Собираться медикам долго не пришлось.
— Позвонил Бадма Николаевич Башанкаев (заместитель руководителя Комитета Госдумы по охране здоровья. — Авт.), сказал, что набирается группа добровольцев, которые отправляются на Донбасс помогать местным медикам, — рассказывает главный хирург Республики Калмыкия Арслан Мушараев. — Мы с моим товарищем, травматологом Саналом Манджиевым, откликнулись не раздумывая.
Арслан Мушараев ранее работал в НИИ скорой помощи имени Джанелидзе в Санкт-Петербурге. Больница, как и Склиф в Москве, принимает «с колес» экстренных пациентов после крупных аварий, катастроф, терактов.
— С травмами сталкивался постоянно. К нам привозили пациентов после падения с высоты, с ножевыми ранениями, огнестрелами. Когда случился теракт в Петербурге, в метро, я был дежурным хирургом в противошоковой операционной. К нам привозили людей с минно-взрывными травмами. У многих пострадавших были ожоги, разрывы барабанной перепонки.
У всех врачей-добровольцев, отправляющихся в Донбасс, был опыт по спасению раненых.
Через сутки они уже были в пути.
— Одни медики из нашего десанта ехали из Москвы. Мы добирались из Элисты до погранперехода в селе Успенка в Ростовской области на такси. Взяли с собой кое-что из медицинского инвентаря, расходники — гемостатические губки, шовный материал. А также продукты. Мы не знали, в какие условия попадем. Жена мне положила и постельное белье, и спальный мешок. У меня была самая большая сумка.
Арслан рассказывает, что границу они перешли пешком. На другой стороне их встречала машина «скорой помощи».
— Тревога, конечно, была, мы ведь въезжали в зону боевых действий. В машине стояла полнейшая тишина. Душу грело то, что погода была пасмурной. Была надежда, что когда метет снег, ударные беспилотники «Байрактар» летать не будут.
Травматолога Санала Манджиева, у кого был большой опыт работы в санавиации, привезли в больницу в Макеевку. Два доктора из Башкирии уехали в Луганск. А Арслан с Бадмой и еще одним хирургом отправились в Донецкую областную клиническую больницу имени Калинина.
3 марта были уже на месте. Медицинский десант поселили на территории больницы в палаты, где располагалось гастроэнтерологическое отделение.
— Сон был тревожный. Мы каждый раз вскакивали от разрывов снарядов и выстрелов. Нам казалось, что они ложатся совсем рядом. Ребята-москвичи первую ночь вообще не спали, выскакивали в коридор, пытаясь понять, откуда и что летит.
Утром на «пятиминутке» хирург, вернувшийся с передовой, докладывал о проведенных операциях.
— У пострадавших были в основном осколочные ранения. Везти таких раненых до Донецка — большой риск. Они могли истечь кровью или умереть от шока.
— Как вас приняли?
— Очень радушно. У главного республиканского хирурга ДНР Никоса Михайловича Енгенова все было расписано: сколько торакальных хирургов требуется в прифронтовой полосе, сколько абдоминальных (медики, специализирующиеся на оперативных вмешательствах на легких и на органах брюшной полости. — Авт.). Мы себя не выпячивали. Понимали, что приехали помочь в первую очередь руками. Подставить плечо, поддержать психологически. Работали сообща, в первый же день встали к операционному столу. И не было различий — россияне в бригаде или дончане. Все профессионалы, понимали друг друга с полуслова.
Сразу пошли в ход привезенные российскими медиками бинты, шовный материал, сшивающие аппараты.
Медицина в ДНР, по словам Арслана, отличается от нашей. На Донбассе нет обязательного медицинского страхования. Больше экстренных, чем плановых госпитализаций.
Спать порой приходилось по 4–5 часов, график был ненормированный. Раненых могли привезти и в два ночи, и рано утром.
— Раньше после боя наступало затишье, обе стороны собирали своих раненых. А здесь такого не было. Нам рассказывали, что из-за непрекращающегося обстрела бойцы не могли подойти к своим раненым товарищам по 5–6, а то и больше часов. Там интенсивность стрельбы была такой, что нельзя было даже поднять голову. Все это время раненые лежали на земле. Потом их собирали и привозили всех вместе. Распределяли по больницам Донецка.
«В день приходилось делать по семь операций»
Состояние многих пациентов было очень тяжелым. Как рассказал Арслан Мушараев, в день приходилось делать по семь операций.
— Среди раненых в основном были мирные жители. Сохраняли им руки, ноги. Оперировали и российских военнослужащих. В основном нашим ребятам первую медицинскую помощь оказывали в полевых госпиталях, а потом на вертушках и самолетах отправляли в Ростов-на-Дону, Севастополь, Питер, Москву. Но были и те, кто попадал в донецкие больницы.
Помню, привезли к нам 22-летнего контрактника со сквозным ранением в боку. Спросил у него, как он получил ранение. Он сказал, что сам не понял, как это произошло, почувствовал только резкую боль. Слава богу, все обошлось. Прооперировали парня, спасли.
Еще один россиянин, которого оперировал Арслан, был военным врачом, кардиологом. Его привезли с передовой с осколочным ранением. Операция прошла успешно.
Спасали наши медики и раненых вэсэушников, доставленных в больницу.
— Рядом с этими пациентами стояла охрана — бойцы вооруженных сил ДНР с автоматами. Один из раненых украинских военнослужащих рассказал, что раньше работал на заправке. Потом из военкомата прислали повестку, пришлось мобилизоваться. Одели-обули, дали оружие, отправили на учение. Он говорил, что не успел сделать ни одного выстрела, как их накрыли. Они попали под обстрел. Его ранило. Мы его прооперировали, извлекли пулю без повреждений. Беда его миновала. Но в глазах у него, конечно, была тоска. Этот человек был морально уничтожен.
Арслан говорит, что доктора и весь медперсонал обращались к раненым украинским военным на «вы». Вся медицинская помощь оказывалась им в полном объеме.
— Медики, как и остальные люди в Донбассе, живущие под бомбежками, столько впитали горя, столько ими было пролито слез, но они не ожесточились, не очерствели. При нас в больницу привезли неонациста из батальона «Айдар» (признан экстремистским, запрещен в РФ). Он несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством, но выжил. Он был артиллеристом-наводчиком, из идейных, придерживался праворадикальных взглядов. Но к нему было человеческое отношение. Оказали айдаровцу медицинскую помощь — и потом его забрали.
«За территорию больницы выходил исключительно в хирургической пижаме»
Обстрелы Донецка между тем продолжались. Из-за попавшего в водозабор снаряда воду давали вечером на один час.
— За территорию больницы я выходил исключительно в хирургической пижаме, набросив сверху куртку. Брал с собой паспорт, приказ, где было написано, откуда и зачем мы приехали. Но нас не останавливали. Мы сами подходили к патрулю, спрашивали, как пройти к магазину. Документы у нас не проверяли.
В Донецке есть и сетевые магазины, и небольшие лавочки. Их мало, но они работают. Все необходимые продукты, в принципе, купить можно. Правда, мы нигде не могли найти соду, чтобы почистить, помыть посуду.
Арслан рассказывает, что на улице к ним часто подходили местные жители, спрашивали, откуда они приехали.
— Внешность у нас для дончан экзотическая. Мы — калмыки. Когда узнавали, что мы из России, приехали помочь местным врачам, — благодарили. Говорили, что долго ждали помощи, жили надеждой, верили, что их услышат, что их положение изменится. Признавались — когда увидели, что в Донецк зашли российские солдаты, расплакались.
За восемь лет они привыкли к взрывам, знали по звуку, откуда летит снаряд, где разорвется. Делились: если слышен долгий и протяжный свист, это мина. Нужно прятаться в любое углубление. Если гаубичный снаряд, нужно падать там, где стоишь. Если бьет «Град» — слышен звук, похожий на шуршание, есть секунд десять, чтобы найти укрытие. Самое страшное, если слышен звук, похожий на гул истребителя. Это работает «Смерч». Надо падать, лежать и молиться…
— Помню, пошел как-то в субботу в магазин. Уже смеркалось. Поразился, как в городе мало народу. Шел один по полю, по открытой местности. Слышна была канонада. Не мог отделаться от мысли, что кто-то держит меня на мушке… В голову лезли мысли о снайпере, диверсантах, что может задеть осколком от снаряда. Донецк ведь совсем рядом с линией фронта. Потом старался вечером один в город не выходить.
Но 14 марта ВСУ ударили по Донецку ракетой «Точка-У» днем, в 11 часов 31 минуту. Часть снарядов удалось сбить системами ПВО, но осколки все равно накрыли центр города. 21 человек погиб, еще 43 были ранены.
— В полутора километрах от места трагедии находился НИИ травматологии и ортопедии. Туда и доставили большинство тяжелораненых. Я знал, что хирургов там немного, и попросил отвезти меня в институт. Там работали двое наших ребят. Поехал к ним на подмогу. Связи не было, чудом поймал вайфай, написал им, что еду.
В больнице царил хаос. Люди хоть и жили под постоянными обстрелами, но такого массового поступления раненых у них еще не было. Только ступил на порог, начмед спросил: «Ты хирург?» Я сказал: «Да». И мы тут же взяли пострадавшего и повезли в операционную. Ранение у мужчины было очень тяжелым. Спасти нам его не удалось.
Арслан Мушараев рассказывает, что операционных не хватало. Раненых везли в перевязочные, где и делали операции.
Аслану довелось оперировать в четырех донецких больницах. Он дежурил в Институте неотложной и восстановительной хирургии. Выезжал в 24-ю больницу, расположенную на окраине Донецка.
«У нас с собой был оберег — Бурхан»
Работы прибавилось, когда по гуманитарным коридорам из Мариуполя стали выходить местные жители.
— Особо запомнился 47-летний мужчина, которого я оперировал. Он в течение 10 дней сидел в подвале, практически ничего не ел. А потом, когда вышел на поверхность, не смог сдержаться, переел, и у него произошел разрыв. Ситуацию усугубило то, что четыре месяца назад у него была травма живота. Он сидел с перитонитом пять дней. Его привезли к нам с токсической энцефалопатией. Еще немного — и он бы погиб. Мы его прооперировали. Он был очень слабый, но выжил.
— При такой интенсивной работе успевали поесть?
— С питанием все было хорошо. Мы были на балансе у больницы. Еще привезли с собой ящик тушенки и две тушки баранов. Мы, калмыки, не можем без мяса. Все пошло на общий стол. Раздавали, готовили, угощали коллег.
— Был с собой какой-то талисман?
— Православные носят на шее крестик, а у нас с собой — Бурхан, Будда. Но главное — это вера. Если человек с добрыми помыслами едет помочь, его охраняют ангелы.
Арслан отмечает, что донецкая медицинская школа по хирургии была очень сильной. А сейчас отстала от российской лет на 10–15. Это касается и применения высоких медицинских технологий, и всяких ноу-хау.
— Показали им новые методы оперативного лечения. Но и сами чему-то научились у местных докторов. Это колоссальный опыт. В мирной жизни с этим не встретишься. А ребята-хирурги здесь живут и работают. Показали нам пример, как надо себя вести, когда рядом идут боевые действия. Как обращаться с тяжелоранеными пациентами. Рассказали, что не надо гоняться за мелкими осколками, если они находятся далеко от крупных кровеносных сосудов или жизненно важных органов. Лучше их не трогать, пусть остаются. Пока будешь их доставать, причинишь больше вреда. Их можно убрать со временем, когда человек более-менее восстановится.
Две с половиной недели, проведенные в Донбассе, по признанию хирурга, пролетели очень быстро.
— Мы не считали часы и дни. Интерес к работе был огромным, как и желание помочь. С докторами-дончанами мы хорошо сработались. Это наши боевые товарищи. Они не берут в руки оружие, но надежно прикрывают тыл. Когда мы уезжали, они взгрустнули. И нас не покидала печаль. Если бы родина сказала, мы бы там еще остались.
Три врача из Калмыкии получили благодарности от главы ДНР Дениса Пушилина. Из Донецка их вывозили на гражданской машине.
— Прошла информация, что расстреливают машины с красным крестом. Мы до последнего не говорили, когда выезжаем. Эта информация нигде не проходила. Когда мы уезжали, обстреляли детскую больницу в Макеевке. Мы добрались до границы без приключений. После Донбасса в Ростове-на-Дону с его интенсивным движением — у меня прямо рябило в глазах. Контраст между прифронтовым Донецком и этим мирным городом был разительный.
В Донбасс сейчас отправилось новое пополнение российских медиков-добровольцев. Там не хватает экстренных хирургов, анестезиологов, травматологов, сосудистых хирургов, медсестер. Арслан Мушараев говорит, что, если потребуется, они с коллегами сюда вернутся.