страна — участник антирусской коалиции обязывалась дополнительно дать Наполеону определенное количество лошадей. Так, например, Пруссия по договору от 24 февраля 1812 года должна была поставить 15 000 голов.
Бонапарт требовал достать столь необходимых для великой армии лошадей любой ценой. Скакунов для легкой кавалерии пригоняли с Пиренеев, Арденн, Бретани. Для драгун и легкой артиллерии животных закупали в Нормандии и Лотарингии. Кирасирские, карабинерские кони и тяжеловозы для крупнокалиберной артиллерии приобретались в странах Рейнского союза.
Накануне войны сложилась очень плачевная ситуация: на 1 января 1812 года армии недоставало 47 000 лошадей. Были реквизированы лошади в Австрии, Италии, Испании, Польше… Но этого оказалось мало. Французам приходилось пускаться на всевозможные уловки. Дошло до того, что они умудрились купить лошадей даже в России, на которую собирались вскоре напасть!
Русский посол в Вене граф Штакельберг отправил 15 марта донесение генералу И.С.Дохтурову: «Совершенно достоверно, что польская кавалерия (из армии Наполеона. — А.Д.) в течение последнего года пополнила свой конский состав лошадьми, купленными в польских губерниях (входивших тогда в Российскую империю. — А.Д.), главным образом в Бердичеве. Меня уверяли в том, что служащие государственной таможни участвуют в этой преступной спекуляции в качестве подрядчиков. В настоящее время французская кавалерия, лишенная лошадей, рассчитывает приобрести их таким же образом». Речь шла о покупке еще 15 000 голов для Великой армии.
Столь дефицитные животные с началом военной компании стали гибнуть и выходить из строя в больших количествах — сотнями, тысячами. Причины этого я уже упомянул выше. Что было делать французам и их союзникам? Выходом из положения стало использование реквизированных крестьянских лошадей.
Артиллерийский капитан А. де Пэксан вспоминал: «…Мы имели сильное вспомогательное средство в маленьких местных лошадках, довольно многочисленных в России... Этих несчастных животных изводили тысячами. Солдаты, зная, что они привыкли к суровой жизни, требовали от них много работы и не проявляли никакой заботы; лошадки погибали в большом количестве. Именно они везли артиллерию, продовольствие, багаж. Все отставшие садились на них и вели их в своих рядах; в конце концов, расход их был действительно чрезвычайный, и, конечно, без них невозможно было бы передвигаться».
Порой на реквизированных крестьянских лошадок вынуждены были пересаживаться даже кавалеристы. Особенно комично выглядели на таких малорослых «коньках-горбунках» оседлавшие их гиганты — кирасиры, ноги которых почти касались земли.
Не те подковы, мусью!
— Весьма распространенное мнение, что победить Наполеона русским помог «генерал Мороз»…
— Конечно, нельзя сбрасывать со счетов влияние нашего сурового климата. Но здесь тоже нужно учитывать конкретные специфические моменты. Например, раз уж мы говорим о кавалерии, — неприспособленность французских лошадей к движению по льду, в то время как русская кавалерия в большинстве своем была перекована для зимней кампании.
Юзеф Грабовский, прикомандированный к Императорской ставке, записал: «Упрямство и высокомерие французов, кои после стольких войн чувствовали себя знавшими все лучше всех и не нуждавшиеся ни в каких советах, помешало им подковать коней подковами с шипами».
В этом смысле кавалеристы-поляки, понимающие, что такое зима в русских широтах, «утерли нос» другим участникам похода Великой армии. Они загодя подготовились к зимним условиям, и потому их кавалерийские соединения выглядели лучше, чем конница других союзников.
Безусловно, для самих французов в то время ведение боевых действий в зимний период было скорее исключением, нежели обычным делом. Об этом с горечью сообщал генерал Арман де Коленкур: «Мы были избалованы предыдущими походами Императора; мир доставался ценою лишений, длившихся всего лишь несколько месяцев».
Привыкшие к победам войска Наполеона всегда рассчитывали на то, что зиму они будут проводить уже во Франции. В итоге Коленкур, так же, как тысячи его сослуживцев, удивлялся потом: «Мне казалось невозможным, чтобы Император мог думать об отступлении во время морозов, тем паче что не было принято никаких предосторожностей для того, чтобы уберечь людей от холода, а также для того, чтобы лошади могли передвигаться по льду».
Бригадный генерал Ван Дедем сообщал, что французы потеряли большую часть артиллерии именно потому, что не удосужились перековать лошадей на шипы. Гладкость подков вела к ужасным последствиям: падения, постоянная скученность, при движении гуськом на остановившихся моментально налетали едущие следом, что нередко вело к опрокидыванию, поломке лафетов пушек и зарядных ящиков.
Но даже с учетом всех упомянутых обстоятельств нельзя принижать роль самой русской армии в грандиозной победе над врагом, покорившим до того почти всю Европу. Это было признано всеми.
Отечественная война 1812 года стала рубежом, после которого роль России в европейской политике резко выросла, а дальнейшее ее историческое развитие пошло по новому пути. Столь же резким стал тогда подъем патриотических чувств и самосознания народа. При этом наши прадеды показали свое миролюбие и отсутствие стремления отомстить побежденным. Девиз русских войск, вошедших во французскую столицу, был такой: «За зло Москвы — добром Парижу!» На Венском мирном конгрессе, проходившем в 1814–1815 гг., страны-победительницы были озабочены получением контрибуций. Исключением стала Россия: «Мы воевали не за деньги, а за идею, православие и победу».