На день рождения Екатерины Юрьевны собрались руководители крупнейших библиотек страны, педагоги, священники, дипломаты, провинциальные библиотекари из глубинки — все те, кто до сих пор идет по ее стопам. Точь-в-точь по формуле Бориса Пастернака: «Другие по живому следу пройдут твой путь за пядью пядь».
Гениева возглавила Библиотеку иностранной литературы на заре перестройки, превратив ее из привычного хранилища книг в мощный очаг культуры. Уже тогда раздавались жалобы на потерю интереса к чтению нашими согражданами. На этот счет существует анекдот в стиле черного юмора. «Придя в библиотеку, молодой человек спрашивает, могут ли ему выдать на дом книгу о суициде?
— Нет, — отвечает библиотекарь.
— Почему?
— А вы ее не вернете!»
Так вот, в бытность Екатерины Юрьевны директором на базе библиотеки стали регулярно проводиться семинары, коллоквиумы, конференции, где перед читателями выступали деятели культуры, священники, дипломаты, психологи — словом, все те, кто отвечал на насущные запросы жаждущих знания и веры людей.
Поначалу это просвещение носило камерный характер. Небольшие аудитории с ограниченным количеством слушателей. Время было такое — смутное, переходное. Просвещение тогда повсеместно носило камерный характер: пресловутые квартирники, где фанаты знакомились с отечественным роком, кухни, на которых читался в сам- и тамиздате опальный Иосиф Бродский, русские писатели первых волн эмиграции.
Поначалу Екатерина Юрьевна пробивала не окно в Европу, а всего лишь щель. В смутные времена так важно обрести очаг, где можешь встречаться с теми, кто сохранил внутреннюю ясность, не потерял присутствия духа, не утратил контакт с внутренней глубиной. Очаг этот постоянно поддерживала Екатерина Юрьевна Гениева, Катя.
Феномен Кати был поистине удивителен. Она сочетала в себе черты серьезного исследователя — филолога, блестящего администратора, дипломата, свободно владела несколькими иностранными языками. Будучи воцерковленным православным человеком, она несла в себе отечественную и западную культуру, не противопоставляя глубокую веру знаниям. Казалось, ей все давалось легко. На самом деле она постоянно находилась в борьбе с обскурантизмом и идеологическими схемами. Не случайно отец Александр Мень, чьей прихожанкой она была, утверждал: «Звездоносцы все одинаковы, каких бы постулатов («измов») они ни придерживались».
При этом Катя не считала себя зовущим на баррикады политическим деятелем и диссидентом. В совершенстве владея искусством диалога, она умела обращать в свою просветительскую веру людей разных чинов и званий, исповедующих различные, часто несхожие между собой взгляды. В этом ей неизменно помогало неиссякаемое чувство юмора и здоровая самоирония. Постепенно «камерное просвещение» расширилось сначала до общероссийских, а затем и до международных масштабов.
На базе Библиотеки иностранной литературы были созданы центры английской, французской, испанской, китайской, бразильской культуры, а в ответ в этих и других странах (всех не перечислить) создавались центры русской культуры. Ею же был создан Институт международного перевода для качественного продвижения русской классики и лучших современных российских авторов на мировые книжные ярмарки. Это ли не весомая пропаганда нашей неиссякаемой отечественной культуры?! А основанный Катей Институт толерантности с его филиалами в российских регионах? Слово «толерантность» сегодня непопулярно и частенько подвергается ерническим насмешкам. Не нравится иностранное слово «толерантность» — замените его на отечественное «великодушие», вспомнив о всемирной открытости русской культуры, о которой в знаменитой «пушкинской речи» говорил Ф.М.Достоевский.
А программа «Большое чтение», которую Катя затеяла проводить по всей стране... Губернаторы многих российских регионов поддержали эту инициативу. Знаменитые современные писатели, кинематографисты, деятели культуры и образования под ее водительством высаживались в самых отдаленных регионах и собирали полные залы взрослых, детей и подростков.
И наконец, рядовые провинциальные библиотекари — эти парии просвещения, чья копеечная зарплата была притчей во языцех! Екатерина Юрьевна регулярно приглашала их в столицу, находя средства на дорогу и проживание. Но не только. Будучи, как уже говорилось выше, блестящим менеджером, она подтягивала региональные бюджетные и спонсорские средства для укрепления материальной базы провинциальных библиотек. В силу профессии я лучше знаю о преобразованиях в детских библиотеках. Часто вылетая в регионы, я вижу, что эти библиотеки, оснащенные современными компьютерами и новой мебелью, притягивают к себе детей и подростков, возрождая любовь к книге, вопреки соблазнам виртуального мира. Вот почему столько людей съехалось на Катин день рождения!
А теперь о грустном, о Законе о просветительской деятельности, который уже одобрен Совфедом и который, как предполагается, вступит в силу 1 июня нынешнего года. По сути дела, это введение предварительной цензуры. С введением данного закона любые просветительские акции необходимо будет согласовывать с высокими инстанциями, предварительно предоставив им программу и содержание лекций, семинаров, фиксируя имена и звания приглашаемых просветителей. Напомню, что Конституция РФ запрещает цензуру (ст. 29). Та же Конституция РФ запрещает властям устанавливать государственную или обязательную идеологию (ст. 13).
Как бы сегодня отнеслась к этому факту Екатерина Юрьевна Гениева, которая все свои силы положила на алтарь открытого мира, убедившись, что взамен разрушенной берлинской стены мы начинаем строить непроницаемую китайскую? Ведь совершенно очевидно, что введение данного закона приведет к утрате позиций русскоязычной культуры в стране и в мире.
Уверен, что она отнеслась бы к этому с грустной иронией. Почему? Да потому что над проектом закона о введении единомыслия в России насмехался еще незабвенный Козьма Петрович Прутков. Культуру и просвещение забетонировать невозможно. Они неизбежно будут пробиваться сквозь асфальт и бетонные плиты, что с потрясающей убедительностью показал в своей анимационной ленте «Слушая Бетховена» Гарри Бардин.
И последнее. Велик и могуч русский язык. Метафора «камерное просвещение» может стать буквальным отражением жизни. Случилось так, что серьезный пожилой филолог оказался в изоляторе временного содержания вместе с двумя десятками молодых сокамерников. Там, в камере от предыдущего сидельца-киргиза остался сборник Пушкина. Филолог после освобождения со смехом поведал, что все время задержания он вел для молодых людей коллоквиум по «Повестям Белкина».