Тюрьма для генеральш
Марина недавно освободилась. Но, встретив ее на улице, вы никогда даже не подумаете, что она была ТАМ. Симпатичная молодая женщина с высшим образованием, опытом работы в судебной системе и госорганах. Могла ли она подумать, что когда-нибудь окажется на месте заключенной? Впрочем, обо всем этом она сама расскажет в нашей беседе, которую я начала с вопроса — как служительницу Фемиды покарал ее же меч правосудия.
— Если быть точной, к моменту задержания я уже уволилась из судебной системы и работала в Пенсионном фонде, — начинает Марина. — Обвинение мне предъявили по «народной» статье. Нашли у моего знакомого, с которым я была в тот момент, около трех граммов гашиша. Мне вменили хранение, часть 2 ст. 228 УК РФ. Сразу взяли под стражу, хотя я москвичка, у меня двое детей.
Но надо сказать, что в принципе почти всем бывшим или действующим сотрудницам правоохранительной и судебной системы избирается самая жесткая мера пресечения. Попала в СИЗО №6 и была поражена тому, сколько там женщин-«бээсниц» (бывших сотрудников).
Морально было тяжело. Со мной в камере сидела старший следователь по особо важным делам (ей вменили создание ОПС, члены которого похищали квартиры). Так вот, она издевалась над нами: «Туда не садись, сюда не ходи». Себя называла элитой, все должны были, по ее пониманию, прислуживать ей.
Сидела одновременно со мной в СИЗО, но в другой камере, женщина-генерал МВД. Ее потом оправдали, восстановили на работе. Вот она, к слову, после освобождения поддерживала некоторых женщин за решеткой, деньги им посылала. Но одна зэчка стала этим пользоваться, звонила ей, клянчила и даже угрожала. Так что генеральша вынуждена была сменить номер.
— В какую тюрьму вы попали?
— Отбывать наказание меня отправили в женскую колонию в Костроме, где осужденные — только «бээсницы». Содержится там чуть больше ста человек. Что это за женщины? В основном бывшие сотрудницы ППС, налоговой полиции, приставы судебные (одна девчонка в Москву из региона приехала, устроилась в ФССП, а ей дали взятку — 200 тысяч, для нее огромные деньги, — и тут же арестовали). Много было бывших следователей МВД и СК. Одна, помню, устраивала нам сцены. Ее держали сначала от нас отдельно, в санчасти, потому что она просто не в себе была. А потом вроде как ее подлечили, попытались к нам подселить, но она начала бегать по территории, кричать на всех… Потом написала заявление на надзирающего прокурора, будто он ее хотел изнасиловать. Все просто обалдели. А ее снова в санчасть поместили.
У некоторых «крыша» в процессе следствия «съезжает». Сидела со мной бывшая зампрокурора одного из районов Москвы. Ее осудили за посредничество во взятке. Так у нее появилась мания — будто ее преследуют, хотят отнять квартиру. Сумки свои везде таскала с собой, на всех кидалась: «Вы меня посадить хотите по новому делу, чтобы мою квартиру забрать!» Жалко ее было. Она, кстати, отсидела от звонка до звонка.
— Бытует мнение, что большинство преступлений женщины совершают из-за мужчин…
— Взятки же у многих — при чем тут мужчины? Скажем, в одном отделе полиции была целая схема по вымогательству взяток. Задержали одну, она сдала всех, и заехали в колонию вместе — вся женская часть отдела.
Из-за мужчин, конечно, тоже преступления случались. Одна работала сотрудницей СИЗО, убила мужа (тоже сотрудника) по пьяной лавочке... Некоторые истории очень впечатляют. Вот, к примеру, одна следовательница, будучи беременной, зарезала мужа, который на нее бросался. Это как раз к разговору о домашнем насилии. Суд назначил ей восемь лет. Рожала она за решеткой. Ребенок был с ней, пока ему три года не исполнилось, а потом она его отдала своим родителям.
— Были ли в колонии невиновные, и если да, то какой процент?
— Вы знаете, наверное, все-таки совсем невиновных нет. Все равно есть какая-то доля вины. И у меня она есть.
Но многие, конечно, говорили, что они невиновные. Я с некоторыми спорила: «Ты ж взяла эти деньги!» У некоторых просто профдеформация произошла — они считали нормальным брать «благодарности», «подарки», не признавали это за взятку. Но вообще «бээсники» — это особая публика. Многие, уж простите, гнилые внутри. И это быстро проявляется в мелочах.
— С вами в колонии были только бывшие сотрудницы или попадал туда другой контингент?
— Попадали и не «бээсницы». В нашу колонию отправляли их как в безопасное место. Там сидела девушка, которую арестовали в 17 лет, дали большой срок за изготовление синтетических наркотиков. Она дочь очень высокопоставленных сотрудников правоохранительных органов. Из-за мамы и папы была угроза ее жизни в обычной колонии, так что ее перевели к нам.
И педофилок хватало. В обычных же женских колониях никто осужденным по таким статьям безопасности не мог гарантировать. Предполагалось, что бывшие сотрудницы более разумные и никого не убьют.
— Вы не ошиблись: речь о преступлениях против детской половой неприкосновенности?
— Именно о них. Это самая страшная категория. Их истории слушать невозможно. Сидела с нами женщина за то, что «развлекалась» вместе с любовником и своим девятилетним ребенком (ему дали 19, ей — 16 лет). Другая организовала студию для съемок с участием детей. Таких было семь человек. Если можно, я даже вспоминать о них не буду. У меня дети, для меня это дикость... Радует, что они все получили огромные сроки. И ни одну из них на УДО не отпустили.
— И как к ним относились в колонии?
— Они и жили, и работали вместе со всеми. Некоторые особо агрессивные «бээсницы» пытались их прессовать (в кофе насыпали соль, в ботинки наливали кетчуп, толкали...). Но администрация всегда это пресекала. Не думаю, что сотрудники к педофилкам хорошо относились, но они вынуждены были их защищать.
«Жизнь течет никакая»
— Какие у вас воспоминания о трех годах в колонии?
— Холод внутренний. Психолог ни разу со мной не общался. И хоть кто-то бы из руководства вызвал за все время, поговорил, спросил: «Какие у тебя дальнейшие планы?» Видимо, считали, что внимание ко мне не требуется. Как-то заметили: «Вы и так стрессоустойчивая». Наверное, это правда. В колонии были женщины, которые не могли за себя постоять. Я могла.
— Неужели драки случались в колонии?
— Сколько угодно. Отряды по 20–30 человек, замкнутое пространство. То одни подерутся из-за чего-то, то другие. Много сплетен — женский же коллектив. За волосы таскают друг друга, душат...
— Ухаживают женщины за собой?
— Кто как. Одни каждое утро подкрашиваются, прическу наводят. Другие «забивают» на себя.
Есть еще одна тема, которую не принято обсуждать. Секс среди женщин. Я была уверена, что в колонии для бывших сотрудников такого точно нет, но ошиблась. Смотреть на все это невозможно.
Приехала из Рязани 40-летняя бывшая работница уголовно-исполнительной инспекции. Она не красится, лицо пропитое, походка мужская. Сразу стала искать себе партнершу. И ведь девчонки ведутся — кто от тоски, кто за сигареты. И вот они ходят за ручку, целуются и так далее... Иногда у всех на глазах. Противно очень. Она, кстати, из-за ревности чуть не задушила одну.
— А сотрудники как реагируют на эти «любовные истории»?
— Плохо. Но когда видят, что они уже долго вместе, то не обращают внимания. Была у нас «бээсница» с огромным сроком. Одна ее партнерша освободится — она другую находит, та освободится — третью...
Бывшая полицейская Алена (за взятку срок получила) ко всем женщинам подкатывала. На свободе имеет девушку с ребенком. Говорит, ребенок ее называет «папой». Вот вам и сотрудницы органов.
— Многих женщин-осужденных бросили мужья, пока они сидели?
— Немногих. Случаи были, мы о них знали. Мне кажется, тяжелее даже, когда тебя дома ждут, когда есть семья. Мучительно это. Меня ждали, но у меня очень хорошие родители, дети, друзья. Длительные свидания полагаются раз в два месяца — на три дня, которые пролетают как миг. Очень тяжело прощаться было: они уезжают, ты остаешься.
Администрация колонии, надо отдать ей должное, за хорошее поведение отпускала домой в отпуск. Все женщины, кому посчастливилось, возвращались в срок, без нарушений. Ни одной попытки побега не было. Чего бежать, если в отпуск отпускают? Мне, правда, не повезло, отпуск так и не дали.
— Работа в колонии есть? И много ли можно заработать?
— Есть, в основном швейное производство. Некоторые работали на «прачке» и на кухне. Я сразу с головой окунулась в работу, чтобы дни летели быстрее и чтобы не видеть того, что происходит вокруг. Что касается зарплат... Вот лично я на руки получала примерно тысячу рублей в месяц. Остальное забирала колония в счет оплаты коммунальных услуг и питания (кстати, если ты не хочешь есть в столовой, все равно должен прийти и сесть за стол).
— А как еще время проводили?
— Да никак. Работа и сон. Художественная самодеятельность у нас была. Но женщины там участвовали не от души, а чисто напоказ для администрации. Бывшие полковники и подполковники пели там. На УДО захочешь — и споешь, и станцуешь.
Я не пела, так что сидела от звонка до звонка.
— Суд отказал?
— В колонии не дали писать прошение на УДО. Как только я сказала, что хочу попытаться, на меня сразу повесили нарушения. Одно — бирка с фамилией криво пришита на форму. Второе — нашли в личных вещах на одну майку больше, чем разрешено. Третье — постояла у соседнего отряда без сопровождения. Если пишешь на УДО без одобрения колонии, то получаешь сразу взыскания. И шансов нет никаких.
Потом дали поощрение за хорошую работу, которое нивелировало все нарушения. И я опять обмолвилась, что хочу писать ходатайство об УДО. Тут же приходит начальник отряда: «Марина, не знаю как сказать, они бракуют тебе новое поощрение».
— Как-то готовят к освобождению?
— Никак. Я отсидела и ушла. А некоторым огромный административный надзор могут установить на 10 лет. Одной так сделали, и теперь она не может никуда на работу устроиться. Как жить? Она сирота...
В колонии многие пересматривают свою жизнь. Но что дальше? Это у меня семья, друзья, а тем, у кого всего этого нет, что делать? Недавно из нашей колонии вышла одна — так она уже спилась на воле. Другую убили недавно по пьяной лавочке (она в свое время срок получила за убийство сожителя). Это все оттого, что работы нет, что ты никому не нужен.
— А вы работу нашли?
— Я освободилась в июле, встала на учет в центе занятости. Работу они мне нашли. Попала на производство, оформляла заказы. Мне за месяц заплатили, а потом «кинули». И я снова сижу без работы. Хотя я с высшим образованием и с опытом работы в серьезных государственных структурах. Везде спрашивают про судимость. И сразу отказывают, когда узнают, что недавно освободилась. Скрыть свое прошлое не удастся. Но это не значит, что нужно сдаваться. Мне недавно одноклассница одна позвонила по видео. Удивлялась, что хорошо выгляжу. «А как, ты думала, я должна выглядеть после тюрьмы?» Все представляют, что ты там становишься зэчкой. Что отпечаток тюрьмы невозможно смыть с себя. Это нет. Нужно всего две вещи: семья и государственная поддержка в виде трудоустройства.