Причем к таким российским проблемам не относятся декларируемая духовность, якобы отличающая в лучшую сторону Россию от Запада, а также пресловутый «особый путь». Духовность очень плохо сочетается с уничтожением храмов и расстрелом священников при равнодушии большинства тогдашнего советского общества — а также и с современными цифрами хоть практикующих верующих (здесь «бездуховная» Америка намного впереди), хоть числа жертвователей на гуманитарные проекты. А «особый путь» ведет на практике к доминированию государства над человеком, причем вне зависимости от того, носят ли государственные деятели мундир с эполетами, френч или костюм от Бриони.
Реальная проблема — в другом. Когда более чем три десятилетия назад Россия развернулась в сторону Запада, то население интересовали в основном хлеб и зрелища. Под хлебом можно понимать прилавки западных магазинов, где в свободном доступе находились десятки сортов колбасы и можно было купить продукты и промтовары без унизительных очередей или блата. Под зрелищами — массовую культуру развлекательного характера, которая в советское время тщательно лимитировалась. Еще в советское время директор универсама мечтал заполучить в свое учреждение импортные сапоги, а директор кинотеатра для поправки бюджета — «Инспектора-разиню» или «Блеф» (но не «Семейный портрет в интерьере» Висконти, благополучно закупленный для советского зрителя). В результате понятие дефицита исчезло — и даже сейчас несколько оскудевшие прилавки никак не похожи на советские. А развлечений тоже с избытком: киноиндустрия плодит комедии, которые раньше не прошли бы через самый благожелательный худсовет, эстрадного юмора опять-таки много (только нового Жванецкого не видно)…
Что же до ценностей демократии, то ситуация с ними была куда сложнее. Даже лет тридцать назад, в период, как казалось, наибольшего очарования Западом, в позднем СССР была распространена точка зрения об инструментальном характере демократии. Проще говоря, она нужна не сама по себе, а как средство для того, чтобы сделать жизнь людей лучше (заполнить прилавки) и веселее (избавиться от советской занудности). Раз это не удалось сделать при социализме — несмотря на многочисленные обещания товарища Сталина и его преемников, — то можно попробовать капитализм и «буржуазную демократию». А если, наряду с хлебом и зрелищами, быстро проявилась и оборотная, совсем не привлекательная сторона (масштабное социальное расслоение, системная коррупция, распад страны и связанная с ней сильнейшая фрустрация), то возникает вопрос: может быть, стоит еще раз поменять «инструмент»?..
Есть и еще один важный аспект — разговор на разных языках. Речь идет, конечно, не о сугубо лингвистическом, а об общественно-политическом измерении. Одни и те же понятия могут интерпретироваться по-разному.
Например, речь идет о свободе слова. В современной демократии она несовместима с цензурой; в сознании же современных россиян позитивное отношение к этому демократическому принципу вполне уживается с одобрением цензурных ограничений. Достаточно сказать, что та или иная тема может быть вредна для подрастающего поколения, и общественное мнение однозначно склоняется в сторону цензуры, не особенно размышляя над масштабом и реальностью угрозы.
Или же свобода совести. Опять-таки общественное мнение одобрительно относится к этому принципу, но как только идет речь о правах религиозных меньшинств, оно становится далеко не столь толерантным — в отличие от позитивного отношения к «конфессии большинства», которой в России является православие. И так далее. Поэтому современным россиянам непросто находить общий язык с современными европейцами, даже если оставить за скобками болезненную и эмоционально воспринимаемую тему прав ЛГБТ.
Есть и другие, более частные проблемы. Как относиться к конкретным важным историческим событиям — например, к падению Берлинской стены? Для абсолютного большинства европейцев это положительное явление, символ объединения Европы и победы политической свободы над тоталитаризмом. А для россиян старшего поколения все существенно сложнее. Свобода — это хорошо, но речь идет о поражении своей страны в «холодной войне». Да и тоталитарной ее многие бывшие советские люди не считают: для них СССР — это страна детства и молодости, вкусного мороженого и незакрывающихся подъездов. Или персона Михаила Горбачева, отношение к которому в России и Европе носит прямо противоположный характер. И многое другое.
Но обратим внимание на один важный момент: речь идет о действительно серьезных фундаментальных проблемах, а не о вечном разломе между Россией и Европой. Дело в том, что история и культура Европы россиянам близка и понятна еще со школьных учебников, в которых греки свои, персы чужие (и сочувствуешь Фемистоклу и Александру, а не Ксерксу и Дарию), а история и культура Индии и Китая выглядят политкорректными и незапоминающимися вставками в общий европейский контекст. И советские молодые люди воспитывались на «Трех мушкетерах» и «Графе Монте-Кристо» (только для нынешних интернет-поколений, так называемых миллениалов и зумеров, эти увесистые тома выглядят архаичным и малоинтересным чтивом), а не на китайском классическом романе «Речные заводи».
Отсюда и искусственный характер евразийских построений, возникших в ХХ веке в условиях очередного (и не последнего) российского разочарования в Западе. И отсутствие энтузиазма, когда речь идет не об абстрактных рассуждениях о «китайской модели», а о заимствовании конкретных практик хоть старого, хоть современного Китая. Отсюда же и популярная концепция, что именно Россия является хранительницей истинных европейских традиций, от которых отказались нынешние жители Европы. Хотя при ближайшем рассмотрении получается, что речь идет об искусственно выстроенной конструкции, в которой «старая Европа» выглядит заимствованной из советских фильмов о Шерлоке Холмсе и не включающей в себя многих теневых сторон — от кровопролитных войн за Эльзас и Лотарингию до изнурительного детского труда.
Возможно ли в таком случае новое сближение России с Западом? Такой вариант исключать нельзя — но борьба будет идти за умы и сердца уже следующих поколений, не только не читавших Дюма, но и не смотревших фильмы с Ливановым и Соломиным. Точнее говоря, она уже идет. В прошлом году исследовательская группа «Циркон» провела исследование об отношении россиян к традициям. И выяснилось, что 45% респондентов в возрасте от 18 до 24 лет считают, что в России необходимо активнее внедрять нормы и ценности образа жизни экономически развитых государств (всего по стране — 29%). И 48% из этой же возрастной когорты отмечают «чуждый», с точки зрения консерваторов, День святого Валентина (по стране — 28%). Молодежь встроена в глобальный мир, правила коммуникаций в котором для нее близки и понятны.
Но есть два ограничителя. Первый — очередной этап российской реакции непосредственно связан именно с влиянием на молодежь, в том числе в образовательной и культурной сферах, с целью попытаться сделать ее более патриотичной (и, соответственно, отвлечь ее от Запада). И второй — если Россия закрывается от Запада (и это стратегический выбор современной российской власти), то и Запад закрывается от России, хотя на сегодняшний день это больше похоже на тактику, набор ситуативных решений. В любом случае многое может решиться в ближайшие годы — и эффект от этого будет долгосрочным.