Все те дни, которые их семье — маме, папе, младшему брату — довелось пережить между блокадой, обстрелами и зачистками, как выбирались из Мариуполя в Россию, Саша описывал в общей тетради.
Обычная тетрадка в 48 листов. Буквы в каждой клеточке, чтобы растянуть и точно хватило. Саша не знал, сколько еще продлится такая жизнь.
«Хроника военного времени, или Осада Мариуполя» — выведено на первой странице вверху крупными, аккуратными буквами. Чтобы их наверняка разобрали те, кто найдет этот дневник, если его автор вдруг потеряется.
Но Саша не потерялся. И дневник не потерялся. Родители прочитали эти записи уже в эвакуации, в далеком городке Рассказово Тамбовской области, о котором раньше и не знали.
«Когда пришло осознание того, что то, что вижу я, не видит больше никто, я понял, что должен об этом писать. И тогда я взял ручку. Я накапливал информацию в течение дня и записывал вечером, а то, что происходило ночью, переписывал утром из памяти», — вспоминает сегодня мальчик.
Я понимаю: как бы ни тщилась повторить за ним, изложить в более художественной форме уже изложенное, какие бы красивые слова и метафоры ни использовала, это никогда не сравнится с тем, что написал сам Саша. Это только его история. Честная и простая.
Альтер-эго
Саша заканчивает девятый класс, младший брат Леша — седьмой.
Весь год учеба насмарку. Сперва пандемия, потом дистант, вышли учиться всего на три дня. Но с 24 февраля занятия отменили насовсем.
Сначала им было здорово и интересно наблюдать за тем, что происходит в Мариуполе.
Пока оставались свет, вода и газ, было вообще хорошо.
Первым не стало света.
Потом воды.
Потом газа.
Потом не осталось ничего.
Кроме общей тетради, ручки и подожженного фитиля из ткани, смоченной постным маслом. Настоящих свечей было всего три, и они быстро закончились. Еще были рюкзаки с документами, на которых они спали. В куртке, пальто, шапках и варежках.
Саша мечтал стать журналистом. А еще писателем. То есть он и сейчас об этом мечтает. Он уже придумал мир, о котором хочет рассказать. И главного героя этого мира. Его зовут Элиас.
Незадолго до того, как у него началась другая жизнь, Саша стал сочинять свой первый роман. Я спросила: о чем он?
«О людской жадности. О том, что люди дерутся за богатства. И в конце концов не замечают, как их мир приходит в состояние упадка. А потом является мой герой, и на него возложена миссия спасти всех от самоуничтожения», — делится подросток.
Крест-накрест по стеклу
Родители рассказывали им с братом про 2014 год. Они снимали квартиру в микрорайоне Восточном. Отец работал на «Азовстали», потом — на металлургическом комбинате. Он токарь. Мама — домохозяйка, по профессии повар-кондитер. Сашка ходил в первый класс.
ВСУ вдарили по дому «Градом», и вывалились стекла. В тот же день они переехали к друзьям в 17-й микрорайон. Где прожили следующие восемь лет.
Когда подписали Минские соглашения, по домам больше не стреляли, но у Саши все равно остался страх перед стеклами, а его мама Светлана запомнила: если что — надо первыми защищать окна. Слой за слоем клеить скотч по стеклу. Тогда после попадания снаряда окно выпадет более крупными кусками, а не разлетится в мелкие брызги, секущие всех на своем пути.
И сейчас, в 2022-м, мама клеит скотч. Саша пишет дневник. Целый день смотрели новости.
День первый. 28.02.2022
«Вдалеке раздается гул артиллерии, шум взрывов заставляет вздрагивать неподготовленные уши. Ресурсы жизнеобеспечения работают нормально».
День второй. 1.03.2022
«Накануне ночью обрубили свет во всем Мариуполе. Вместе с ним и воду. Люди впали в некоторую степень паники. Пошел слух о том, что город взят в кольцо».
День третий. 2.03.2022
«Шум артиллерии усилился. Люди отчаялись, когда вечером так и не дали свет».
Накануне отец, возвращаясь последний раз с работы, успел купить конфет и печеньки. Консервов в магазинах уже не было. Думали, если придется переселиться в подвал, сухую кашу не поешь, пусть лучше будут сладости.
День четвертый. 3.03.22
«К полудню пришла весть, что вскрыт оптовый магазин. Все ринулись туда, вернулись с гружеными телегами. Казалось, что берут только то, что необходимо: еду, воду, напитки, можно было бы подумать, что на этом все и закончится, но нет.
Что толкает людей на это — алчность или эйфория вседозволенности? Тем не менее они пошли туда второй раз, а после третий. Тащили все подряд, от кастрюль до туалетных ершиков. Город начал скатываться в каменный век…»
День пятый. 4.03.22
«Ночью небо сияло красно-оранжевым. Утром дошел слух, что оптовый магазин догорает. Я считаю, что это сделали мародеры, чтобы замести следы грабежа.
Трудно вообразить, как краденое добро помещается в их квартирах. Они курсировали даже под шум артиллерии…»
День шестой. 5.03.22
«Вечером, почуяв запах еды, на охоту вышли уже порядком «одичавшие» люди.
Абсурдность достигла своего апогея. Тащили даже аромосвечи и антистрессы.
Больница вскрыла несколько близлежащих аптек. Медики сразу сообщили, что принимают только раненых, исключение составляют те, у кого есть лекарства на себя».
…Шесть градусов дома — как на улице. Два или три раза в квартире делали перестановку мебели. Пытались понять, где безопаснее. Балконный блок расшатался, угрожая в любой момент выпасть во двор, превратив их и без того условную квартиру в руины; проем прикрыли ковром.
«Я думала, Господи, или спаси и сохрани, или всех и сразу, чтобы не страдать», — вспоминает мама Света.
В коридор вытащили детский диванчик. Прятались за ним. Так проходили часы, дни. Полусидя-полулежа.
Единственное, что еще держало людей в их домах, которые перестали быть крепостями, — это газ. Его отключили последним. Раньше можно было обогреться у плиты — теперь и этого не стало. Все вышли на улицу к кострам.
День восьмой. 7.03.22
«Хоть что-то хорошее за последнее время — у костров люди стали больше общаться.
Говорят... когда люди пытались покинуть город, развернулась артиллерийская перестрелка, много раненых.
Вскрыли цветочные магазины, понабрали огромные букеты: «А что? Завтра же 8 Марта».
Военные предупреждали о кострах, чтобы их вовремя тушили, говорили об опасности подвалов в многоэтажных домах, что туда может залететь бомба».
День девятый. 8.03.22
«Сегодня выпал снег. Люди собирают оттаявшую воду.
Сегодня днем в мой дом попал снаряд. Пробило промежуток между 7-м и 8-м этажом, зацепило и 6-й. Благо, что в это время все были у костра…
Теперь жильцы вынуждены жить в подвале или на лестничных пролетах.
Распустился слух, что всю инфраструктуру рушит местный полк «Азов», чтобы город не достался никому. К вечеру обстрелы зацепили дом напротив уже сгоревшей парикмахерской».
…Иногда писать не о чем, и тогда Саша просто пишет, что в этот день ничего не произошло. Но таких дней очень мало. Как и тех, когда случалось что-то хорошее.
День десятый. 9.03.22
«Есть еще несколько попаданий в мой дом, в крышу, но снаряд не разорвался».
День одиннадцатый. 10.03.22
«До самого обеда плотность обстрелов только увеличивалась. Вдалеке бушуют пожары, на горизонте сплошной дым.
Автоматные очереди подошли совсем близко. Люди все равно палят костры, как говорится: «...а обед по расписанию».
День тринадцатый. 12.03.22 (дата — красной ручкой, так как синяя, видимо, закончилась)
«Огонь обступил наш дом. Горят все квартиры вокруг.
Послушав радио, мы узнали, что ночью нас ждет минус 10. Это пугает, учитывая нынешнюю обстановку. В город со стороны автостанции зашла колонна русских танков. Ночь обещала быть жаркой».
День четырнадцатый. 13.03.22
«Температура опускалась. Изо рта валил пар. Долго так не протянуть.
Стало казаться, что колонна танков просто миф. Вечером я понял, как ошибался. Началось наступление. Дом дрожал, и балкон держался буквально на одном гвозде».
День пятнадцатый. 14.03.22
«В дверь постучали. Вошедший мужчина в форме с автоматом представился как морской пехотинец Российской Федерации. По этому поводу у меня были смешанные чувства. С одной стороны, раз они продвигаются, значит, это все может скоро закончиться… А с другой — как он поведет себя.
Проверив дом на предмет украинских солдат, они остались в районе, обосновавшись по несколько человек на дом — у подъезда промеж запаса топлива для костра. Переговорив с ними, я узнал, что львиная доля Мариуполя освобождена, осталось выбить украинских военных с остатков. Они пообещали, что будет громко, но безопасно».
День шестнадцатый. 15.03.22
«Зачистка благополучно отдалилась. Это стало понятно по удаляющимся автоматным очередям. Военные ничего не брали от местных, на все предложения отвечая, что не положено. В свою очередь поделились соляркой для генератора, теперь мы могли подзаряжать гаджеты».
День семнадцатый. 16.03.22
«Пошли слухи об организации эвакуации. Несколько человек отправились на разведку, вернулись запуганными. Они рассказывали, что как только дошли до станции переливания крови, их встретил военный с автоматом навскидку, опросил, затем запустил через калитку, во дворике уже стояли люди и военные, друг от друга в стороне. В ходе переговоров один солдат передал другому: двенадцать человек вошли в какое-то здание. Все рванули туда. А тех мирных, что остались, затолкнули в здание станции переливания крови. На попытки выбраться военные реагировали твердо: нет, сидим здесь, до эвакуации.
Ближе к вечеру мимо нашего дома промчался солдат с криком: «Эвакуация!»
Половина жильцов собралась и двинулась в сторону, откуда, по словам военнослужащего, вывозят людей. Не успели мы толком отойти от квартиры, как развернули обратно. Сказали, что по пути автобусы обстреляли ВСУ. К ночи удалось выйти на связь с уехавшими. Слава богу, большинство автобусов уцелело, и люди добрались до Володарского (поселок, крупный центр приема беженцев. — Авт.)».
День восемнадцатый. 17.03.22
«Сегодня ДНР объявила «зеленый коридор» на Володарск для тех, кто идет своим ходом. Собралась километровая очередь, город превращался в призрак.
В каждой сгоревшей квартире числится как минимум один усопший. Дворы вокруг домов служат кладбищами для большинства жильцов».
День девятнадцатый. 18.03.22
«ДНР-овцы теперь ходят исключительно отрядами размером от трех человек. Мирных просят не покидать дома и не делать дальних вылазок, все, что необходимо, обещали в ближайшем будущем привезти. Объясняют нам так: «укропы» переодеваются в гражданское и, проходя мимо одиночных солдат, убивают их, тем самым вызывают подозрение и кидают тень сомнения на простых людей».
День двадцатый. 19.03.22
«Сегодня солдаты договорились с несколькими автомобилями, пометили их Z-ками и уехали. Через какое-то время вернулись, нагруженные провизией, старались раздавать и брать как можно цивилизованнее, человечнее, но были те, кто отказался, сказав, что у них и своего хватает, нашлись и те, кто греб, как не в себе…»
День двадцать первый. 20.03.22
«Ничто не предвещало беды. Сложно сказать, кто стрелял и откуда, но несколько снарядов попали в место нашей дислокации. Нашу соседку ранило осколками стекла, ее повели в больницу, этажом выше посекло еще одну девочку.
В страхе мы в срочном порядке собрали вещи и пошли сами в сторону Володарска, говорят, там собираются автобусы.
На выезде из города стояла гуманитарка. Люди гребли тележками, ящиками, коробками. Как нельзя сильно там вдруг проявлялась людская низость, криками: «Отвали!» «Это мое!» «Не трожь!»
Мы встретили множество халявщиков, которые тащили газировку, соки…
Отправили нас на автозаправку, где уже ожидали автобусы. Нашему счастью не было предела. Правда, пришлось занять одно стоячее место, но на такую «мизерную» жертву мы были готовы».
«Люди стали хуже относиться друг к другу»
В Володарском семью разместили в бывшей школе, ныне опорном пункте для беженцев.
Прибывших становилось все больше, всех регистрировали, кормили кашей с тушенкой, вдоволь давали чай, хлеб и печенье, клали на пол на матрасы. Обратная сторона медали, пишет Саша: удушающий запах ног, кашляющие по ночам люди…
Ждали автобус на Ростов.
Саша настроен пессимистически: минувший месяц страданий и лишений никого не изменил к лучшему. Люди по-прежнему жили только для себя и хотели спасать себя; они никому не хотели уступать.
«К обеду сообщили об эвакуированной колонне на Таганрог. Волонтеры пытались организовать посадку, люди пытались пробиться вовнутрь. На помощь подошли военные, что убедило самых наглых придерживаться очереди. Выехали вечером, двигались обходными дорогами через поля, придерживались светомаскировки. К полуночи добрались до КПП ДНР».
День 23-й. 22.03.22
«На КПП забрали документы на проверку, проверили всех мужчин на предмет синяков от приклада, патриотических наколок, следов от ремня и автомата.
Простояв до вечера в пробке уже на российской границе, раздали нам миграционные карты. В качестве поддержки пригласили к себе на территорию, где беженцы пополнили водные запасы. Дальше нас ждала очередная очередь на таможню.
Там находились работники МЧС и ФСБ. Нас вкусно накормили, а после провели на очередной досмотр, дабы выявить националистов и вовремя отделить от мирных жителей. Раздавали чай и баранки».
День 24-й. 23.03.22
«К утру все пустые места в автобусе были заняты. Нас последний раз посчитали и направили колонной. В самом Таганроге ждали две палатки, внутри много кипятка, чая и печенья.
Вокруг патрулировал МЧС, они же помогли в организации очереди. Представитель сотовой компании раздавал сим-карты.
На вершине небольшого холма загудел поезд. Перрон обступили работники МВД и не пропускали местных жителей на его территорию. Предоставили кипяток, раздали стаканчики и ложки. Конкретное место прибытия назвать никто не спешил. Ехать предстояло около 15 часов».
День 25-й. 24.03.22
«Сказали, что едем в Тамбов. Напоследок накормили едой.
…В Тамбове встретили множество работников МЧС, волонтеров и журналистов. Взяли интервью, помогли погрузиться на сверхкомфортабельный автобус, сопровождавший меня парень все время порывался взять сумку из рук, постоянно спрашивал: не тяжело ли? Не трудно нести? Устал?
Нас отвезли в Рассказово и поселили в одну из самых лучших гостиниц.
Наконец-то этот кошмар позади…»
…Дневник Саши Лисенкова написан на русском языке. Украинский он знает плохо. Говорит, что его у них в школе не требовали. Учебники выдавали на украинском, но уроки все равно шли на родном. Украинский знали только продавщицы в магазинах, которых обязывали на нем разговаривать.
Из самых жутких воспоминаний, о которых он не написал в дневнике, но рассказывает сейчас, — когда мужчины во дворе, соседи, повздорив о чем-то, накинулись друг на друга. И у одного в руках мелькнул топор. Это было страшнее, чем бомбежка.
«Как мало, оказывается, нужно, чтобы перестать быть людьми, — размышляет мальчик сейчас. — Мне кажется, что именно дневник и помог мне сохранить себя».
Люди часто пишут дневники. Даже сейчас, в эпоху электронных текстов. Существует целый ресурс, где они могут выложить свои записи или воспоминания предков. Он так и называется «база дневникового наследия».
Но детские дневники — раритетны в любое время.
Обыденный быт и ужасы войны, трагедии чужих смертей, и первая любовь…
События мира, переломленные через непосредственное и чистое юношеское восприятие. Это особенно ценно.
Таня Савичева, Анна Франк, Юра Рябинкин…
Я вспоминаю, как журналисты в свое время разыскали по музеям и семейным архивам дневники детей и подростков 40-х годов. Этот сборник получил Государственную премию, и 9 Мая 2016 года на Параде Победы его вручили каждому присутствующему ветерану.
Пожалуй, самые знаменитые дневники тех лет — тонюсенькая, всего на несколько записей, блокадная тетрадь Тани Савичевой и дневник еврейской девочки Анны Франк из Нидерландов, пережившей Освенцим.
Но больше всего мне запомнился дневник ленинградского мальчика Юры Рябинкина. Ровесника Саши Лисенкова — только на 80 лет старше.
Юра умер от голода. Его мать смогла спасти только одного ребенка — младшую дочь. Она сделала свой страшный выбор.
А потрепанная тетрадь погибшего мальчика нашлась много лет спустя. Если бы я не знала, что это документальное произведение, подумала бы, что это художественный роман: видно, как изменяется герой на протяжении всего повествования, как поднимается он к самой вершине духа и всепрощению. Когда муки совести о том, что своровал еду у сестренки, оказываются выше мук голода.
Наблюдения Саши Лисенкова о дне сегодняшнем, увы, говорят об обратном:
«Мне кажется, что людям хватило всего месяца, чтобы отвыкнуть от всего цивилизованного и потерять человеческий отклик, кто-то брал в магазинах еду, чтобы выжить, а кто-то — алкоголь, чтобы напиться. Я считаю, что в этом испытании люди проявили себя не с лучшей стороны».
Дневник — как последняя ниточка, связывающая человека с настоящим собой.
«Когда я писал, мне становилось легче на душе, и я понимал, если меня не станет, после меня все равно останется что-то, люди прочитают и узнают, что я был, что мы пережили».
Кажется, что Саша наблюдает за всем происходящим отстраненно и будто бы безэмоционально. Хочется больше переживаний и чувств. А у него будто душа замерла.
На самом деле так и есть: та же Таня Савичева только констатирует факты и никак не оценивает их. Это слишком больно и страшно.
По словам составителя сборника дневников детей 40-х, прочитавшей дневник мариупольского школьника, интонации Саши Лисенкова из 2022 года полностью совпадают с тем, что писали дети, жившие в совершенно другую эпоху:
«Поражает, как ритмически, интонационно тексты дневниковых записей детей похожи один в один: если убрать узнаваемые приметы дней сегодняшних из текста мальчика из Мариуполя, можно предположить, что у нас в руках дневник ребенка далеких военных лет прошлого века».
…Эпилог
Эпилог своего дневника Саша написал уже на новой родине. Ему все нравится. Гостиница, в которой они живут сейчас, «лучшая в области», отмечает мальчик. Их централизованно кормят в столовой, так что нет даже нужды в собственных ложках и вилках. Все вещи тоже выдали на месте. Пока они устроены на три месяца. Временное убежище оформлено на год. Семья собирается подавать на гражданство.
Должны со дня на день выдать десять тысяч рублей каждому, они уже заполнили все положенные документы. Но с работой для отца пока все сложно. Может быть, придется снова переехать.
Саша мечтает увидеть страну. Говорил, сколько ни смотрел раньше про нее в Интернете, вживую интереснее.
С ближайшими родственниками, оставшимися на Украине, дедушкой со стороны мамы и бабушкой со стороны отца, родители не общаются: «Те не хотят в Россию». Так что связь поколений разорвана. Надолго ли?..
Саша Лисенков собирается поступить на журфак и интересуется, зачтут ли его дневник как творческий экзамен или курсовую работу. Я говорю, что все может быть.
Он готовится к выпускным за девятый класс. Хочет сдать на «пятерки» — ведь раньше он был отличником и получал «девять» из «двенадцати». На Украине более широкая система оценок.
Но пока он больше не ведет дневник. Мир изменился…