«Мирзахан стал для нас членом семьи»
— Я деревенская, выросла в Дюртюлинском районе Башкирии, — рассказывает Зуляля Кадырбаева. — Жили мы в отдаленном селе Назитамак, с детства помогали родителям по хозяйству. Поэтому я и ныне сама без проблем рублю дрова, кошу траву, управляюсь с бензопилой.
Зуляля, которую многие зовут просто тетей Зоей, работала в колхозе, потом дворником в Уфе.
— Два года ухаживала за мамой, когда она слегла. Когда ее не стало, продала дом, переехала в деревню Бакалы. Все трое моих детей к тому времени уже жили в Петербурге. Поехала их навестить и увидела объявление о работе. В военной части требовалась уборщица. График — два через два. Решила подработать, а получилось, что осталась в Северной столице на пять лет. Потом уже работала на кухне, солдат кормила. Но меня все время тянуло в деревню. В результате все-таки решила вернуться на родину. Очередной раз поменяла жилье. Переехала жить в деревню Нижнеманчарово, где купила дом, от нас до районного центра Дюртюли — 25 километров, до ближайшей железнодорожной станции Буздяк — все 160.
В колхоз пенсионерку Зулялю не брали, а сидеть сложа руки она не привыкла.
— Я узнала, что можно взять к себе домой кого-то из одиноких стариков. Мне было не по себе приходить в пустой дом. Прямо жутковато. Зайду — темно, никого нет. Решила, что буду заботиться о ком-то из брошенных пожилых людей. Поехала в Старобаишский дом-интернат для престарелых и инвалидов. С главврачом и старшей медсестрой мы прошлись по палатам. Я поговорила с постояльцами. Бабушки все категорически отказались ехать в деревню. Сказали: «Там заставят работать, мы уже натерпелись от наших снох. Не хотим больше грядки полоть, ведра таскать, огород поливать. Нам здесь хорошо, никто нас не тревожит». А один дедушка согласился посмотреть на дом, в котором я живу. Несколько раз на короткий срок я забирала Мирзахана Хатмуллина к себе в Нижнеманчарово. Он все посмотрел, познакомился с соседями. Сказал: «Как здесь хорошо, и воздух совсем другой, и питание. И двор — свой». И принял решение переехать к нам жить. Я шла домой — уже видела свет в окне, и на душе становилось радостно.
Хозяйка говорит, что в деревне ей даже завидовать стали.
— У нас много живет одиноких женщин. У меня у самой муж умер 30 лет назад. А тут у меня появился стимул вставать спозаранку, крутиться, делать все, чтобы в доме было уютно, вкусно пахло.
Хозяйство у тети Зои немаленькое. Каждый год по весне она покупает 30–40 гусят, столько же малышей-индоуток, а количество кур, бывает, доходит и до ста.
— Режу потом их на зиму, замораживаю. Кроме основного холодильника у меня есть две морозильные камеры. И потом мы все это едим потихонечку. Курочек оставляю на зиму на яйцо. Кроме этого, заготавливаю с огорода соленья, варю варенье и компоты. У нас все свое.
У Зуляли есть коза. Хотела она купить и корову, но дети ее отговорили, посчитав, что маме трудно будет с ней управляться.
— Мирзахан помогает вам по хозяйству?
—Я приношу дрова, он потихонечку растапливает печь. Это ему под силу. Когда я привезла его из интерната, он еле-еле передвигался. Я ему ноги мазью натирала, каждый год он ложился в больницу, чтобы подлечиться. Деревенская жизнь пошла ему на пользу. Он много времени проводил во дворе. И встал на ноги!
Зуляля говорит, что Мирзахан для нее как отец.
— И дети мои его уважают, он стал для нас членом семьи. Вместе с ним мы ездили в Санкт-Петербург, десять дней гостили у моих родных. Я показала Мирзахану, где я работала. Он молодец, сильный духом, не унывает. Живет у меня уже пять лет. Мы с ним разговариваем, песни поем, когда я платки-косынки вяжу. Он раньше работал бухгалтером. Почему стал не нужен снохам — я не знаю. Когда приехали телевизионщики и зашел разговор о родственниках, он расплакался. У него случился приступ. Поэтому я лишний раз тревожить его не хочу, ничего не спрашиваю о родне.
В наступающем году 14 января Мирзахану будет 90 лет.
«Говорю Мусе: «К лету поставим тебя на ноги!»
Зуляле Фарсеевне 66 лет. В этом году, чтобы ее бабаю не было скучно, она решила взять к себе из интерната еще двух стариков. Один из постояльцев интерната всячески старался ей понравиться. Выяснилось, что у него за плечами тюремное прошлое. Взять к себе домой рецидивиста Зуляля-опа не решилась. В сентябре к ней переехали Муса Нафиков и Раис Гумеров.
— У Мусы парализована центральная нервная система. Он встает, но с поддержкой. Может некоторое время продержаться, опираясь на палки. Он ведь десять лет после инсульта лежал, все мышцы у него атрофировались. Я пересаживаю его в инвалидную коляску. Он сидит, потихоньку кушает. Сейчас он чуть-чуть пошел на поправку. Берет в руки карандаш, пробует писать, мы с ним тренируемся. Я его во всем поддерживаю, говорю: «К лету поставим тебя на ноги!» Он сейчас с этой мыслью и живет, мечтает ходить самостоятельно. У него появилась цель, он хочет приехать в деревню к своим родственникам, чтобы показать, что он еще жив.
— Где живут его родные?
— Жена у него погибла в автокатастрофе. А родня живет в административном центре, в Туймазах. Муса рассказывал, что у него был сын, но о нем давно нет никаких вестей. Друг Мусы пробовал его искать, ходил по месту прописки, обращался в паспортный стол. Где он живет, где работает — выяснить так и не удалось. У Мусы есть три сестры. Его друг попытался увидеться с ними, стучал к ним в дверь, но ни одна ему не открыла. И на звонки по телефону они не отвечают. Но Муса хочет летом к ним съездить, говорит: «Пустят на порог или не пустят, но проведаю их». Сейчас вышел на улицу, делает потихоньку упражнения. Но у него случаются головокружения. Поэтому я за ним присматриваю. Муса большой оптимист, когда был в нефтекамском интернате, постоянно участвовал в шахматных турнирах. И сейчас говорит: «Если на ноги встану, буду тебя, Зуляля, на руках носить».
17 декабря Мусе исполнилось 68 лет.
— Приезжали мои сын со снохой, привезли торт, подарили Мусе туалетную воду. Он очень обрадовался подарку, по щекам потекли слезы.
Зуляля говорит, что в интернате Мусе и Раису сделали прививки от коронавируса. У обоих обострились хронические болезни и упало зрение. Но они понимают: подхвати они опасную инфекцию, вообще могли бы умереть.
— У Раиса Гумерова парализована половина тела. Он плохо слышит, толком не может говорить, но продолжает много курить. Когда я его забрала из интерната, его родственники мне позвонили и сказали: «Собирайте все деньги, которые ему положены, и откладывайте ему на похороны и мраморный памятник». Как мне стало обидно и какое отвращение вызвал этот звонок — не передать словами. Старики, живущие в интернате, имеют право 25% пенсии оставлять себе. Эти деньги оставались на карте у Раиса, сноха, как я поняла, их снимала. Потом я написала заявление, чтобы их привозили уже самому Раису. Ему тут же позвонили его родственники из деревни и сказали: «У тебя на карте денег нет, их забрала та, у которой ты живешь». Муса и Раис живут у меня три месяца, а я только 9 декабря получила за них положенные деньги. Я им все нижнее белье сменила. А еще мне нужно было их кормить, хотелось и колбаской их побаловать, и яблоки с бананами купить. Случалось, что между ними троими все делила и мне самой ничего не оставалось. Мне их было жалко, они ведь плохо ходят, думаю, пусть им витамины будут. Раис еще дымит как паровоз, ему на курево 5 тысяч в месяц надо. Он мне говорит, что кушать не будет, но курить не бросит. Открывает дверь, сует в щель голову и затягивается сигаретой.
— Как Раис оказался в интернате?
— Квартира, как я поняла, осталась его жене и детям. А когда он слег, младший братишка со снохой отвезли его в интернат.
— Как вы с тремя «приемными» стариками справляетесь?
— Слава Богу, пока здоровье есть. У каждого из них свой характер. Все они больные люди, бывает, что кричат по ночам, кто-то не спит, ходит по комнате туда-сюда. Нужно иметь большое терпение, к каждому стараюсь найти свой подход. Муса, тот тишину любит. А Раис телевизор смотрит. Старший бабай Мирзахан больше радио слушает. Он пять раз в день намаз читает. И этих двух тоже хочет в веру свою обратить, не знаю, что из этого получится.
— Они дружные между собой?
— Нет. Старший бабай с ними мало разговаривает. А за двумя новенькими нужен глаз да глаз. Тот, кто курит, не уважает соседей, он плохо слышит, бывает, что у него голова отключается. Вспыхивают ссоры. Я им говорю: «Не ругайтесь, мы одна семья». Я боюсь куда-нибудь отъехать, думаю: а вдруг они подерутся? В интернате ведь случалось и такое.
— Как они вас называют?
— По имени кричат: «дай, Зуляля», «принеси, Зуляля», «помоги, Зуляля». Условия у меня в доме хорошие. Наняла мастера. Он мне поднял чулан, утеплил его, провел туда воду и канализацию. Теперь у нас теплый туалет, есть холодная и горячая вода. Около унитаза сделаны поручни. Пока все мои бабаи живут в одной комнате, но летом я хочу разделить гостиную на спальни.
— Сами где обитаете?
— Я приспособилась жить на кухне, у меня там есть свой уголок, где стоит телевизор. Но мне его смотреть некогда. То хлопочу по хозяйству, то пух чищу, который прясть надо, то вяжу.
— Соседи вам как-то помогают?
— Мне сложно таскать из магазина объемные пакеты. То, что самое тяжелое, мне привозит на машине домой сын продавца. Спасибо ему огромное. Соседи забегают, чтобы одолжить дрожжи или яички. Я сама к ним хожу, покупаю у них молоко, сметану, когда у меня коза беременная, не доится. А вообще ситуация в деревне сейчас изменилась. Почти у всех деревенских ворота сейчас наглухо закрыты.
«Живем здесь, как в раю»
— Какое пособие вы получаете на своих подопечных?
— Моя зарплата на троих — 22 тысячи рублей. Муса и Мирзахан — инвалиды первой группы, за них платят по 8 тысяч, за Раиса — 6200, плюс 75% от их пенсий. Но и расходы немаленькие. За копку колодца отдала 35 тысяч, за машину дров заплатила 15 тысяч. Опять же, живности надо купить комбикорм и зерно. Баню топить надо, за свет платить надо, лекарства им покупать надо, да еще и полноценно кормить надо. В деревне фрукты-овощи дорогие. У нас нет рядом сетевых магазинов.
Зуляля говорит, что, когда у ее стариков пропадает аппетит, у нее у самой кусок в горло не лезет, настолько она переживает из-за них.
— Спрашиваю: «Почему вы не кушаете, может быть, не вкусно?» Говорят: «Нет, все вкусно. Мы в интернате таких блюд и такого разнообразия не видели». Я им то котлеты сделаю, то пельмени, то блинчики, то пирожки, то домашнюю лапшу соображу. Сама пеку деревенский хлеб. Есть целебное молоко. Но они его так просто не пьют, не привыкли. Добавляют козье молоко в чай. Всегда можно пойти в курятник за свежими яичками.
Для профилактики, чтобы старики не подхватили вирусную инфекцию, Зуляля дает им лимон, режет чеснок. При необходимости вызывает такси и везет их в районную больницу в Дюртюли.
— Они себе 25% от пенсии оставляют?
— Я им предлагала, чтобы оставляли. Они не хотят, всю пенсию мне отдают, говорят: «Мы здесь как в раю живем». Иной раз в сердцах говорю Раису, что сдам его с рук на руки его родственникам. Он плачет, говорит, что никуда отсюда не поедет. Он мечтает на рыбалку с моим сыном пойти. Летом они с Мусой хотят за гусями присматривать. Все мои бабаи подружились с нашей собакой, спаниелем Зефиркой. Им нравится жить в деревне.
Представители органов опеки приезжают к Зуляле Кадырбаевой с проверками. Ежемесячно она сдает отчеты, указывает подробно, какую бытовую технику купила, что приобрела своим подопечным из одежды, сколько потратила на лекарства, как и чем их кормит.
Через каждые два дня она устраивает старикам баню. Мирзахан моется сам. А Мусу и Раиса с ног до головы моет она сама.
Сейчас весь квартет готовится к встрече Нового года. Хозяйка уже украсила дом гирляндами. Приготовила для всей троицы подарки, они уже щеголяют в пуховых носочках. А под бой курантов она вручит каждому из них пуховые безрукавки.
— Хочу, чтобы мои бабаи были в тепле, чтобы им было уютно. Собираюсь также приготовить вкусный праздничный ужин. Запеку в духовке уток, сделаю манты, приготовлю салаты, а соки, компоты и соленья у нас есть.
Когда я спрашиваю у Зуляли, что им требуется, хозяйка перечисляет: «Микроволновка есть, аэрогриль есть, пылесос есть, утюг есть, газ есть». И вспоминает, что на днях ее подопечные узнали, что в соседние районы волонтеры приезжали к инвалидам с подарками. И стали спрашивать ее: а доедут ли добровольные помощники и до них?
— У нас волонтеры никогда не были. Районный центр от нас неблизко. Но мои старики надеются, ждут: а вдруг и им вручат подарки? Ведь сколько бы нам ни было лет, мы продолжаем под Новый год ждать сюрпризов и чудес.