Они предупредили, что если что, то они никогда со мной не встречались и знать меня не знают.
Я сказала, что не стану задавать лишних вопросов, как и зачем они оказались в то время в том месте.
В конце концов, это уже неважно.
«Нас водили везде в наручниках, потому что считали, что мы особо опасны. Подходишь в кормушку, куда пищу выкладывают, высовываешь руки... А так, в принципе, мы ничем не отличались от остальных. Может, только больший ажиотаж вокруг себя создавали — то местные кагэбэшники приходили, то следователи. В камерах вместе с нами сидел простой народ.
— Политические?
— В основном малолетки. Может, лет 20 одному из них. Говорит: «Ты — террорист, и тебе дадут пятнашку». Ему ли нас жалеть? Он сам поработал на закладке наркотиков неделю. В воскресенье зарплата, а его в субботу задерживают — и сразу светит 14 лет.
— Почти как вам?
— Нам грозило от трех до восьми. Это крайний раз, когда дело переквалифицировали с терроризма и подготовки государственного переворота на массовые беспорядки. Но в Белоруссии обычно не дают минимум, то есть мы получили бы все восемь. Через четыре года подали бы бумагу, что просим вернуть нас на родину. Примерно такой расклад был. Мы понимали, что других вариантов, скорее всего, нет. Но знающие люди сказали, что мы находились в лучшем положении, чем это могло быть в России при похожих обстоятельствах. Не знаем, сравнивать сложно, не доводилось бывать в подобных местах до этого.
— Адвокаты к вам приходили?
— Адвокаты были белорусские, государственные, по назначению, до самого последнего момента. Потом нам оплатил частных какой-то фонд, но пообщаться с ними мы не успели. Если туда попадаешь, то это все, считай, насовсем, 99% из тех, кого задерживают, получают потом сроки. У многих они больше, чем грозило нам. Оправдательных приговоров почти не бывает. Камеры переполнены. Двенадцать человек, пятнадцать... Кое-где установлены даже третьи ярусы, которые по закону ставить нельзя. Когда по утрам все пятнадцать человек поднимаются и становятся в очередь в туалет — это ужас.
— Вас же должны были сажать только с новичками, первоходками. Чтобы никто ни на кого плохо не влиял.
— Не, первоходки были не везде. Возможно, так произошло именно с нами, так как нас было много, проходящих по одному делу, да еще такому серьезному, всех требовалось рассадить в разные камеры и даже корпуса.
— В новостях себя видели?
— У четверых или пятерых показывали открыто лица, а документы выложили веером. За это на белорусов в обиде, конечно.
За опубликование личных данных, за то, что слили информацию на «Миротворец». До этого на «Миротворце» находились тринадцать человек наших, стало двадцать восемь. Нас просто сдали. Это была принципиальная позиция Белоруссии. Они, похоже, не понимают, за что мы добровольцами воевали на Донбассе. Якобы мы были против законной власти, а на самом деле против фашистов.
— Разность менталитетов?
— Там до сих пор осталась максималистическая, радикальная форма социалистического строя. Все остальные республики развалились, а они продолжали развиваться в этом плане. И достигли своего апогея. Генеральный секретарь, то есть президент Лукашенко, — царь и бог. Те, кто нас посадил, хотели ему угодить, только не знали, как. Они ему доложили, что задержаны «вагнеровцы», что Минск — наш конечный пункт назначения. Они ввели его в заблуждение и предоставили некомпетентную информацию. Те, кто ошибся в отношении нас, думаю, за это ответят. Лукашенко же искренне поверил в то, что ему рассказали. Он чего-то в этом роде, видимо, ожидал, и поэтому его легко убедили. Считайте, что самая тупая версия — кто-то просто хотел выслужиться перед первым лицом — оказалась правдой.
— Но со стороны это действительно выглядело подозрительно — здоровые мужики поселились в санатории, чего-то ждут, никуда не летят — а в это время главные выборы в стране на носу.
— Да, мы тоже нервничали, когда наш рейс перенесли, понимали, что каждый день промедления смерти подобен... Мы отправлялись на работу по контракту и спокойно себя вели, организованно, нам не нужны были никакие проблемы. Согласны, что со стороны ситуация могла выглядеть неоднозначно. Это же система 37-го года. Куда надо о нас тут же донесли, и понеслось. Вменяли до кучи 13-ю статью УК Белоруссии. Не само преступление, а якобы его подготовку. Даже не так — подозрение к приготовлению.
Там за мешок картошки шесть лет дают. Так что по нашей статье — вообще ни о чем. Думаем, они довольно быстро поняли, что переборщили... Они привыкли так жить, и им это нормально, зато честные и взяток не берут, но они сами сейчас разберутся в своей стране, не надо России туда лезть.
...Сидим за шашлыками в подмосковном Щелкове. Угощает Арсен Дали, бывший офицер полиции, работал на Ближнем Востоке, в Иране, ОАЭ, ныне известный блогер. Мы познакомились, когда он собирал для ребят гуманитарку в Белоруссию — у задержанных не было продуктов, элементарных средств гигиены, личных вещей. Не очень было тогда понятно, как это все отсылать и примут ли передачи.
Слава богу, отправлять посылки не пришлось — 32 из 33 арестованных были освобождены и вернулись домой. Еще один, последний, с местным паспортом остался в Белоруссии.
Собеседники — передо мной сидят трое — мне явно не доверяют. За полчаса их точки зрения — «можно о нас писать», «нельзя писать», «вы нас вообще не видели», «мы ото всего откажемся» — меняются кардинально.
В конце концов многое из того, что было рассказано, вставить сюда я просто не могу. Ничего лишнего. Ни имен, ни фамилий. Арсен говорит, что ребятам просто повезло, из его полицейской практики — задержали бы их по подобному подозрению где-нибудь в Тегеране, вряд ли бы увидели родину живыми хоть когда-нибудь.
— Били?
— А вы как думаете? Других расстреливают. Недавно приговорили двух пацанов, которые математичку изнасиловали и зарезали. Резонансное было дело. Мы ходили по этим коридорам, сидели в камерах, где находились приговоренные. Ощущали эту атмосферу. Как-то поставили на колени, и так они простояли 22 часа. Лицом к стене.
— И о чем думали в этот момент?
— Ни о чем не думали. Когда все это закончится.
— Вообще, как проходило задержание? Жестко?
— В четыре утра нас закрыли в наручники. Были парни, у которых пропали доллары, телефоны, флешки изъятые. Но мы не знаем, кто это сделал. Наговаривать не будем. Потому что, когда потом возвращали ценные вещи, те в одной сумке у всех лежали, и каждый доставал что хотел. У кого забирали крестик и цепочку — тем вернули. Но это все по мелочи. Описи мы не видели. В камеру ввели в наручниках, занесли матрасы, там нас уже знали — показали по телевизору. Мы когда зашли, заключенным даже оборвали местную секретную почту, чтобы не переговаривались ни с кем.
— Кормили как?
— Картошка была. Рыбу давали. Блюдо под названием «братская могила» — накидали путассу, что ли, в кастрюлю, сварили все вместе, головы, хвосты, хребты...
— Когда объявили, что вас могут отправить на Украину, мы тут, если честно, переживали. Неужели Минск мог пойти на такое?
— Хотели экстрадировать парней, бывших ополченцев, которые уже получили российское гражданство. Хотя наши пытались объяснить, что к Украине они никакого отношения больше не имеют. 155 или 156 убийств на нас Киев повесил, грабежи, кражи до кучи, чтобы только заполучить к себе. Когда с экстрадицией не вышло, Зеленский отказался поздравлять Лукашенко с его избранием.
— Заключенные в Белоруссии участвовали в президентских выборах? У нас до приговора суда в СИЗО имеют право.
— Нет, у них не голосуют. Там другие правила.
— А то, что началось после выборов в Белоруссии, как-то можете прокомментировать?
— Это не наше дело.
— Предчувствие было, когда только собирались вылетать по контракту, что все закончится не так, как планировали?
— Да никогда никакого предчувствия не бывает.
— Но можно же и не ехать. Найти работу на родине. Хотя в Москве устраиваться — если только в охрану.
— Когда есть спрос, будет и предложение. Платить своим надо хорошо. Плотники, слесари, газовщики всегда нужны. Что, с Рязани некому приехать? С Калуги? Все дело в цене вопроса.
— Но как-то никто, кроме выходцев с Азии, не хочет быть дворником в России.
— Если бы зарплата дворников составляла 60 тысяч и не использовались левые договора с откатами вышестоящему начальству, очередь бы стояла.
— А вы бы пошли?
— А что, мы больше ни на что не годны, что ли?
— Вы верили, что родина вас не бросит?
— Есть те, кто верил. Даже точную дату освобождения называли — 14-е. Днем за нами пришли. Ничего не сказали. Надели наручники. Дали по ногам. Провели в актовый зал. Сняли наручники. Там сын Лукашенко стоял, какой-то чин из КГБ и из их СК. Объявили: «Не ждите, что мы перед вами извиняться будем. Не будем. Все здесь военные, и все всё понимают».
— Обиды не было?
— Только за разглашение личных данных. И за то, что пока не вернули постановления по нашему освобождению и снятию обвинений. Обещали по почте выслать. Ну, или на месте их нужно было дожидаться. Но этого делать, понятно, никто не стал. А без этой бумаги лучше не рисковать, если нужно будет опять через Белоруссию куда-то выехать.
— Получается, еще и не заработали ничего, снова нужно об этом думать...
— Захар Прилепин (опознавший в задержанных в Белоруссиии россиянах нескольких бойцов, воевавших с ним на Донбассе – ред.) выделил 100 тысяч рублей материальной помощи. Как их распределять на тридцать с лишним человек? Посовещались и решили отдать деньги двум парням, которые реально служили у него в батальоне. У одного с отцом проблемы, операции предстоят, у другого жена с онкологией. Остальным эти деньги ни к чему, так как мы к Прилепину никакого отношения не имеем. Хоть он и утверждал обратное, чем очень, если честно, всех подставил.
— И куда вы теперь?
— После возвращения отсидели две недели.
— На карантине?
— Ага. По коронавирусу. Сейчас все свободны и могут ехать домой.