Наверняка в эти недели некоторым из нас непривычно ощущать себя представителем народа, который вызывает у зарубежных «партнеров» столь негативные эмоции. Но ведь Россию и раньше изрядная часть ее соседей почитала таким монстром, которого следует опасаться, а лучше даже — «дружить» против него.
О «всемирной истории русофобии» мы поговорили с военным историком, полковником в отставке Анатолием Иванько.
Боязнь «большого зверя»
— Русофобия Старого Света имеет многовековую историю и глубокие корни. Это большая, сложная идеологическая конструкция, составная часть евроцентризма — лежащей в основе западного мировоззрения концепции, согласно которой в мире имеется одна цивилизация — Запад (но не в географическом, а в культурном смысле). Он якобы берет начало от античности — Древней Греции, Рима и прошел в своем историческом развитии единственно правильный путь — «столбовую дорогу цивилизации». А вот остальные народы («варвары»), и Россия в их числе, отстали или уклонились от этого пути.
Основа русофобии Запада — негативное отношение к восточному славянству, исповедующему православие, от которого в VII веке стала отходить Западная Европа, оказавшаяся в лоне католической церкви. Первопричиной такого расхождения стало разделение на Западную и Восточную Римские империи, то есть фактически раскол двух цивилизаций. Наследницей Восточной империи и считала себя Россия, гордо именовавшая столицу свою, Москву, Третьим Римом.
Именно поэтому одним из истоков русофобии западных европейцев было представление о русских как о религиозных отступниках. Тот факт, что Русь приняла христианство от Востока — от Византии, для Запада позволял делать вывод об «азиатскости» славян, многие из которых тяготели к наиболее сильному и организованному этносу — русским.
Православие было объявлено латинянами ересью, а походы крестоносцев на Русь с подачи Ватикана после монгольского нашествия называли борьбой против неверных. В XIII веке войска из Западной Европы вторгались в русские пределы, согласно булле папы Григория IX, чтобы «защитить насаждение христианской веры». Победы полков под началом Александра Невского над тевтонскими рыцарями вызвали к жизни миф о «русской угрозе» Западу, так как крестоносцы-де несли славянским «варварам» «новый порядок» и цивилизованные правила жизни на земле, а те ничего не поняли и уничтожили этих «посланников добра». Успехи войск русского князя, причисленного впоследствии к лику святых, на долгие годы поселили в душах «продвинутых» европейцев страх перед московитами.
Свою весомую лепту в эти ощущения внесли и последующие события. Освобождение Руси от монгольского ига и сплочение разрозненных прежде княжеств казалось в Западной Европе каким-то таинственным, иррациональным явлением. В итоге на востоке континента возникло огромное государство, готовое дать отпор любому агрессору. Такая ситуация лишь усилила западноевропейскую русофобию.
Еще более усилился страх перед Московией во времена Петра I, когда он в сражении у Полтавы наголову разбил войска шведского короля Карла Великого.
Следует отметить, что русские цари после Екатерины II во внешней политике руководствовались защитой национальных интересов, однако им все чаще изменял холодный расчет.
В этот исторический период Россия не раз, откликаясь на просьбу о помощи от других стран, вмешивалась в международные дела на стороне слабейшего, причем без особой выгоды для себя. Итальянский поход Суворова — яркий тому пример. А вот еще на ту же тему. Крупнейший английский военный историк Лиддел Гарт в книге «История Первой мировой войны» писал: «Не надо забывать, как часто Россия жертвовала собой, спасая своих союзников и тем самым подготавливая путь к их конечной победе…»
Парадокс, однако, в том, что обычно, едва дело на полях сражений было сделано, «русского медведя» общеевропейскими усилиями (нередко даже при участии только что спасенных Россией государств) стремились тут же от греха подальше снова загнать в его «берлогу».
Проводя столь циничную по отношению к русским политику, сами страны Запада подозревали Россию в стремлении к мировому господству. Отчасти эти подозрения были спровоцированы размерами «русского зверя» — «загривок» в Европе, «хвост» в Азии. Такой гигантизм не мог не пугать «мелкую» Западную Европу.
Непрактичная, с точки зрения расчетливых зарубежных господ, внешняя политика России, где преобладали чувство справедливости, вера, а затем и идеология, стала одной из причин, почему «прогрессивный» мир привык смотреть на Россию с настороженностью.
Русофобия обновилась после Отечественной войны 1812 года. Казалось бы, русская армия освободила завоеванную и униженную Наполеоном Европу. Более того, сразу же покинула оккупированную Францию и освобожденные земли Германии, что было необычно для традиционной стратегии международных военных противостояний. Но тут в европейских «верхах» возник испуг по поводу такой необычности, и был сделан вывод, что добрый русский царь Александр опаснее Наполеона, поскольку явно играет какую-то свою, непонятную другим правителям партию. Кстати, припомнили, что Наполеон перед походом на Россию сказал, что после него «Европа станет или республиканской, или казацкой».
Запад на протяжении столетий вел информационную войну против России. Многие «свидетельства» зарубежных путешественников прошлых веков извращали русские нравы. Народы европейских стран пугали тем, что русские чрезвычайно дики, они варвары, способны на самое плохое.
Стрелы русофобии часто пускали в сторону правителей России. По странам Запада в XVI веке гуляло немало страшилок про Ивана Грозного, которого даже сравнивали с библейским Навуходоносором. Позднее не обошли своим вниманием западные политтехнологи и личность Петра I.
Против русского царя-реформатора была использована уловка с приписываемым ему завещанием, где император якобы составил грандиозный план завоевания русскими чуть ли не всего мира. Было бы наивно полагать, что никто из тиражировавших «завещание» не догадывался о том, что это фальшивка. Однако французский историк Шницлер, опубликовавший текст в XIX веке, заявил, что хотя, возможно, данный документ и «является чистой выдумкой, но он прекрасно служит целям антирусских выступлений». Именно петровское лжезавещание использовалось Бонапартом в качестве одного из веских аргументов в подготовке «русской кампании».
После разгрома империи Наполеона знамя русофобии перехватила Великобритания, которая еще недавно вместе с Россией сражалась против Франции. Начиная с 1820-х годов Лондон использовал антирусскую идеологию для того, чтобы обелить собственные экспансионистские действия как в Средиземном море, так и в более отдаленных местах — в Египте, в Индии, в Китае.
Русофобскую тактику взяла на вооружение Германия, появившаяся в 1871 году после объединения нескольких немецких королевств и княжеств. Германская империя опоздала к разделу колоний, и тогда Берлин начал культивировать теорию о «жизненном пространстве на Востоке» (там, где находятся современные Украина, Белоруссия и Россия). В Первой мировой войне эта тенденция потерпела крах, однако позже Гитлер использовал ту же самую доктрину.
Следует отметить еще одну веху в развитии политики, направленной против русских. Речь идет о русофобии американской. У нее есть конкретное время появления — 1945 год. Как только совместными с СССР усилиями, ценой миллионов жизней советских граждан, была достигнута победа над Гитлером, произошло аналогичное событиям 1815 года, после победы над Наполеоном. США развернулись на 180 градусов, и вчерашний союзник — Советский Союз — был превращен в главного соперника. Так началась «холодная война».
Одна из субъективных причин давней европейской нелюбви к России заключается в гигантских размерах нашей страны. У европейцев при взгляде на карту возникает ощущение тревоги и обеспокоенности, потому что «такое огромное не может быть ничем иным, как угрозой».
В середине позапрошлого века Федор Тютчев, русский дипломат и известный поэт, считал причиной нарастания в Европе антироссийских настроений взаимное недопонимание, которое вызвано цивилизационными различиями между Востоком и Западом. Надо иметь в виду, что отличия эти «продвинутые» европейцы всегда полагали со знаком «плюс» для себя и со знаком «минус» для восточных своих соседей: «все хорошее приходит с Запада, а все плохое — с Востока».
Сейчас Европа переживает фрустрацию. Она привыкла столетиями доминировать в мире, однако в последние десятилетия утратила эту роль. Европейский союз достиг границ, пределов своего развития, при этом уже проявились внутренние проблемы самого Евросоюза. В такой ситуации очень удобным выглядит вариант, когда на Россию можно свалить все проблемы: огромный восточный сосед якобы в таких европейских затруднениях и виноват.
При этом до недавнего времени само слово «русофобия» вслух произносить избегали. Теперь такая стыдливость зарубежными «партнерами» отброшена. Недавно, например, премьер Польши Матеуш Моравецкий в ходе пресс-конференции, рассуждая об изменениях после начала спецоперации России на Украине, заявил: то, что ранее называлось русофобией, сегодня уже является мейнстримом и принято в качестве реальности.
«Женщин заставляли раздеться»
Покопавшись в исторических хрониках, можно найти немало иллюстраций к сказанному Анатолием Иванько. Вот лишь некоторые яркие примеры проявления русофобских настроений, взятые из разных временных периодов.
Наполеон, готовя свою «восточную кампанию» 1812 года, приказал опубликовать в популярных изданиях серию статей, которые показывали бы, что «Европа неизбежно становится добычей России». Тема была продолжена и после окончания наполеоновских войн. Французским читателям регулярно предлагали материалы, в которых Россия представлена как «деспотическая», «азиатская» держава, которая только и ждет удобного случая, чтобы завоевать всю Европу.
Середина XIX столетия, канун начала Крымской войны. Французский император Наполеон III в разговоре с одним из русских дипломатов сказал: «Я намерен… приложить все усилия, чтобы воспрепятствовать распространению вашего влияния и заставить вас вернуться в Азию, откуда вы и пришли. Россия — не европейская страна, она не должна быть и не будет таковой, если Франция не забудет о той роли, которую ей надлежит играть в европейской истории… Стоит ослабить ваши связи с Европой, и вы сами по себе начнете движение на Восток, чтобы вновь превратиться в азиатскую страну…»
Союзная Франции Великобритания тоже преуспела в повышении среди жителей королевства «антироссийского градуса». Еще в Британской энциклопедии, изданной в конце XVIII века, было дано весьма несимпатичное описание России: мол, это «очень большое и могущественное государство», населенное жестокими, злобными дикарями и возглавляемое деспотическим правительством. Стараниями подобных книжных изданий и газетных публикаций удалось так настроить публику против русских, что, по воспоминаниям одного из немногих лояльных к России английских политиков того времени Ричарда Кобдена, выступать перед ней с прорусскими высказываниями было все равно что дразнить «свору бешеных псов».
Ту же линию гнул тогда и «коммунистический бог» Фридрих Энгельс, обвиняя Российскую империю в стремлении завоевать Константинополь: «Россия — безусловно страна, стремящаяся к завоеваниям, и она была ею в продолжение целого столетия, пока великое движение 1789 г. не породило ее грозного противника, полного могучих жизненных сил. Мы разумеем европейскую революцию, взрывчатую силу демократических идей и врожденного человеку стремления к свободе. Начиная с этого времени на Европейском континенте существуют фактически только две силы: с одной стороны, Россия и абсолютизм, с другой — революция и демократия… Но если Россия овладеет Турцией… она окажется сильнее всей остальной Европы, вместе взятой. Такой оборот событий был бы неописуемым несчастьем для дела революции…»
А вот примеры английского вклада в общеевропейский «буллинг» Российской империи. Лондонская «Таймс» писала: «Хорошо было бы вернуть Россию к обработке внутренних земель, загнать московитов вглубь лесов и степей». Когда в 1853-м произошло победное для нашей страны морское сражение при Синопе, британские газеты дружно подхватили пущенную кем-то «утку» о «запредельной жестокости», проявленной русскими. Якобы моряки с эскадры Нахимова добивали из ружей плавающих в воде турецких моряков с погибших кораблей.
Немало креатива в развитие русофобских проектов добавила Первая мировая война. Особенно усердствовали, запудривая мозги населению, германские пропагандистские структуры. Реалии того времени красочно описал Валентин Пикуль в одном из своих исторических произведений:
«…Вильгельм II велел насытить Европу грязными слухами о нашествии азиатов, творящих в Пруссии неслыханные зверства. Берлинские газеты развопились на весь мир, будто в пределы непорочной Пруссии вторглись косоглазые орды дикарей, которым ничего не стоит вспороть животы почтенным бюргершам или разбить череп младенца прикладом... На стенах домов, церквей… висели олеографии, изображавшие чудовищ в красных жупанах и шароварах. Длинные лохмы волос сбегали вдоль спин до копчика, из раскрытых ртов торчали клыки, будто кинжалы, а глаза — как два красных блюдца. Под картинками было написано: «Русский казак. Питается сырым мясом младенцев». Пасторы в своих проповедях предупреждали, что в темных лесах Сибири, где еще не ступала нога культурного человека, водится особая порода зверей — казаки, и русский царь специально разводит их для истребления немцев...»
Между тем ситуация в реальности складывалась с точностью до наоборот. В начале войны на территории Германии и Австро-Венгрии находилось несколько тысяч российских подданных — инженеры и рабочие с семьями, курортники, студенты… Многим из этих людей пришлось пережить настоящий ужас из-за своей русскости. Из воспоминаний очевидцев тех событий можно узнать о фактах унижения и психологического давления на россиян со стороны немцев.
«Я никогда не представлял себе, что немецкий народ может быть таким жестоким», — отметил известный артист А.А.Данилов. Например, германская администрация на местах организовала обязательный личный досмотр всех гражданских лиц, имеющих российское подданство, которые собрались выехать из страны. При этом офицеры и солдаты, проводившие данную процедуру, порой заставляли женщин раздеваться буквально догола или в другом столь же унизительном и насильственном варианте — с повышенным рвением ощупывали их, нарочито не избегая деликатных мест. Одна из русских газет опубликовала в те дни рассказ свидетеля о подобных безобразиях: «Пьяные солдаты ландвера вытолкнули графиню ударами на платформу и обыскали грубо, держа за волосы и платье…»
Во время досмотра россиян очень часто производили конфискацию у них денежных средств. Потом, через некоторое время после проверки, деньги им возвращали, но совсем иного качества: вместо конвертируемых золотых марок и рублей — «фантики», бумажные банкноты.
Чтобы выбраться на родину — обходными путями, через Швецию и Финляндию, — россиянам приходилось пользоваться железными дорогами. Состоятельные господа покупали, конечно, билеты в вагоны I и II классов. Однако на вокзале их ждало разочарование: всех русских без разбора железнодорожники сажали в вагоны III и IV классов. Но и это оказалось еще не самым серьезным уязвлением прав и достоинства ни в чем не повинных людей.
Одержимые русофобией германцы порой устраивали прямо-таки иезуитские «фокусы», стремясь унизить московитов. Сохранились свидетельства о том, как русских, пытавшихся покинуть Германию, размещали в нарочито грязных вагонах или в таких, где лавки были выкрашены свежей краской, и при попытке сесть на них пачкалась одежда. Посадку проводили под присмотром солдат, которые устраивали ради потехи бессмысленный «аврал», подгоняя женщин, детей, пожилых мужчин прикладами винтовок.
Везли несчастных в сопровождении конвоя. Причем охранники запрещали на остановках выходить и покупать пищу, так что многим из пассажиров приходилось голодать по нескольку дней. Даже воду бедолагам давали в очень ограниченных количествах, да и то после долгих унизительных просьб. А иногда не давали, а продавали: от безысходности подневольным русским «путешественникам» приходилось платить за стакан обычной воды, как за бокал хорошего вина!
Для части выезжающих из страны русских немцы предоставили товарные вагоны, объясняя это тем, что пассажирских на всех не хватает. Изощренный садизм заключался в том, что в таких вагонах не было хотя бы примитивно оборудованных туалетов. Людям предлагалось «делать свои дела», пристроившись прямо на виду, у открытой грузовой двери, либо дожидаться очередной «санитарной остановки». Причем германцы устраивали их нечасто и всегда посреди открытого поля, поэтому мужчины и женщины вынуждены были справлять нужду рядом друг с другом под хохот наблюдавших за ними немецких солдат.
Бывало, что проявление антипатии к русским доходило до настоящего садизма. Об одном из таких фактов упомянул известный писатель и режиссер Владимир Немирович-Данченко. Судя по его воспоминаниям, в их вагоне ехала молодая дама с грудным ребенком. От пережитого стресса у женщины пропало молоко, она долго умоляла конвой купить на станции для ее младенца стакан коровьего. В конце концов немецкий офицер вроде бы сжалился и принес молоко, но не отдал его страдающей даме, а начал дразнить, заставляя тянуться за драгоценным для нее стаканом. Германцам очень понравилась такая игра, и они развлекались ею до тех пор, пока с женщиной не случился нервный припадок. По словам Немировича-Данченко, эта несчастная в итоге сошла с ума.
В коммунистический период тогдашним поколениям советских граждан мало приходилось испытывать на себе давление западной русофобии. Но не потому, что она пошла на убыль. Свою роль сыграл «железный занавес», отгородивший СССР от остального мира. Почти никому из жителей Союза не доводилось бывать за границей, а значит, ощущать всю меру антипатии, предвзятости зарубежных «партнеров».
Наступивший после распада СССР период международной открытости России, ее вхождения в «клуб» западных государств обернулся в итоге сперва парадом показной приязненности к «исправившимся» русским. Но теперь он сменился на Западе отказом от использования масок дружелюбия в отношениях с представителями «плохой» Московии.
Русофобия нынче на Западе в большом фаворе. Иллюзии предыдущих нескольких десятилетий окончательно развеялись.