Нилин признавался: было приятно, что его друг Эдик, с которым они успели и книги-бестселлеры выпустить, вспомнил о нем не только в застольном веселье, но и в печальные дни болезни. Помню, говорил мне тогда Александр Павлович, что опасается превратиться в эдакого человека-мемуара.
Многолетнее знакомство его не только со Стрельцовым, а со многими звездами спорта, по-разному распорядившимися своей судьбой, начиная от братьев Старостиных, Валерия Воронина, Алексея Хомича, Валентина Иванова, Константина Бескова и Виктора Агеева, просто обязывало Александра Павловича к воспоминаниям, которые по праву можно назвать бесценными и уникальными свидетельствами эпохи. Признанный классик спортивного писательства, обладающий редкостным даром доносить давно ушедшие голоса до сегодняшних дней и рисующий, подобному его любимому Дюма, сочные художественные образы в своих литературных полотнах, вполне естественным образом обратился в свое время и к героям своего детства и юности — не только из области спорта. Ведь Саша Нилин с младенчества жил в литературном Переделкине. Потому в его произведениях фигурируют Борис Пастернак, Юрий Олеша, Валентин Катаев. Когда-то он дневал и ночевал в знаменитой квартире Ардовых на Ордынке — там часто останавливалась великая поэтесса Анна Ахматова, говорила: «Саша, я в Ленинграде рекламирую ваши остроты», а одним из застольных приятелей был опальный поэт, будущий нобелевский лауреат Иосиф Бродский.
Не стану продолжать внушительный список знаменитых персонажей, прошедших через судьбу и книги Александра Нилина. С одной стороны, мы не раз обсуждали на страницах «МК» поразительные истории, приключавшиеся с ним (чего стоит одна ночевка на даче генсека Брежнева после дня рождения его сослуживицы по АПН, дочери Леонида Ильича — Галины), с другой — предпочел бы оставить рецензии его талантливых произведений маститым литературоведам — не мне чета.
Но, как многолетний благодарный слушатель неисчерпаемого рассказчика Нилина, должен признаться, что не устающий меня удивлять Александр Павлович открылся с неожиданной стороны, когда с предельной откровенностью в своих воспоминаниях возник на YouTube, освоив новый жанр, не слишком свойственный его поколению (Нилину исполнился сейчас 81 год).
Мне он в шутливом тоне пояснил: «Неловко было перед компьютером, что уже лет пятнадцать использую его лишь как пишущую машинку». И продолжил: «Все же возраст — не оправдание архаики в чем бы то ни было. Тем более ощущаю себя моложе, чем был в молодости», — объяснял Александр Павлович. Спрашивал я его и о том, в какой степени ощущает он готовность начинать все заново. Нилин ответил буднично, что всегда был готов к перемене участи, но новые подходы к своему занятию продолжает искать и сейчас. Удивил меня словами, что новые возможности, предоставляемые электроникой, в частности YouTube, сделали его менее общительным, чем прежде.
Слышать эти слова от неутомимого повествователя Нилина мне показалось странным, тем более в нашем общении я подобного не заметил. Но Александр Павлович и здесь объяснил просто: «Вообще-то больше всего люблю разговаривать, а в разговорах непрерывно что-то рассказываю». — «Это я заметил еще лет тридцать назад», — вставил я свои «две копейки». «В свое время расположенные ко мне люди заранее огорчались, что разговоры останутся разговорами, а на бумаге от меня ничего не останется. Но я все же за долгую жизнь кое-что записал». — «Скромничаете, Александр Павлович», — заметил я. «Ну, если совсем немного, — отмахнулся Нилин. — Когда мне стукнуло 79, я спохватился, что жизнь моя, со всеми встречами и своего рода приключениями, так и останется нерассказанной. Пишу я достаточно быстро и всегда с удовольствием, но слишком долго, иногда годами, не могу определиться: о том писать или об этом. И потом, бывает, слишком долго жду соответствующего настроения — никогда ничего не пишу через силу, а разговаривать у меня есть настроение всегда».
Сам собой напрашивался вопрос: «Это и послужило причиной романа с YouTube?» Нилин ответил: «Меня увлекла новая форма, которая ближе к тому, что делают для кино. С кино у меня не сложилось, и, обращаясь к YouTube, я наивно надеюсь на реванш. Театр меня тоже всегда привлекал — и поскольку рассказы мои на экране не что иное, как монологи, то есть в этом элемент, наверное, и театральной драматургии». — «И получилось сразу два канала — что-то вроде сеанса одновременной игры», — заметил я. «Терять спортивную аудиторию, которой стольким обязан, вовсе не хотелось, — сказал Нилин. — И о спорте отдельно я рассказываю на канале ФИС, под эгидой журнала «Физкультура и Спорт».
«Другой А.П.Н. — подхватил я. — Соответствует твоим инициалам». — «Название, согласен, несколько нескромное, — кивнул Александр Павлович, — но, считаю, правильное. Себе при выборе героев я поставил условие — рассказывать только о тех, с кем связано нечто сугубо личное. Конечно, я не знал лично Сталина, но хорошо был знаком с его внучкой, то же самое с Хрущевым — вместе с усыновленной внучкой учился в университете и служил в АПН, кроме того, она была близкой подругой моей жены, и жили мы в одном дачном поселке».
«В том, что во многих монологах вслед за Сталиным шла Анна Ахматова, видится намек на сюжетность…» — попробовал угадать я построение его программы. Но Нилин, как обычно, смотрит на вещи масштабнее: «Мне давно хотелось сочинить что-то вроде романа, где бы соединились вообще встреченные за мою жизнь люди, и не обязательно знаменитости. Буду ли я искать письменный эквивалент моим рассказам с экрана? — сам себе задал вопрос Александр Павлович. — Если буду жив, то отдельным, может быть. Например, от сюжетов про своего учителя Олега Ефремова, и вообще про «Современник», надеюсь оттолкнуться от своего «театрального романа». В общем, были бы слушатели, а уж я расшибусь».