Племянница Трампа утверждает в недавно вышедшей книге, что дядя Дональд всегда был абсолютным невеждой и что в университет его приняли потому, что экзамен SAT (американский аналог ЕГЭ) за него сдал другой человек. Но хватит об этом одиозном персонаже — лучше поговорим о том, из-за чего в эфире главных телеканалов США и на сайтах крупнейших газет (не говоря уже о соцсетях) мы видим вопиющие примеры безграмотности. А также о том, почему аналогичную картину можно ежедневно наблюдать в России.
Пренебрежение правильным языком — примета времени. Оно во многом объясняется нарастающим уходом людей, особенно молодежи, из реального мира в виртуальное киберпространство — там они живут. В их среде обитания законы реального мира не действуют. Там можно выдавать себя за того, кем не являешься; можно не париться насчет доказательств распространяемой тобой (дез)информации; можно не употреблять ни знаков препинания, ни заглавных букв, ни правильно написанных слов. Вместо всего этого в Интернет выплескивается поток односложных обезьяньих возгласов, типа «вау!» или «упс!» и понятных лишь посвященным сокращений типа «имхо» (от английского in my humble opinion — «по моему скромному разумению») или «лол» (от английского laughing out loud — «громко смеюсь»).
В этих виртуальных джунглях, где приматы вида homo sapiens стремительно скачут с ветки на ветку, попутно делая селфи и размещая их в своих фейсбуках и твиттерах, нет места и времени для русских аналогов английских терминов. Английские слова или тупо калькируют, или переводят неправильно — думая, что знают. Так, одно вполне уважаемое московское СМИ объявило, что Трамп назвал немцев «преступниками», говоря о своем решении вывести из Германии 12 000 американских солдат. Трамп ничего подобного не говорил: он употребил по отношению к правительству ФРГ слово delinquent в его основном значении — «не выполняющий своих контрактных или иных обязательств». Это слово иногда может значить «правонарушитель», чаще всего несовершеннолетний. Но тут явно не тот случай...
Еще один пример, который я почерпнул из другого уважаемого СМИ: говоря о банке, коллеги упоминают некий его «дивизион» (англ. division). Дивизион, ребята, бывает только в артиллерии, а у банка есть структурные подразделения, отделения, филиалы.
И зачем, скажите на милость, делать объявления в русском эфире на английском языке — Latest News вместо «Последние новости» или «В новостях этого часа», Breaking News вместо «Прямо сейчас» или «С новостной ленты»? У нас что, язык такой бедный, что даже простые вещи мы на нем не можем выразить?
Бывает, что заимствовать слова из английского — правомерно и рационально: скажем, «маркетинг», «франчайзинг» и «логистика» лаконично выражают понятия, пришедшие к нам вместе с рыночной экономикой; для их описания чисто русскими словами потребовались бы длинные фразы. Слово «дженерик» куда короче, чем «лекарственный препарат под международным непатентованным названием».
Но рационализм заимствований присутствует далеко не всегда. «Промоушн» хотя и короче, чем «продвижение на рынок», но не намного — можно было бы использовать свой термин. «Фидбэк» не намного лаконичнее, чем «обратная связь», которая для не столь продвинутых соотечественников куда понятнее. И чем «апдейт» лучше «обновления», я, ей-богу, не могу уразуметь. Круче звучит?
«Крутизна», очевидно, нынче перевешивает все остальное — выбор всегда делается в пользу «крутизны» звучания, а «не круто» звучащие слова и обороты задвигаются на дальнюю лексическую периферию. Мне, допустим, крайне трудно понять, чем не угодило нашим продвинутым исконно славянское слово «или», вместо которого теперь к месту и не к месту употребляют «либо». Иногда даже вместо устоявшегося оборота «или-или» приходится слышать «либо-либо».
«По-любому» — круто, а «в любом случае» — не круто. «В разы» — круто, «в несколько раз» — не круто. «Митинг» — круто, «совещание» — не круто (хотя meeting значит совещание лишь в английском, но не в русском языке; по-русски митинг — это уличное агитационное собрание, которое по-английски именуется rally).
Ну и если уж заимствуем из английского, то давайте это делать правильно. В английском языке нет слова «пранкер», которое не так давно пришло в русский неведомо откуда. Те, кто организует розыгрыши и проказы (англ. prank), именуются по-английски prankster. Суффикс в этом слове тот же, что в слове gangster (от англ. gang — «банда»). В далеком прошлом, когда в русский заимствовали слово «гангстер», это сделали правильно, не придумывая вместо него «гангера», а вот «пранкстера» превратили в «пранкера».
В 2009 году умер колумнист The New York Times Уильям Сэфайр, который много лет вел в этой газете интереснейшую рубрику On Language («О языке»). И вместе с ним, кажется, умер всякий интерес американцев, а с ними и россиян, и всех остальных к вопросам правильности языка, трудным случаям словоупотребления, выразительным языковым инструментам, которые украшают устную и письменную речь. Сэфайр в последние годы своей жизни много писал о примитивизации английского языка — о том, что американцы стремятся любое слово сократить до одного слога (например, app вместо application — приложение, или rad вместо radiator, radical); о том, что сужается словарный запас среднего американца, что из английского языка исчезают перфектные времена глагола и т.д.
В Америке днем с огнем приходится искать, даже среди выпускников Гарварда и Принстона, людей, которые умеют правильно расставлять апострофы. Men’s Room (мужской туалет) уже давно повсеместно пишется как Mens Room — по той причине, что никто не знает, надо ли поставить апостроф до или после s. (Нет апострофа — нет проблемы!) Никто не умеет сделать правильный выбор из двух похожих слов — affect и effect, accept и except. Не будучи в состоянии правильно использовать предлоги off и of, американцы изобрели комбинированного Тянитолкая — off of.
Но не спешите злорадствовать по поводу тупизны америкосов. В России столь же трудно найти людей, которые правильно напишут глаголы, оканчивающиеся на тся или ться. Даже выпускники лучших российских вузов ничтоже сумняшеся пишут «Откуда это береться?», хотя мягкий знак здесь ни к чему. Или «Не надо ругатся», хотя здесь-то как раз необходим мягкий знак. Видимо, в школе перестали учить тому, что в трудных случаях к таким глаголам надо задавать вопросы, опуская для ясности возвратную частицу «ся»: не надо — что делать? — ругать(ся); откуда это — что делает? — берет(ся).
Все меньше становится россиян, понимающих разницу между предлогом и приставкой, между существительным и наречием. Начеку пишут в два слова — на чеку, неспроста — в три: не с проста. Правильно выбрать раздельное при том («Он при том присутствовал») или слитное притом («Она принесла подарки, притом очень богатые») — вообще непосильная задача.
Ударение в словах — это отдельная грустная повесть. Такое впечатление, что русский язык превращается в сербский, где ударение чаще всего падает на начальный слог. Следуя законам «крутизны», продвинутые граждане говорят «в сЕти появились публикации», хотя сЕти с ударением на первый слог — это множественное число (социальные сЕти). Правильно говорить «упало напряжение в сетИ», «во Всемирной сетИ есть много публикаций на эту тему» и т.д.
В общем, с американцами в этом плане мы почти сравнялись. Осталось только позаимствовать у них политкорректный тезис о том, что безграмотность «никого не делает плохим человеком», — так проявляют уважение к чернокожим и латинос, которые в своем большинстве малограмотны. В России тоже есть национальные окраины, где, мягко говоря, не самая лучшая ситуация с образованием в целом и с русским языком в частности...
Но было бы гораздо полезнее позаимствовать из американской копилки цитату из Джорджа Вашингтона: «Нет ничего, в большей степени заслуживающего нашего патронажа, чем продвижение науки и литературы. В любой стране знание — это самая верная основа общественного счастья».