- Юлия Сергеевна, специалистам экстренной психологической помощи приходится иметь дело с людьми, которые перенесли безутешное горе, например, потеряли родственников. И им надо как-то помочь, найти нужные слова. Каким должен быть этот человек, который берет на себя эту ношу, идет, можно сказать, на подвиг? И кто с такой работой не справится?
- Вы сказали «идет на подвиг». Это как раз противопоказание для работы в нашей службе. Несмотря на то, что наша работа зачастую проходит в сложных, особых обстоятельствах, условиях чрезвычайной ситуации, это все же работа, профессиональная деятельность. Относиться к этому, как к подвигу, не вполне правомерно. Те, кто идет за подвигом, ему - не к нам.
Как вы отметили, работа достаточно сложная, и мы встречаемся с людьми в непростые периоды их жизни. Наша задача - помочь человеку. Но помочь мы можем только тогда, когда сами находимся в нужном эмоциональном состоянии. Всегда говорю нашим специалистам, что их собственное психическое, физическое здоровье — это их профессиональный инструмент. К нам в службу приходят люди с высокой психоэмоциональной устойчивостью. Те, кто обладает способностью противостоять сложным условиям, сохранять собственное психическое здоровье в экстремальных ситуациях.
- Есть какие-то методики самонастройки, аутотренинга?
- Это еще один компонент - хорошая профессиональная подготовка. У нас серьезный отбор в службу. Основное требование – хорошие знания, в том числе теоретические. Практическим навыкам, приемам всегда можно научить, но заменить подготовкой на рабочем месте полный курс высшего образования, конечно, не возможно.
Ну, и главное - к нам приходят люди неравнодушные. Потому что в сфере помощи человеку это очень важное качество – уметь доделать дело до конца.
- Уметь сопереживать?
- В этом смысле работа у нас благодарная и благородная. Вот смотрите, наверное, каждый из нас испытывал желание помочь людям, когда видел репортаж по телевизору или читал в Интернете о каком-то трагическом событии. Когда что-то случается, многие собирают гуманитарную помощь, перечисляют деньги, сдают кровь, предлагают какую-то другую свою посильную помощь. Ну а мы можем делать доброе дело, помогать, используя свои профессиональные знания, то, чему мы учились кто пять – кто шесть лет в институтах.
- Где готовят специалистов для центра?
- Мы берем выпускников психологических факультетов, специалистов с высшим профессиональным образованием, с хорошими базовыми знаниями.
- Знаю, что вы преподаете в МГУ экстремальную психологию. Ваши подопечные тоже к приходят к вам в центр?
- Да, в Московском государственном университете на факультете психологии была создана кафедра, которая называется «Экстремальная психология». Кафедра у нас особенная. Основной костяк преподавателей - это практикующие специалисты. Из нашего министерства и нашего Центра, Федеральной службы исполнения наказаний, Министерства обороны, Следственного комитета. То есть это те специалисты, которые практически реализуют на своих рабочих местах все то, чему мы учим наших ребят в Университете.
У нас кафедра, как говорят в высшей школе, выпускающая. То есть на третьем курсе к нам приходят ребята, которые для себя выбирают эту сферу деятельности, и на протяжении четырех лет осваивают премудрости экстремальной психологии, и многие из них после этого приходят к нам на работу. Вот сегодня, кстати, курсовые работы защищают.
- Центру экстренной психологической помощи МЧС России больше двух десятилетий. На какие вызовы приходилось реагировать и как?
- Да, центру нашему в этом году будет 23 года. Он создан в конце прошлого столетия – в 1999 году. Вообще, идеи о необходимости экстренной психологической помощи в случае каких-то неординарных ситуаций, родились довольно давно, на рубеже 19-го и 20-го столетий. Это было связано, в частности, с распространением железнодорожного транспорта и с катастрофами на нем. Стали замечать, что у людей, которые пострадали в железнодорожных катастрофах, наблюдается один и тот же комплекс симптомов. Первоначально это даже связывали с специфическими травмами позвоночника, которые люди могли получать при этих катастрофах.
Потом были войны – Первая мировая, Вторая. Тогда специалистов-психологов можно сказать, что не было. Как правило, в одном лице соединялись психолог, врач-психиатр, невролог. Стали замечать, что люди, которые побывали в боевых действиях и получили травму или контузию, получившие помощь непосредственно в прифронтовой зоне, восстанавливаются быстрее, не получают сложных психических проблем и могут вернуться снова в строй.
Эти идеи серьезно развивались за рубежом. К сожалению, судьба отечественной психологии - непростая. Были периоды, когда практически полностью закрывалась как область деятельности.
Наверное, знаете предысторию появления в нашей стране такой структуры, как МЧС? Это было связано с событиями в нашей стране в 80-х-90-х годах. В 1986-м и 1988-м произошли две серьезные катастрофы – одна техногенная в Чернобыле, другая природная - землетрясение в армянском Спитаке. Стало понятно, что нужна система, которая бы реагировала на чрезвычайные ситуации.
Непосредственным толчком к принятию решения руководством нашего министерства о создании службы психологической помощи тоже стали трагические события – землетрясение в Нефтегорске на Сахалине и тяжелая авиакатастрофа в Иркутске, когда грузовой самолет Ан-124 упал на жилой дом. В обеих ситуациях стало очевидно, что, помимо тех людей, которые физически пострадали, на месте трагедии всегда находится большое количество их родственников, друзей, близких. То есть тех, кто физически сам, может, и не пострадал, но тяжело переживает произошедшее, не знает о судьбе своих близких, или его близкие погибли, а сам он в результате трагических событий потерял имущество, жилье. Эти люди тоже нуждаются в помощи.
Так появился центр. В момент создания, конечно, еще не было представления о том, каким образом эту помощь оказывать. Прошло больше 20 лет, и можно сказать, что сейчас это большая система. Она выстроена по всей стране. Мне так кажется, что система оказания экстренной психологической помощи у нас в стране - лучшая в мире. И это, кстати, признают многие зарубежные коллеги.
- Российская служба оказания психологической помощи отличается от других?
- Отличительная особенность в том, что помощь у нас оказывают профессионалы, причем очень высококвалифицированные. В европейской, американской системах эта работа строилась на других принципах. Там, как правило, помощь начинают оказывать волонтеры, добровольцы, а специалисты являются координаторами.
В 2019 году у нас в Москве проходил Европейский психологический конгресс. Это большое событие в нашем профессиональном мире. Практически как Олимпиада, только в области психологической науки и практики. Так вот, иностранные коллеги говорили о том, что у них необходимо создавать профессиональные службы экстренной психологической помощи. А у нас развитие шло прямо противоположным образом. Начиналось все с профессиональной службы.
Уже выстроив профессиональный кадровый костяк, мы во взаимодействии с нашими коллегами в разных регионах начали организовывать систему, когда в случае необходимости можно привлекать других специалистов для оказания помощи. Например, специалистов в области образования, здравоохранения. Потому что довольно сложно в каждом регионе держать на постоянной основе огромный штат кризисных специалистов.
Последние несколько лет активно взаимодействуем с волонтерским движением. Нашими партнерами являются волонтеры-медики.
- Вам наверняка пришлось участвовать в десятках спасательных операций. А сейчас, в должности директора центра, реже приходится выезжать в зону чрезвычайных ситуаций?
- Вопрос о том, выезжать или не выезжать на чрезвычайную ситуацию, конечно, определяется тем, что случилось. В нашей профессии руководитель не может быть просто чиновником. Это часть моих профессиональных обязанностей.
Я бы еще не употребляла в данном случае слово «приходится». В нашу профессию все-таки приходят люди, которые ее любят. А заниматься любимым делом – это большая удача в жизни.
В случае необходимости, конечно же, я выезжаю на чрезвычайные ситуации. Мы всегда надеемся, что это будет случаться реже, потому что наш выезд куда-то говорит о том, что случилась беда. На праздниках мы обычно желаем друг другу безработицы.
За мою многолетнюю практику я могу сказать, что двух одинаковых чрезвычайных ситуаций не было никогда. Всегда были какие-то детали, нюансы, особенности в нашей работе.
В мою задачу, как правило, входит организация процесса. Часто выступаю экспертом при организации мероприятий с большим количеством пострадавших: как сделать так, чтобы все прошло наиболее оптимально для тех людей, которые попали в беду. С другой стороны, важно предотвратить то, чего, конечно же, боятся больше всего – возникновения паники, эффекта неуправляемой толпы.
- В современной неспокойной жизни труд психологов, в том числе специалистов экстренной психологической помощи, наверное, становится более востребованным?
- Жизнь стала, на мой взгляд, более концентрированной - и с точки зрения опасностей, и с точки зрения возможностей. Позитивный момент - у россиян появилась культура заботы о себе.
До определенного момента считалось, что те психологические проблемы или психические расстройства, про распространенность которых сейчас говорят многие специалисты – тревожные расстройства, депрессии, переживания по поводу психологических проблем – это вовсе не заболевание, а слабость характера или недостаток уверенности в себе. А на самом деле, это довольно сложные состояния. В чем их опасность? Вроде бы ничего не болит, но качество жизни существенно снижается.
И вот в последнее время (возможно, сыграла свою роль пандемия) у людей все больше заметна культура заботы о себе, о своем здоровье, в том числе культура обращения к специалистам.
Как правило, такая потребность появляется в достаточно благополучных обществах. Потому что для этого нужны несколько условий. Во-первых, довольно высокий социально-экономический уровень. Потому что зачастую, когда люди вынуждены выживать, времени на заботу о себе уже не сильно остается.
С другой стороны, это должно быть общество, где ценятся здоровье и жизнь каждого человека, его благополучие, возможности для самореализации. Причем не на уровне деклараций, а на уровне общественного понимания, сознания. Мне отрадно, что наше общество можно с полной уверенностью отнести к такой категории.
Я эксперт в области психического здоровья и те изменения, которые я вижу, они говорят о том, что, да, люди стали больше заботиться о себе, и считать это важным элементом собственной жизни. И это очень хорошо.
- Что пандемия что привнесла в деятельность центра?
- Первым шагом была участие наших специалистов в работе «горячей линии», которую открыл Общероссийский народный фронт. Оказывали психологическую помощь. Проанализировав обращения, поняли, что очень недостает людям знания о том, каким образом им себя вести, чтобы в непростой ситуации чувствовать себя комфортнее.
Всерьез занялись темой психологического просвещения, начали создавать памятки, рекомендации, давать советы в средствах массовой информации. И на самом деле за годы пандемии это направление деятельности только развивается.
С нами в этом вопросе солидарны психологи из других силовых структур. Вообще психологи, работающие в силовых структурах, обладают довольно уникальными компетенциями. Каждая из этих служб работает в особых условиях. Знания, накопленные в них, могут быть адаптированы и способны помочь обычному человеку правильно выстроить свое поведение, овладеть какими-то приемами, которые делают жизнь лучше прямо здесь и сейчас.
Еще одно большое новшество — освоение дистанционных технологий. Оказалось, что и в нашей профессии многое из того, что мы делаем, можно реализовать, используя дистанционные технологии. Конечно же, далеко не все. Наша профессия остается контактной, связанной с непосредственным общением. Тем не менее многие вещи мы научились делать дистанционно.
- Сейчас много переселенцев с Украины. С этой категорией тоже работаете?
- Наши специалисты работают по всей стране, встречая людей, которые прибыли к нам в Россию, оказываем психологическую помощь. К этой работе мы стараемся, в том числе, привлекать добровольцев, волонтеров.
- Говорят, что Россия в плане психологической помощи населению и количества соответствующих специалистов существенно отставала от западных стран, где чуть ли не у каждого человека есть свой психолог. Это отставание сохраняется или что-то в этом плане меняется?
- Тут большой вопрос о том, кого считать специалистом в нашей области. В профессии есть существенная проблема. Это недостаточность нормативно-правовой базы. Вы почти не найдете документов, где было бы написано - кто такой психолог. Что, к сожалению, открывает лазейку для деятельности разного рода неспециалистов.
Что касается количества специалистов, то у нас довольно много людей которые получили психологическое образование. Другое дело, что не всегда оно качественное. Это конечно связано в первую очередь с историческим аспектом, как я уже говорила. В 30-е годы прошлого столетия практическая психология на несколько десятилетий была закрыта. Она оставалась в очень специальных областях – в восстановительной медицине, авиации. Но не было системы подготовки.
К началу 90-х годов в стране было всего несколько факультетов, готовивших специалистов-психологов. И вдруг примерно за пять лет эти несколько факультетов превратились в... несколько сотен факультетов. Соответственно, была проблема и с преподавательскими кадрами, и с качеством образования.
Постепенно эта ситуация исправляется, выравнивается. Несмотря на то, что людей, получивших психологическое образование довольно много, по-прежнему квалифицированные специалисты – это дефицит на рынке труда.
- Востребованность у населения психологической помощи имеет, к сожалению, и обратную сторону. В наше время, почти как в 90-е, опять бум на услуги разного рода целителей, экстрасенсов, магов, ясновидящих. Как вы относитесь к этому явлению? Можно ли с ним бороться и как?
- Наше профессиональное сообщество очень надеется на то, что все-таки появится закон, регулирующий эту деятельность. Это действительно важная история. В чем основная проблема? Обычному человеку, обывателю невозможно различить, где действительно ему предлагают психологическую помощь, а где — что-то другое. Это может быть что угодно.
Да, человек может выбирать, к кому идти. Мы свободные люди, живем в свободной стране. Если человек принимает решение, что ему нужно идти к гадалке или экстрасенсу, какому-нибудь личностному тренеру - он может это сделать. Но он точно должен понимать, куда идет и что в результате этого получит. Сейчас очень большая проблема в том, что, по сути, людей лишают этого умного выбора, возможности оценить.
- Потому что общей культуры не хватает?
- Потому что нет четкого определения, кто такой психолог и что такое психологическая помощь. Поэтому назвать психологической помощью сейчас, по сути, можно все что угодно.
- Сейчас много развелось всяких курсов раскрепощения и прочее…
- Возможно, это для кого-то интересное времяпрепровождение. Но это точно не является психологической помощью.
- Когда в законе будут зафиксированы понятия «психолог» «психологическая помощь», с лжецелителями будет проще бороться?
- Тогда, по крайней мере, можно будет сказать, что эта конкретная услуга не соответствует заявленному. Нельзя же на травяном сборе или биологически активных добавках написать, что это лекарство от всего. Покупая в аптеке препарат, вы понимаете, что перед вами - медицинское средство или БАД.
- Не так давно вы презентовали с другими авторами учебник «Основы безопасности жизнедеятельности». Считаете важным с детского возраста прививать эти знания?
- Мы очень надеемся, что нашими совместными усилиями удастся этот предмет сделать интересным. Ведь основная проблема предмета «Основы безопасности жизнедеятельности» в школах, как правило, в том, что он не очень интересный.
Мне очень повезло работать в этом проекте, с такими экспертами. Я была автором идеи и автором нескольких глав в этом учебнике, ну, и, собственно, отвечала за соответствие общей концепции. Для создания учебника мы собрали очень качественную и интересную группу авторов. Сложность в том, что в области безопасности жизнедеятельности нет одного универсального специалиста.
Я уже говорила, что мир наш сейчас очень концентрированный, как с точки зрения возможностей, так и с точки зрения опасностей. Одни опасности подстерегают в лесу, другие в Интернете, третьи в нашем образе жизни, четвертые - в обществе. И таких тем много. Тут и пожарная безопасность, и безопасность дорожного движения. И каждое из этих направлений по-своему важно и может угрожать, нести опасность. В каждой мы можем проявлять ту самую культуру безопасности жизнедеятельности, про которую мы так все говорим.
Собственно, это то, почему было принято решение создать такой сложный коллектив авторов. Мы пригласили экспертов, ведущих каждый в своей области, и постарались понятно и интересно изложить те основы безопасности, которыми нам бы хотелось, чтобы владел каждый.
Причем существенно сместили акцент с предельно опасных явлений, например, извержений вулканов и землетрясений, в сторону повседневной жизни. Как правильно собраться в поход. Что нужно делать, если ты потерялся? Как подавать сигнал опасности? Как развести костер? И так практически по каждой теме.
То есть мы начинаем повествование всегда с того, какие опасности нам грозят, что мы можем сделать для того, чтобы с этими опасностями не встретиться, и уже финальная часть каждого такого раздела – про то, что же делать, если все-таки попал в беду.
Мне очень хотелось, по крайней мере, чтобы это пошло детям на пользу. Это в наших общих интересах. Если как минимум наши дети будут знать, как себя вести, есть шанс, что нам помогут, если нам такая помощь понадобится.
- Говорят, что вы человек волевой, решительный, целеустремленный. Как думаете, это от природы, наследственное или такие качества надо вырабатывать самому?
- Вообще нас формирует то, что мы делаем. Наверное, человека человеком делает прежде всего та среда, в которой он находится. Это и родители, семья, друзья, образование и профессиональная жизнь.