Против лома нет приема?
Есть две формы реагирования на эту очевидность: строжайший запрет, который реально происходит, и гипотетическое рассуждение о воображаемом цивилизованном обладании цивилизованными средствами обороны, защиты и в крайнем случае нападения. Об этих крайних случаях ниже. А пока сошлюсь на свежеобошедшее социальные сети видео: двое крутых парней не поделили автодорогу, один водитель вышел из своей колымаги с чем-то вроде кастета, второй — с топором на длинной рукояти. Первый пустился наутек.
Никто никого не зарубил, поэтому можно улыбнуться: разве это достойный новейших технологий разговор на уровне XXI века?
Памятник Калашникову
Отвлеченно подискутируем: живем в стране, выпускающей лучшее в мире оружие, в центре столицы (ведь это символично, не правда ли?) водружен памятник создателю непревзойденного, лучшего на планете механизма по испусканию пуль очередями. Очередь пуль — образ впечатляет. На экспорт гордостью торгуем, а своих гордецов к предмету гордости не подпускаем. Не позволяем шмальнуть даже солью по садовым расхитителям. (Уж не говорю: при передовых ракетах не можем сладить не только с маленькой бациллой коронавируса, но и с организованной преступностью.) Пребываем — в излишне миролюбивом нашем обществе — в вопросах законного и незаконного кругообращения стволов осторожничающими ретроградами, остаемся под пятой кондовых анахронизмов. Назрело подступить к разговору о коррекции — минимальных и максимальных преимуществ и преференций. Обладание такой волшебной палочкой с привинченным к ней магазином патронов возносит над остальными, делает их коленопреклоненными и покорными рабами.
Дедушкины дробовики и берданки
Мотивировка свободной продажи оружия в США популистски демагогична: если кто-то узурпирует власть и покусится лишить граждан демократических свобод, население возьмется (как во времена войны Севера и Юга) за имеющиеся в каждом доме подручные недопотопные томагавки и отстоит право жить не по указке неугодного диктатора, а по собственному разумению и согласно собственному волеизъявлению.
Но в звездно-полосатом заокеанском далеке, похоже, дозрели до понимания неисполнимости баррикадной иллюзии, на мази сворачивание вольницы безбрежной вооружаемости. Самое время нам, поперек и в пику им (как всегда), предпринять противоположный шаг.
Наша запретительная доктрина непререкаемо строга, на то есть убедительные причины: Октябрьская революция и Гражданская война получились куда кровавее американских заварух.
Да и Сталину, столкнись он с непокорной вооруженной массой «врагов народа», не удалось бы заковать миллионы соотечественников в кандалы и бросить их на социалистический неоплачиваемый фронт работ.
После Великой Отечественной разжившимся трофейными «шмайсерами», «вальтерами» и «парабеллумами» солдатам и офицерам было предложено, под страхом кары, сдать нелегально хранимые раритеты, напоминавшие о Победе, — от греха и соблазна использовать их не по назначению и против советской администрации.
«Черных копателей» до сих пор карают за вырытые на полях сражений и не сданные государству музейные экспонаты.
За примерами далеко ходить не надо
Ну а что животрепещет сегодня?
В качестве экспозиции — несколько ставших хрестоматийными картинок.
Ученик приходит в школу с самодельным или у остолопа отца похищенным обрезом и кокошит товарищей и учителей. Казанский (алтайский, московский — несть им числа) стрелок знает, что не встретит сопротивления, и действует (в импульсивном своем порыве) планово, спокойно и безнаказанно.
Полицейский в супермаркете — то ли спьяну, то ли обдолбанный видеоиграми — решетит покупателей, сознавая эксклюзивность своего суперменства и вознесенность над дрожащими тварями. Они, эти дрожащие ничтожества, вынуждены прятаться и ждать избавления извне, извиваясь ящерицами или лежа ничком, скрываясь за прилавками.
Будь у кого-нибудь из них индивидуальное средство противодействия маньяку… Мне скажут: началась бы перестрелка, полегло бы гораздо больше невинных. Но, может, полицейский, подсознательно маракуя «есть шанс натолкнуться на сопротивление», не стал бы шарашить по беспрекословным мишеням, будто в тире?
И еще соображение, в пользу стражей порядка: именно полицейские становятся объектами нападения тех, кто жаждет завладеть их табельным достоянием. А коли можно будет приобрести — незачем убивать правоохранителей и возгонять свой приговор до высшей меры. Надзирающим органам проще держать на контроле тех, кто официально подал заявку числиться потенциально опасным.
Допустим, у педагога (гуманнейшая профессия, кто спорит) на столе рядом с указкой лежит «Смит и Вессон», «Магнум» или другая столь же юмористического толка штуковина — в этом случае удастся сохранить и свою жизнь, и жизни воспитанников.
Девушка села в такси. Шофер попытался ее изнасиловать. А она достала из сумочки элегантный дамский браунинг… Совсем другой коленкор, чем с газовым баллончиком, вы согласны? Конечно, картонный муляж маузера или ракетница образца 1940 года тоже выход и фейерверк, но не столь эффективный, как крохотный удобный пустячок с глушителем или без.
Понятно, у водителя может оказаться кольт или ТТ. Но все равно возникает качественно иная ситуация. Будь у совершавшей пробежку в парке и убитой молодой женщины при себе хотя бы пустая кобура на боку, двое детей не остались бы сиротами.
Да, опасность внешне законопослушного Брейвика всегда наличествует. На Дубровке и в Беслане такие брейвики сплотились в слаженные отряды. Поэтому давать право на оружие нужно с величайшей разборчивостью. Но будем исходить из того, что большинство наших сограждан, потенциальных обладателей травматических механизмов, нормальны. В допустимых пределах адекватны и не выпустят заряд при первом импульсе ярости.
Наэлектризованность электората (и в связи с пандемией тоже) достигла критического уровня, агрессия клокочет в опасающихся заболеть или остаться без работы привитых и непривитых пациентах, но, если я выхожу на улицу и ко мне подступает дебил с угрозами, я должен иметь возможность (хотя бы визуальную) его осадить еще до того, как он ударит. И он должен загодя иметь возможность взвесить и оценить последствия своего нападения.
Такие отморозки, не дожидаясь позволений, раздобывают вожделенную разящую панацею всеми возможными способами. Именно это и происходит. Именно в руках наиболее дикой, не учтенной в диспансерах шизофренической прослойки сосредоточены нелегальные громы и молнии. Именно «нелегалы» держат первенство в обзаведении опасными игрушками. И, получается, правят бал? И, значит, это им потворствуют законодатели при обсуждении вопроса распространения и нераспространения самых грозных и самых невинных видов оружия. В интересах имеющих оружие, чтобы его не было ни у кого, кроме них, и чтобы остальные, неимущие, жили по ужесточающимся правилам: легально приобретшие оружие охотники с охотничьими билетами и медицинскими справками о психическом здоровье не допускаются в самолеты и путешествуют по отдаленным угодьям в наземном личном транспорте, а имеющие возможность нанять личный аэроплан мафиози поднимут в воздух, минуя таможенный досмотр, хоть базуку, хоть бронетранспортер.
Криминальная прослойка в обход закона давно вооружилась до зубов. Перестрелка на Рочдельской, войны мигрантов — банальное тому подтверждение. А законопослушным подневольцам остается подчиняться распальцованным громовержцам. В конечном итоге торжествует всегдашний принцип спасения самих себя в неспособном защитить своих обитателей государстве. Каждый кто во что горазд обзаводится ножами, топорами, а может, и вилами, владельцы дач отстреливаются от грабителей из незарегистрированных винчестеров (чем навлекают на себя тюремные кары), мнящие себя наполеонами ревнивцы-неврастеники свободно приканчивают и расчленяют любовниц в постелях (и никто не мешает им быть при шпагах, пищалях, палашах и порохе), а не владеющие виллами и венценосным помешательством (дарящим высоких покровителей и могущественные связи) небонапарты пребывают в роли заложников и рабов у обвешанных огнеметами плантаторов.
Может, разрешить хотя бы пугачи?
Жертвы Брейвика имеют право обороняться и остаться в живых.