Со лживыми обвинениями и нелестными высказываниями на Пугачеву сейчас обрушились те, кто еще вчера считал за счастье целовать ручки Примадонны. Это не просто предательство — это измена. Измена даже не ей — себе: своей любви, памяти, долгим годам, когда песни Пугачевой скрашивали жизнь тех, кто сегодня радостно плюет ей в спину…
Одной из тех, кто не предал Пугачеву — прямо скажем, немногих! — людей стала подруга детства, чья жизнь навсегда оказалась переплетена с жизнью Аллы Борисовны: от школьных бантиков до усталых морщинок под глазами. Которые, впрочем, не видны посторонним. Ведь они — Женщины с большой буквы. Одна — женщина, которая поет, другая — которая говорит. А еще пишет.
Кира Александровна Прошутинская поделилась записями из своего дневника с одной-единственной целью: чтобы те, кто по-прежнему верен «своей Алле», узнали ее с закулисной стороны. И чтобы знания эти были правдивы, потому что настоящие воспоминания нельзя ни исправить, ни переписать, ни изменить в угоду сегодняшнему дню. Они записаны от руки в потертые от времени тетради, с теми самыми настоящими прожитыми датами, обозначенными сверху.
«Я перфекционист, — говорит Кира Прошутинская, давая мне бесценные листы для прочтения. — Как все было, так и записала. Но я писала чистую правду!»
Хотелось бы, чтобы сегодня эта правда напомнила (не журналистам, не чиновникам от искусства, не коллегам Аллы Борисовны по сцене, а простым людям, зрителям) главное: Пугачева кончается не завтра.
Пугачеву использовали, обманывали, кидали на деньги, она была несчастлива в личной жизни. Теряла и была виноватой — зачастую без вины. Плакала и страдала. Проклинала и зарекалась.
Но, что бы ни случилось за кулисами, выходила к своему зрителю с честной и искренней исповедью. Ее били — она летала. И именно поэтому никогда не отрекалась от нее, любя, публика. «Я хочу, чтобы все знали: Алла Борисовна вернется к сентябрю! — говорит Кира Александровна. — Я знаю это точно».
Ну, что же, мы будем ждать «осенний поцелуй» Примадонны «после жаркого лета» и читать о ней правду…
Первый фрагмент воспоминаний датирован 4 сентября 2012 года. Сама Кира Прошутинская переживала тогда очень сложный момент в своей жизни: она боролась с тяжелейшим недугом, в ее семейной жизни происходили печальнейшие события.
«Я решила: всё, ухожу. И ушла. И стала жить в гостинице»
Мне позвонила Алла Пугачева: «Что у тебя происходит? Я поняла, что нужно вмешаться!»
Я вкратце пересказала свою грустную семейную историю. Она сказала, чтобы сразу после приезда я приехала к ним в Грязь.
Мы ехали по Рублевке, как мне показалось, долго. Сразу нашли дом их, потому что Алла, как и я, всегда точно объясняет, как правильно добираться.
Замок Галкина странно смотрелся среди простых домов, кривой разбитой дороги, ведущей к нему, исчерченной полосами-бороздами земли, размытой дождями.
Открылись ворота, и мы попали в другой мир. Огромная территория, огромный дом. Но я была настолько погружена в свои невеселые мысли, что практически ничего не видела.
Поднялась по ступеням к огромной входной двери. Дернула. Дверь оказалась запертой. Я позвонила Алле на мобильный.
И вот вижу сквозь стеклянные стены, как она быстро и торопливо идет к двери. Худенькие ноги в стрейчевых джинсах, на каблуках, в какой-то длинной кофте. «Вот дураки! — сказала она. — Когда успели закрыть на ключ?» Мы поцеловались, пошли по необъятным просторам замка. Я везла за собой сумку. Подошли к лифту: «Ты будешь спать в голубой спальне на четвертом этаже», — сказала она. Вошли в маленький изящный лифт, в зеркалах и в дереве. Поднялись в нем на четвертый этаж. Комната была огромная, роскошная, вся голубая. Я оставила сумку, и мы снова спустились вниз.
«Рассказывай», — властно сказала Алла, закуривая сигарету.
Это был мой долгий рассказ о болезни, в которой я осталась одна. О страхе перед будущим: нет денег, пока нет работы, но впереди еще есть жизнь. А мне скоро 67, и трудно все начинать сначала.
Вдруг Алла начала рассказывать о своей жизни: «Почему мы с тобой, такие самодостаточные, сильные, вдруг робеем перед хамством? Знаешь, у меня однажды такое одиночество было. И я тогда вышла замуж сдуру, не любя, не думая. И началась жизнь. Сколько я терпела хамство! И вдруг, в какой-то день во время очередной ссоры, решила: всё, ухожу. И ушла. И стала жить в гостинице».
«Я люблю, когда всё перемешивается. Это жизнь»
Максим должен был прилететь с гастролей на следующий день. Вдруг я как-то очнулась, начала разглядывать интерьер комнаты, где мы сидели: огромные витринные окна в пол, роскошные деревянные резные панели, винтажная мебель. Все было красиво, обжито, не кичово, но слегка чрезмерно. «Боже мой, как красиво! Я ведь только сейчас начала что-то видеть. Покажи мне дом!» Алла засмеялась: «Правда, ты ведь, как сомнамбула ко мне вошла. Пойдем».
И повела меня на «экскурсию». Замок был действительно замком. Удивительно, но казалось, что он уже лет сто существует: много каких-то деталей продуманных, дизайнерских решений, состаренные шторы, панели, потайные бронзовые лестницы, огромные выцветшие ковры, затейливые переходы из помещения в помещение…
Она шла впереди, вежливо и привычно ведя экскурсию.
Вот библиотека Макса, стеклянный лифт, большая спальня. В ней окно почти во всю стену, оно открывало русские просторы, с полями, лесами и, по-моему, рекой.
Я увидела комнаты Кристины. Там было пышно-роскошно. Спросила Аллу про Клаву. Она: «Знаешь, она такая взрослая в свои 4 месяца. Мы чего-то вокруг копошимся, ее развлекаем, а она лежит и презрительно смотрит то на меня, то на мать, то на Мишу».
Мне вдруг показалось, что место Никиты, первого ее внука, уже никто занять не сможет… Прошли с ней по территории, то ухоженно-строгой по-английски, то с дикими ромашками-васильками и прочими растениями, которые не требуют внимания и ухода, растут сами по себе: «Я люблю, когда всё перемешивается. Это жизнь», — сказала Алла.
Она стала спокойной, такой я ее никогда не видела. И выглядела хорошо, свежо. Я ей сказала об этом. «А чего мне плохо выглядеть? Сижу здесь почти безвылазно, не работаю, все время по дому бегаю. Чего-то придумываю, доделываю. Тут решила себе в мансарде мастерскую сделать. Пойдем покажу».
Мы на лифте поднялись на последний этаж. Комната была еще пуста. Но уже началась какая-то работа ремонтная.
«Если что-то не так, позвони мне!»
Я хотела спать. Пришла к себе и легла. Проснулась через час, встала. В голубой спальне зажглись все лампы — восьмирожковая люстра, подсветки, настольные лампы. Я лихорадочно стала нажимать на все выключатели. Удалось. Легла. И тут в ухо мне начало что-то «ухать». Минут через 40 я не выдержала, вскочила — снова заработал весь свет. Снова я жала на все выключатели… В три часа ночи я села на своей роскошной постели и поняла, что лично для меня наступило утро. Вспомнила, что когда уходила, Алла сказала: «Если что-то не так, позвони мне!» Я весело ответила: «А что в роскошной голубой спальне может быть не так?»
Опять подруга детства оказалась права! С трех часов ночи до десяти утра я промучилась у себя, потому что по-прежнему, если я вставала, свет включался, если ложилась, начинала греметь музыка.
Решила спуститься вниз. В маленькой гостиной, где мы вчера сидели, на диване спиной ко мне сидели Алла и Максим. Алла была в белом коротком платье…
И вот сидит она с естественной прической, глаза успела накрасить, ноги, как и у меня, белые, незагорелые.
Макс — свеженький с утра, с айпадом. Оба благостные, тихие, видно, что родные друг другу. Это — дружба, любовь, привязанность. Я вижу: им — хорошо вместе.
Максим чрезвычайно воспитан. «Как спалось, Кира?» — спрашивает он. Я честно отвечаю про свою ночь. Он задумывается. Алла — мне: «Я же тебе говорила, чтобы ты звонила, если что случится!» Максим: «Можно я пойду к вам и посмотрю, что случилось?» Быстро возвратился: «Дело в том, что просто нужно было сенсор заклеить скотчем. А «бубухало» — это потому что, когда вы нажимали на выключатель, включились динамики».
Алла: — Интересно, как это можно было понять, да еще ночью, да еще про скотч???
Я (неожиданно для себя спросила): — Вы работать хотите?
Максим (уверенно): — Нет.
Алла: — Нет.
Я: — А сочинять, а играть?
Они (дружным хором): — Нет!!! Нам так хорошо.
Теперь они сидели рядом. Он что-то показывал ей в айпаде. И такой покой, такую уверенность в их отношениях чувствовала я, что по-хорошему чуть-чуть завидовала.
Я видела, как привязана Алла к Максиму. Я видела, что он стал главным смыслом ее жизни, взрослел, становился значительным.
На столе лежали две пары ее очков, они были со стразами и половинчатые. Алла их почти не надевала.
Они уже успели позавтракать, но пошли вместе со мной на кухню, где пахло оладушками. Сели за стол в углу. Алла вдруг встала и пошла к холодильнику. Открыла его и долго-долго что-то в нем рассматривала. Опять обратила внимание, как сильно она похудела. Ноги стали стройными, длинными. «Что она делает?» — спросила я тихо Максима. «Еду какую-то ищет», — спокойно ответил Максим.
Алла действительно достала какую-то баночку с вареньем, положила оладушек и намазала его нетолстым слоем.
Мне не хотелось мешать Алле и Максиму, я вызвала машину пораньше, собрала вещи, простилась с замечательными счастливыми хозяевами и уехала.
Я начала понимать, что выздоравливаю морально с того утра, когда вернулась в Москву.
***
Второй отрывок мемуаров датирован 8 марта 2016 года. Пугачева еще с ранней юности, со своих 17 лет, ввела домашнюю традицию отмечать первое воскресенье марта. Учрежденный ей самой праздник Алла Борисовна назвала «День желтых цветов»: когда-то в этот день произошло крайне значимое для нее событие, после чего будущая звезда купила желтые цветы и раздаривала их первым встречным.
С тех пор Пугачева всю жизнь собирает в этот день самых близких ей людей и в конце вечеринки «разрешает весну». Воспоминаниями о таком, совершенно закрытом для случайных людей празднике и поделилась с «МК» Кира Александровна.
«А в нашем подъезде Ассоль живет…»
У новых замковых ворот имения в энергичном напряжении ждали «добычу» мои коллеги. С камерами и фотоаппаратами.
Вышел охранник, всунул лицо в нашу машину, тихо спросил Сашу: «Кто?» Саша парольно ответил: «Прошутинская». Тот понятливо кивнул и ворота значительно, с достоинством, медленно стали открываться.
Я разделась, взяла подарочки, поднялась на второй этаж. На лестнице меня встретил Максим, взял пакеты: «Не волнуйся, я всё Алле сейчас передам!»
В гостиной было несколько групп людей, в основном мне незнакомых. Но, к счастью, увидела тех, кого знаю и кто бывает здесь всегда, — Алину Редель и Буйнова. Он спросил меня: «Ты стишок выучила?» Я (не чувствуя подвоха, на полном серьезе): «А сегодня будет нужно что-то читать?» Буйнов засмеялся: «Ну, шучу я!»
Я не видела, когда появилась Алла. Просто поняла, что вдруг внимание всех переключилось на что-то (или кого-то). Обернулась. Увидела ее. Она уже сидела в кресле у камина. Белое, отделанное лососевым кружевом платье-балахон. Нога на ногу, на них ботиночки молочного цвета с блестками и молнией сбоку, красивого телесного цвета колготы.
Все, как зомби, начали двигаться к ней. Я — тоже. Потом отошла в сторону. Другие остались стоять возле нее почтительным полукругом.
Я с кем-то разговаривала, когда услышала, как громко Алла сказала: «Кира!» Я обернулась. Алла: «Я рассказываю, как года три назад ты получила приз за лучший рассказ!»
Да, я хорошо помню тот день, тоже день встречи весны. Тогда весна была лучше, а жизнь моя — хуже. И Алла, видимо, хотела мне финансово помочь с оплатой адвокатов, но нетрадиционно, поскольку от впрямую предложенных мне денег я отказалась. Потом я пыталась у нее узнать, не придумала ли она этот приз специально для меня. И она со смехом мне ответила: «Рассказ правда был хороший!»
Все сели за стол. Алла — во главе с одной стороны, Максим — с другой. Она сразу представила «главного гостя» — Дмитрия Иванова, друга Володи Трифонова (Владимир Трифонов — особенный человек в жизни Аллы Борисовны; ему единственному Пугачева посвятила песню на своем юбилейном концерте — «Серое пальто» — «о беззаветной любви до мечты, до крика, до вздоха». — Ред.).
На заре нашей юности они были очень известными радио- и телеведущими. И именно они дали в передаче «С добрым утром!» песню «Робот», которую спела Пугачева. Но почему-то она никогда не вспоминала, что дебютировала в детской программе «Искатели», которую я тогда вела. А пригласил ее туда наш школьный друг Витя Пармухин, которого я до этого пристроила в «Искатели». Так что моей заслуги в появлении Аллы на телевидении нет.
Я сидела рядом с Ивановым и его женой, тихо сказала, что все-таки история Аллы началась не с их «Доброго утра», а с детской передачи на ТВ. Вдруг она, услышав меня, решила подтвердить эту версию: «По-моему, я в той передаче пела «А в нашем подъезде Ассоль живет…»
Значит, помнит.
Алла «включилась» — лицо ее стало другим, оно посветлело, помягчело. И она объявила «программу дня»: «Сегодня тостов не будет — только рассказы о весне!»
Она сразу передала слово Диме Маликову. Он был здесь впервые, явно смущался, говорил, как и пел, невразумительно…
Потом говорил Филипп Киркоров. Он был в джинсах и желтой, с блестками, толстовке от «Дольче-Габбана». Филипп рассказал историю их с Аллой женитьбы. Она смотрела на него спокойно и снисходительно, изредка комментировала: «Он сказал, что я ему нравлюсь. И я ответила: «Нравлюсь — женись!» Ты еще не сказал, что твои мама и бабушка просили меня выйти за тебя замуж!» Ну и т.д.
Потом она передала слово мне. И я рассказала историю о том, как Алла познакомила меня со священником, как отправила в Бари, как потом этот священник фактически спас меня во время болезни, когда я уже не верила в то, что буду жить.
Закончила рассказом о встрече весны три года назад, когда за этим же столом Алла вручила мне денежный приз за историю о моем герое, о котором мы снимали передачу. В общем, она — спасатель и спаситель, просто, без ожидания благодарности, она делает добрые дела, и я много раз ощущала это в своей непростой жизни.
Меня слушали очень внимательно. Было тихо, и все вдруг повернулись ко мне. Я видела заинтересованные лица Андрея Макаревича, Виктора Ерофеева, которые впервые были в этой компании.
Алла с телефоном, включенным, видимо, на видео, ходила вокруг стола, медленно, со смыслом, снимая происходящее…
Закончилась первая часть вечера, и Алла пригласила всех спуститься в их «кабаре» домашнее «на чай». Там Алла сказала, что споет сегодня новую песню. Вернее, старую, но она ее почему-то не пела. Это Паулс на стихи Вознесенского. «Все почему-то думали, что я не буду петь на его вечере, и мои песни разобрали. Вот я и решила эту спеть».
За звуковым пультом стоял специальный человек, который ждал отмашки, чтобы дать минусовку.
Алла поднялась на эстраду, взяла стул и изящно стала его двигать. Катить на авансцену. Она была сегодня удивительно женственная, изящная в движениях. И спела замечательно.
***
Последний отрывок, которым поделилась Кира Александровна, имеет дату 20 сентября 2020 года. Он самый тонкий и пронзительный, в нем — сегодняшняя Пугачева: простая — «в гости? Да запросто!» — и сложная — «я умею заговаривать», наивная и мудрая, боящаяся старения и мама маленьких детей. Примадонна, которая, не смотря на всю свою звездность — а может, и вопреки ей — всю жизнь искала простого женского счастья. И хочется верить, что нашла…
«Больше всего я боюсь немощи!»
На прошлой неделе позвонила Алла Пугачева: «Кира, прости, пропустила твой день! И подарок есть».
Я: «Давай отметим!»
Она: «Приезжай».
Я: «Нет уж, лучше ты ко мне».
Алла: «Да запросто! Я только могу после пяти вечера. Детей из школы заберу и приеду».
Я: «Когда ты сможешь?»
Она: «А чего тянуть — завтра позвоню, и договоримся».
Она позвонила на следующий день и сказала, что приедет после пяти часов. Я не ожидала такой молниеносной реакции на приглашение: «Алла, я ж от цивилизации оторвана! А мне нужно продукты закупить, чтобы приготовить что-то!»
Она: «Не надо готовить, я на диете, мне ничего нельзя из вкусного».
Конечно же, я приготовила. Мы сидели с моей помощницей Любой и ждали звонка Аллы. Вдруг услышали звук — моя подруга детства была первым человеком, который сразу нашел дом и «погремел» стучалкой на двери.
Я открыла дверь. Пугачева была во всем белом: белые брюки, белая куртка, белые кроссовки. Только свитер красный. Тон на лице, глаза с обильными тенями, огромные, красивые, серо-голубые. Она всегда красилась сама. И всегда — хорошо. Потому что прекрасно рисовала. В руках — портплед. В нем подарок — норковая куртка, отделанная кожей. Очень красивая. Поняла, что это из запасов Аллы.
Пошла показывать ей дом. Она радостно оценивала каждую комнату. Даже если ей хотелось просто доставить мне удовольствие, она молодец и просто хороший человек.
Потом снова спустились на первый этаж.
Алла:
— Как вошла на участок, как увидела березовую рощу, сразу еще раз поняла: мой человек!
Сели за стол. Она оглядела его жадным взором:
— Ну все, что мне нельзя! Грибочки, огурчики соленые, мясо!
И все-таки она себе позволила всего понемногу, только не выпила совсем. Но главное для нее были булочки: «Если есть булочки, больше ничего не надо!»
На ее телефоне появился видеозвонок — Лайма Вайкуле. Она шла по берегу холодного моря, нежно сказала, что хотела показать Алле закат там. Лайма была без косметики, такая милая в своем спонтанном селфи.
Потом Алла: «Больше всего я боюсь немощи! Детей нужно поднять. Потому стараюсь лечиться, хожу. Нужно пройти четыре тысячи шагов в день. Вот смотри». Она показала мне в телефоне результаты — отчеты о шагах, то есть я могла убедиться в ее спортивных достижениях.
Позвонил Макс, она его почти не слышала, только с радостью нежно сказала, что доехала. «Знаешь, у меня впервые защита появилась, — сказала Алла. — Все время делаю вид, что ничего не понимаю. Теперь Макс за меня всё решает. Так хорошо быть иждивенкой!»
Я: «Ну, положим, он всё прекрасно понимает по поводу твоей детской хитрости. Об этом и в передаче моей говорил. Такой он взрослый и мудрый стал за эти годы. Ты очень много ему дала!»
Алла: «Он правда очень повзрослел. Ну и я для этого много чего сделала. Слушай, пойдем на террасу чай пить».
На улице уже было темно. Терраса моя была уставлена букетами и корзинами цветов, которые привезли на день рождения. Люба «разгребла» стол, я поставила подсвечник, а Алла своей зажигалкой дала свечам огненную жизнь. «Господи, хорошо-то как», — сказала она.
Она была в этот день очень радостная, тихая и нежная. Попили чай, ей снова нужно было куда-то идти: «Возьми плед, пойдем на улицу». Сели с ней на качели, укрылись одним пледом. Она закурила: «Как хорошо! Мы с Максом каждый вечер сидим на улице, чего-то друг другу рассказываем, Инстаграм пересказываем».
«Они — мои ангелы»
Мы замерзли и пошли пить чай.
Я: «Ты скучаешь по сцене?»
Алла: «Нет».
Я попросила показать мне видео детей, которых она постоянно снимает. Она с радостью начала отыскивать любимые видео. Какие у них дети! Милые, не избалованные почему-то, без кривляний, кокетства оба. Лиза танцует так, что ее композиции нужно профессиональным балетмейстерам показывать. Как она чувствует ритм, музыку! Гарик — поет. Истово, самозабвенно, освободившись от прежней стеснительности. Эдит Пиаф в его исполнении звучит совсем не смешно.
Алла: «Лиза — бабенка, Гарик — больше мой, с комплексами, только сейчас начал освобождаться».
Она смотрела вместе со мной их концерты-импровизации. Какое счастливо-удивленное лицо у нее было при этом! Снова она решила сменить геопозицию. «Пойдем теперь в твой кабинет английский, мне в нем все так нравится!»
Снова поднялись на второй этаж, сели в кресла. «Между прочим, я ячмени умею заговаривать», — вдруг неожиданно сообщила Алла.
Я: «Видишь, у меня какая-то фигня на веке уже месяц не проходит. Вот и проверим твои в этом уникальные способности!»
Алла не смутилась, вскочила с кресла: «А давай, иди ближе к свету!» Я тоже вскочила и встала под бра. Не успела еще себя зафиксировать в пространстве, как она «плюнула» в мой глаз, сложила свои пальцы в выразительный кукиш и что-то бормотала при этом. Ну, напрочь не помню что.
Алла: «Всё, завтра ничего не будет».
Я вежливо улыбнулась. С моей вскочившей на веке фигней даже мой любимый профессор Арсенчик уже дважды в этом месяце боролся, но пусть Алла думает, что она и это умеет.
Снова сели в кресла. Она поставила на громкую голосовое сообщение от детей. Я услышала: «Мамочка! Любимая! Я тебя обожаю! Ты самая лучшая! Я сейчас пойду спать и буду молиться о тебе!»
Не знаю, кто это говорил, Лиза или Гарик. У них еще долго будут голоса похожи.
Алла: «Они — мои ангелы».
Было уже поздно. Она собиралась домой. Поговорила доверительно с моей Любой. Я вышла на улицу проводить ее. Алла села в свою роскошную, огромную, радостно освещенную машину и весело помахала мне рукой. Я вернулась в дом, спросила Любу: «Ну что?» Она стояла с изумленным растерянным лицом: «Я в шоке».
На следующее утро я встала и подошла к зеркалу. Ячмень исчез.
***
Воспоминаний у Киры Александровны намного больше тех, которыми она сочла возможным поделиться. Остальное — не для чужих глаз: слишком много там личного, простого-человечного, рассказывающего о неумолимом времени и о вечном женском в пределах его…
Прощаясь со мной, Кира Александровна вспомнила один момент из ранней юности.
«Мы дружили с Аллой с детства. Со школы, — рассказала она. — Было нас трое рыжих: я, Алла и Слава Фишкис. Я была правильная, такая типичная отличница, а Алла — бунтарь. Однажды поссорилась со своей мамой и не пришла ночевать, просидела в подъезде до рассвета. Как Зинаида Архиповна переживала тогда! У нас были объективно строгие мамы…»
И, помолчав, добавила: «Из-за такого строгого воспитания возникало ощущение, что мы не соответствуем идеалу красоты. А ведь мы всегда нравились мальчикам!»
Она снова замолчала, а я боялась перебить ее воспоминания каким-то неуместно-любопытным вопросом… Она продолжила: «Однажды я пригласила Аллу в свою компанию. Мы уже закончили журфак МГУ, мальчики поработали за рубежом и были собой очень довольны.
Пришла Алла. Мило-простая. Рассказала, что закончила училище Ипполитова-Иванова и будет певицей. Они ее начали подначивать, чтобы спела. Алла села к инструменту и сказала: «Эта песня написана для меня!» А потом запела: «Вы слыхали, как поют дрозды?..» С поразительной силой. И все эти парни сразу так притихли, пораженные.
А моя бабушка, Ольга Николаевна, — такая тихонькая была! — аккуратно так подошла сзади, робко и бережно погладила Аллу по голове… Мальчики же прибалдели, восхитились, а потом отправились Аллу провожать, видимо, рассчитывая продолжить знакомство».
— Алла Борисовна счастлива с Максимом?
— Мне кажется, да. Хорошо, что он у нее есть. Именно рядом с ним она преодолела многие комплексы из юности. Поборола стеснение, зажатость. Я думаю, он много дал ей как женщине, — он сделал ее счастливой.