После его смерти бывшие коллеги организовали сбор подписей, чтобы увековечить имя педагога в названии той самой школе, которая оказалась в центре скандала. «Это будет одним из аргументов, который подтвердит его невиновность», — написали в соцсети люди из группы поддержки Виноградова и Ко.
Яков Яблочник проходит потерпевшим по делу. Именно он обнародовал дикую историю и дал ход уголовному делу. Молодой человек рассказал о ситуации.
Скандальное дело о питерских педофилах закрутилось весной 2017-го. С тех пор прошло 4,5 года…
— 5 августа этого года умер в СИЗО один из подсудимых, директор школы №565 Станислав Виноградов, — начал Яков. — В прессе об этом не написали ни строчки, хотя он являлся Заслуженным учителем России. Вот такая судьба. Знаю, что его коллеги до сих пор не могут поверить в его причастность к педофилии. Сейчас они собирают подписи, чтобы присвоить школе его имя и тем самым обелить его, обвинённого в чудовищном преступлении.
— Когда огласят приговор?
— По основному делу проходило пять человек, один скончался. Говорят, приговор вынесут не раньше следующего года. Не знаю, почему так долго все длится. Пока осудили фотографа Брыкова, который снимал видео с участием детей-сирот, но он проходил по отдельному делу. Этот человек уже освободился. Из 100 тысяч рублей, которые должен выплатить мне по суду в качестве компенсации, Брыков заплатил только 17.
— Недавно ты рассказывал, что у тебя диагностировали рак?
— Да. Устал уже. Столкнулся с нашей медициной. Трижды сдавал биопсию, но каким-то образом результат анализов потерялся в двух клиниках. Поэтому мне отказали в госпитализации на Каширке.
— У тебя есть деньги на лечение?
— Материально мне помогла Наташа Королёва. На закрытом концерте в Санкт-Петербурге я подошёл к ее директору, чтобы подписать диски. Ранее мы с директором были знакомы. Сказал ей про онкологию. Через 10 минут она спустилась с конвертом: «Это тебе от Наташи, от меня и коллектива. Борись». Эти средства ушли на МРТ, ПЭТ и другие процедуры. Сейчас коплю деньги на повторные анализы и процедуры, чтобы решить вопрос с операцией.
— Ты работаешь?
— Я мою окна в разных судах Санкт-Петербурга. Однажды мыл в Кировском суде, где проходят заседания по моему делу. Видел, как привозили наших подсудимых. Мои оппоненты уже пустили слух, будто я по заказу работаю в Кировском суде, чтобы получить приговор в свою пользу.
— Сколько платят за мытье окон?
— На скромную жизнь хватает. Зарплата уходит на продукты, коммуналку, одежду. Плюс ко всему, у меня животные дома - кот Оливер и кролик Энджел, которые дорого мне обходятся. Например, кролик очень много ест, больше, чем я, наверное.
— Смотрю, у подсудимых до сих пор существует группа поддержки.
— Да, это их бывшие коллеги, ученики, родственники. И все они очень активны. Чем ближе к приговору, тем больше травли поступает в мой адрес. Возможно, когда все закончится, мне придется уехать из России. Эти люди пишут моим родственникам, угрожают мне, винят меня в смерти подсудимого Виноградова.
— Ты еще собираешься подавать гражданские иски?
— Дождемся приговора по основному делу, и с адвокатами подадим гражданский иск в суд на Министерство образования. Ведь их сотрудники отвечали за работу детского дома, где нарушались права ребенка.
— В целом ты чувствуешь себя победителем?
— Не знаю. Тяжело бороться за правду. У меня новая жизнь, но за спиной восемь лет ада в детском доме.
Казалось бы, детдом – то место, где воспитатели и учителя обязаны тебя оберегать. Но над тобой издевались, помещали в психушку, закалывали препаратами. Выходишь оттуда, пробуешь мстить, а тебя обратно в психушку. Отбирали одежду, еду, били. Помню, как дети по субботам делали генеральную уборку, двигали тяжелые шкафы, диваны.
Недавно телевизионщики сделали обо мне очередной репортаж, который набрал полмиллиона просмотров, 4000 комментариев. Большинство незнакомых мне людей поддержали меня морально, кто-то помог с лечением.
Но вот когда арестовали сотрудников интерната, весь педсостав школы и детдома встал на защиту взрослых. Ладно, за меня никто не заступился, но за других детей тоже. Никто.
Сейчас мне обидно за всех детей, кто испугался, у кого не хватило смелости и храбрости рассказать о своей жизни. Я же чувствую себя не жертвой, а, скорее, изгоем.
Разговаривал недавно с учеником из нашего детдома, который в детстве по болезни испражнялся под себя. Спросил, помнит ли он историю про то, как воспитательница накормила его собственными испражнениями, а он молчит.
Со временем та женщина сменила фамилию, теперь дает интервью журналистам в защиту подсудимых. Я оказался один, кто продолжает сражаться за правду. Так и останусь один. Остальные воспитанники только в соцсети пишут, что прошли через такой же ад, но публично высказаться им смелости не хватает.