— Как начался тот день, 2 апреля?
— Все было буднично, в 8 утра в отделении прошла планерка, потом — врачебная клиническая конференция. Мы обсудили операционный план на текущий день и планы на следующую неделю. В начале десятого нас позвали в операционную, началась операция «аортокоронарное шунтирование», причем, открытым способом, с применением аппарата искусственного кровообращения, — рассказывает Валентин Филатов. — В других операционных тоже шли операции на сердце, но они были более простые, пациенты находились в сознании.
— Вашему пациенту уже не могли помочь миниинвазивные технологии, нельзя было применить менее травматичный способ, когда манипуляции производятся через несколько маленьких разрезов?
— Учитывая поражения коронарного русла, пациенту была показана операция на открытом сердце. К этому имелись все показания.
— Как узнали о пожаре?
— Медсестра-анестезист Елена Андреевская вышла, чтобы передать анализы в лабораторию. Ей сообщили, что дымится крыша, к зданию мчатся пожарные расчеты. Когда она нам сообщила о пожаре, мы сначала подумали, что это запоздалая первоапрельская шутка. Но Елена еще раз повторила сообщения коллег о возгорании на кровле, сказала, что не шутит. Мы глянули в окно и увидели белесоватую дымку, которая бывает, когда жгут траву. В здании началась эвакуация. Со второго этажа, где у нас находится стационар, начали вывозить больных. Пожарные протягивали стволы-шланги. Огонь быстро распространялся. Здание у нас еще дореволюционной постройки, с деревянными перекрытиями. Пожару был присвоен высший ранг сложности.
— Операцию остановить было нельзя?
— Мы работали уже второй час. Шел основной этап операции. Сердце пациента было медикаментозно остановлено, подключено к аппарату искусственного кровообращения. Аппаратом, который обеспечивал циркуляцию крови, управлял анестезиолог- перфузиолог. Моментально остановить этот процесс невозможно. Пожарные подошли к операционной, оповестили, что, в связи пожаром, нам надо срочно покинуть помещение. К ним вышли анестезиологи, сказали, что точка невозврата пройдена, попросили дать нам возможность завершить операцию.
— Сомнений не было?
— Мы посоветовались, тем, кто не хочет рисковать своей жизнью, было предложено покинуть операционную. Никто этого не сделал, вся бригада осталась на своих местах. Все — люди ответственные. Решили максимально помочь пациенту, завершить операцию.
— Запах гари чувствовался, дым проникал в операционную?
— Запах гари стал ощущаться сразу, но задымления не было. Коллеги максимально быстро загерметизировали все щели, чтобы не было притока воздуха. В ход пошли все подручные средства, в том числе операционное белье, влажные простыни. Спасатели включили специальную аппарату, работали вентиляторы, чтобы дым не поступал к нам в операционную.
— Здание клиники было полностью обесточено. Сразу включились аварийные источники энергии?
— Отключился свет, отключился кислород. Атмосфера была, надо признать, очень тревожная. Аппаратура сигнализировала, что идет аварийное включение. Там есть аккумуляторы. Было задействовано резервное питание. Работа шла уже на энергосберегающих режимах. Но батареи не бесконечные. Мы понимали, что запаса электроэнергии хватит на 20-30 минут. А нам нужно было оперировать еще час-полтора. Сказали пожарным, что нам нужен источник электроэнергии. И в операционную электричество стало подаваться автономно от автомобиля газодымозащитной службы.
— На случай ухудшения оперативной обстановки для вас и пациента были подготовлены изолирующие самоспасатели?
— Когда огонь начал подбираться к нашей части крыла, нам передали специальные средства защиты — капюшоны с автономным дыхательным аппаратом и защитной маской. Но, слава Богу, они нам не понадобились. Но запах горелого дерева ощущался достаточно сильно.
— Сколько длилась операция?
— Четыре часа. Когда мы покинули здание, пожарные продолжали тушить здание, сбивать открытый огонь. Мы выходили по щиколотку в воде.
— Что можете сказать о своих коллегах?
— Это настоящие профессионалы. Все сохранили хладнокровие, трезвость ума. Действовали четко. Могу сказать: «Я бы пошел с ними в разведку». Команда сработала на высшем уровне.
— Как самочувствие больного?
— Удовлетворительное, он идет на поправку, продолжается процесс реабилитации.
— Вы сейчас в центре внимания. Каковы ощущения?
— Мой телефон не замолкает, мне пишут в соцсетях, нагрузка — огромнейшая. При этом работа продолжается. Мы ездим в областную больницу, куда перевели практически весь наш стационар. Наблюдаем своих пациентов. Героями себя не считаем. Мы просто делали свою работу.
— У вас мама — медсестра, она ведь понимала, какой риск возникает при подобном оперативном вмешательстве во время пожара.
— Мама следила за новостями, волновалась. Переживали за всех нас. Как только мы смогли покинуть горящее здание, я набрал ее номер и сообщил, что со мной и с пациентом все хорошо. Никто не пострадал. Она сказала, что гордится мною и моими коллегами.
— Всю операционную бригаду собираются наградить, речь идет о государственных наградах.
— 6 апреля мы вместе со спасателями были на приеме у губернатора. Нам вручили благодарственные письма. Сказали, что основная часть награждения будет чуть позже. Чтобы оформить все необходимые документы, требуется время. В свою очередь, мы бы хотели передать огромную благодарность пожарным и спасателям, которые позволили спасти нам жизнь человека.