Россию 15 лет миновала чаша сия. Но с 2014-го года началось и у нас: Москва, Ивантеевка, Брянск, Благовещенск, Пермь, Башкирия, Бурятия, Керчь, Казань...
Оказывается, в стране давно существуют научные разработки профилактики и предотвращения подобных преступлений. Что нужно делать, чтобы вовремя заметить такого проблемного подростка, спасти не только окружающих, но и его самого?
Об этом «МК» рассказали сотрудники кафедры юридической психологии и права факультета юридической психологии Московского государственного психолого-педагогического университета кандидат психологических наук, доцент Наталья Богданович и доцент Варвара Делибалт.
— Всякий раз, как происходит очередное нападение на школу или колледж, раздаются громкие слова об ужесточении охраны учебных заведений, об ограничении доступа в интернет подростков, об увеличении количества психологов в школе... И ещё много разных инициатив. Потом, конечно, все это забывается. До следующего ЧП...
Наталья Богданович: Есть такой эффект профилактики: если она работает и ничего не происходит, кажется, что и без этой работы все бы было нормально. А если что-то случается, то опять же встаёт вопрос: зачем что-то делали, если всё-таки не сумели предотвратить. Однако профилактика, и психопрофилактика в частности, важна. Чем больше общество вкладывается в развитие молодого поколения, тем меньше рисков криминального поведения, о чем нам говорит и отечественный, и зарубежный опыт.
— Можно ли заранее составить психологический портрет подростка, способного решиться на страшный шаг? Есть мнение, что особенно подозрительны в этом плане хорошие и тихие мальчики, любящие сидеть за компьютерами. Это так?
Наталья Богданович: Предопределенности нет. Однако анализ случаев скулшутинга, проведенных как зарубежными, так и отечественными психологами позволяет говорить о ряде индикаторов, признаков, которые только в совокупности показывают наличие или нарастание напряжённости в подростке. Например, неустойчивая самооценка с пессимистическим восприятием будущего, повышенный уровень личностной тревожности, депрессивные тенденции, ранимость и обидчивость и, как следствие, конфликты в школе и в семье, хотя это может не замечаться окружающими.
— Подобные трагедии, к сожалению, периодически происходят в разных странах, есть ли какая-то региональная специфика скулшутинга именно для России?
Наталья Богданович: В данный момент региональной специфики скулшутеров выделено не было. Наоборот, описано влияние феномена «Колумбайна» на российских скулшутеров.
Варвара Делибалт: «Колумбайн» стал в определенном смысле субкультурой. Кто-то приходит в эту тему просто из интереса, но не задерживается в ней. Кто-то, столкнувшись с травлей на личном опыте, ищет таких же подростков, потому что больше нигде не получает поддержки, а здесь он встречается с теми, кто его понимает и, получая поддержку, справляется адекватными способами в реальной жизни со своими трудностями. Это все лишь может создавать вероятность скулшутинга. Большинство подростков все же не совершают никаких поступков. Но небольшая часть могут быть слишком уязвимы, может сработать эффект подражания, желание получить широкую известность, личностные установки также могут повышать риск подобного исхода. Некоторые подростки и молодые люди вообще могут попасть под влияние токсичного контента или чрезмерного смакования ситуаций скулшутинга в средствах массовой информации и сети Интернет. К сожалению, в СМИ нередко даются противоречивые, непроверенные сведения, которые достаточно быстро обрастают некими подробностями, не имеющими отношения к случившемуся. Иными словами, когда множится недостоверная информация, возникает снежный ком из догадок, предположений. Поэтому важно, чтобы информация подавалась тактично, корректно, без смакования подробностей. И это не вопрос цензуры, а учет ответственности и последствий.
ПОПЫТКА САМОУБИЙСТВА ИЛИ...?
— Психологи выдвинули гипотезу, что подобные массовые убийства — расширенный вид суицида для самого убийцы. Как вы считаете, это может быть правдой?
Н.Б.: Да, многими исследованиями подтверждается, что такого рода насилие связано с суицидальными тенденциями. Скорее речь идёт не об одиноких и забытых, а о людях с чувством субъективной безвыходности из создавшегося положения.
— Первый случай скулшутинга в России — 2014 год, нападение старшеклассника на московскую школу № 263. То есть в руки взяло оружие поколение, не заставшее лихих 1990-х, выросшее в стабильное и благополучное время. Тот же казанский стрелок появился на свет 11 сентября 2001 года. Что же ими двигает и чего не хватает в социальном плане? Идеологии? Хороших книжек? Настоящих учителей?
Н.Б.: На данный момент нет единого общего ответа у психологов, каков тот единственный фактор, вызвавший волну скулшутига в России и, соответственно, нет универсального рецепта борьбы с этим явлением. Возможно, играют роль многие факторы: и отсутствие до недавнего времени воспитания в школе, и увеличение разрыва между поколениями родителей и детей, и нормализация насилия в обществе через фильмы, игры, новости и т.д., расплывчатость норм общества (в том числе формирование норм Интернета). Надо признать, что условия социализации меняются. Современные дети и подростки живут в иных условиях, чем в доинтернетную и докомпьютерную эпоху. Что-то изменилось к лучшему, что-то к худшему. Конечно, не на последнем месте стоят и тенденции инфантилизации.
КОГДА ПОДКЛЮЧАТЬ ПСИХИАТРА
— То, как работают школьные психологи сегодня – есть ли от них вообще польза?
Н.Б.: На сегодняшний день школьные психологи, как врачи "скорой помощи" один на 800-900 учащихся. Можно ли в таких условиях говорить об их эффективности? Кроме того, по аналогии с медициной мы понимаем, что есть специализации, и всё-таки основная цель школьного психолога – это повысить эффективность образовательного процесса. Про девиантное поведение, а тем более про его профилактику, многие школьные психологии мало знают. На наш взгляд, нужно расширять штат психологов в школе, в том числе за счёт юридических психологов, которые умеют работать с такими детьми. А там, где нет подобной возможности, — повышать квалификацию уже имеющихся кадров. И не делать это одноразовыми акциями, а создавать систему сетевой поддержки специалистов.
— Могут ли напасть на школу или сверстников дети, которые не подвергались травле, у которых нет психологических травм и проблем с родителями и одноклассниками?
В.Д.: Такое произошло в 2014 году в Москве. Но там оказались серьезные проблемы с психическим здоровьем у подростка. Кстати, есть еще один вопрос, который следует обсудить в рамках этой темы. Нет прямой связи между пограничным состоянием, психическим заболеванием и совершением преступлений. Это опасный путь, поскольку далеко не все преступники страдают психическими заболеваниями, тем более не все люди с психическими заболеваниями совершают преступления. Поэтому не стоит ставить знак равенства, иначе это приведет к стигматизации людей с психическими заболеваниями. Важнее говорить о профилактике подобных явлений, системе помощи и различных социальных сервисов, кадровом составе образовательных организаций — наличии ставок специалистов разных специализаций.
— Способен ли школьный психолог понять, что требуется помощь психиатра? Что это не просто агрессия, а мы имеем дело с психическим заболеванием? Как определить — это подростковое хулиганство или что-то более опасное и серьезное?
В.Д.: Квалифицированный специалист может определить особенности, которые его могут насторожить, в этом случае важно рекомендовать или непосредственно перенаправить родителей с ребёнком к клиническому психологу. Тем более если некоторые признаки в совокупности ярко выражены — неадекватное поведение, алогичные (странные) суждения, лабильная эмоциональность, психомоторная возбудимость и агрессивность на фоне других поведенческих трудностей, либо выраженная замкнутость, подавленность, тревожно-мнительное состояние, апатичность на фоне нежелания ходить в школу и вообще что-то делать и тем более высказывания суицидальных мыслей. В любом случае это должно быть сделано очень корректно и деликатно. Но еще раз стоит подчеркнуть, что все эти признаки должны рассматриваться в совокупности, с учетом контекста ситуаций, длительности проявлений, возрастного фактора. То есть это не очень простой вопрос.
НАВИГАТОР ПРОФИЛАКТИКИ ПРЕСТУПЛЕНИЙ
— Я знаю, что у вас в МГППУ был разработан «Навигатор профилактики девиантного поведения» с памятками по различным видам девиаций для педагогов, который помогал ориентироваться в признаках отклоняющегося поведения подростков. Также были созданы методические рекомендации родителям по вопросам профилактики девиантного поведения. Расскажите подробнее об этих книгах. Используются ли советы из них на практике и где, существуют ли какие-то курсы?
В.Д.: Да, наши специалисты факультета юридической психологии и Центра экстренной психологической помощи разработали памятки и алгоритмы действий для педагогов по различным видам девиантного поведения в качестве профилактики. В навигатор профилактики входит инструкция к нему самому и памяткам, сам навигатор с цветовой индикацией, памятки по социально-психологической дезадаптации, раннему проблемному (отклоняющемуся) поведению, рискованному, суицидальному, самоповреждающему поведению, аддиктивному (зависимому), агрессивному и делинквентному (антиобщественному) поведению. В памятках указаны признаки, характерные (и снова отметим — в совокупности) для тех или иных видов отклоняющегося поведения.
— Так существует ли алгоритм предотвращения подобных преступлений?
В.Д.: Выявление готовящихся и прогнозирование возможных преступлений не входит в компетенцию психологов вне зависимости от их специализации. Это касается и юридических психологов. Задача предотвращения — это задача правоохранительных органов. Психологи в данном случае могут в рамках мониторинга говорить о некоторых индикаторах риска, но риск – это лишь вероятность, и это одна из проблем прогнозирования и профайлинга, поскольку должно быть сочетание риска и уязвимости человека непосредственно к этим факторам, триггерам. Вопросы диагностики лиц, склонных к общественно опасным деяниям, – это вообще особый вид комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы, которая назначается в соответствии с ходатайством следствия или по решению суда.
— Как определить самим родителям, что с их ребёнком происходит что-то нехорошее? Какие первые звоночки?
В.Д.: Отклоняющееся поведение — это проблема, решение которой ищут в разных странах. Особого внимания требует раннее проблемное поведение, которое может начать проявляться в возрасте до 12 лет (иногда с позднего дошкольного возраста). Признаками будут являться такие проявления, как нарушения правил, школьные прогулы, частые случаи обмана, побеги из дома, чрезмерное упрямство, открытое непослушание, обидчивость, гневливость и др., начинающиеся в возрасте от 5 до 8 лет и имеющие стойкий характер, а не эпизодическое проявление. Такое поведение может проявляться в двух формах — оппозиционность (чрезмерное упрямство, открытое непослушание и неповиновение, вспыльчивость, обидчивость, склонность к частым спорам, выражение гнева, пренебрежение другими, действия, досаждающие другим) и нарушения статуса (сквернословие, нарушения правил, школьные прогулы или отказ от обучения, сочетающиеся с академической неуспешностью, частые случаи обмана, побеги из дома, отсутствие дома по ночам, бродяжничество и/или попрошайничество). И такие проявления, начавшиеся особенно до подросткового возраста, нуждаются в своевременной комплексной психолого-медико-социальной помощи, характер которой в каждом конкретном случае должен определяться индивидуально. В некоторых случаях раннее проблемное поведение с течением времени может трансформироваться в другой вид поведенческих трудностей.
Не менее важно родителям прислушиваться к ребенку, когда он говорит о сложностях в отношениях со сверстниками, травле, буллинге. Если вовремя не оказать помощь, то в крайних случаях это может привести к тяжелым переживаниям ребенка. Вообще очень важно быть чуткими по отношению к своим детям. Иногда, мы — взрослые — можем быть очень перегружены работой, бытовыми делами, сами можем быть без ресурса, поэтому если что-то тревожит родителя, но не хватает сил справиться с этим самостоятельно, то лучше обратиться к специалистам.
ПРИ ЧЁМ ЗДЕСЬ СТРЕЛЯЛКИ?
— Одни эксперты связывают подобные преступления с увлечением молодежи компьютерными стрелялками. Другие считают, что никакой прямой связи здесь нет и что игры не вызывают роста агрессии, в любые времена дети всегда играли в войну. Тем не менее политики в очередной раз настаивают на ужесточении цензуры в Сети. Так, уполномоченная по правам ребёнка Анна Кузнецова, например, опять заговорила о том, что следует предмодерировать все посты в интернете. Хотя это и нереально.
Как вы считаете, что следует делать в этом направлении?
Н.Б.: На наш взгляд, есть два пути в профилактике негативных тенденций (в том числе и в области компьютерных игр) : запретительный (ужесточение цензуры, запреты и т.д. — цель: минимизировать воздействие какого-либо фактора) и так называемый абилитационный (развитие критичности, стрессоустойчивости, интересов и других личностных ресурсов — цель: подготовить человека к встрече с неблагоприятным стечением обстоятельств, чтобы он смог им противостоять с минимальными потерями). Нужно признать, что стремление оградить детей и подростков от всех опасностей — это утопия, а значит, нужно усиливать второй путь и готовить их к тому, чтобы они могли противостоять трудностям и искушениям.
— Ведётся ли какая-то реабилитация подростков, совершивших подобное и уже вышедших на свободу? Тех, кто находится в заключении сейчас? Я знаю, например, что в Московской области несколько месяцев назад был освобожден юноша, осуждённый как раз за подготовку массового убийства в школе. Слава богу, он ничего не успел, в ИК выдали аттестат об окончании 11-го класса, начинает новую жизнь. Со временем другие виновные, кто не получил пожизненные сроки, будут также освобождаться — что их ждёт?
В.Д.: Да, такая работа ведется и в колониях, и в других учреждениях, но системы пока нет. Это еще одна проблема, которая существует, является актуальной и требует опять же решений на государственном уровне. За рубежом для этого созданы службы пробации, которые решают вопросы и работы с условно-осужденными, и постпенитенциарного сопровождения освобождающихся из мест лишения свободы по месту проживания несовершеннолетнего. Фактически это вторичная и третичная профилактика (реабилитация).