«Белорусы, держитесь, вы заслуживаете быть счастливыми! И живыми! Силовики, остановитесь!» — написала в Facebook телеведущая Ольга Бельмач, добавив, что «больше не работаю на ТВ». «Что стало с моей Беларусью? Я на телевидении в прямых эфирах работал с 2009 года… Я решил, что мой сегодняшний эфир на «Беларусь-1» был последним», — признался в социальной сети популярный шоумен Евгений Перлин. Ведущий военной программы «Арсенал» Владимир Бурко после своего увольнения написал: «Я никогда бы даже в самом страшном сне не подумал, что солдаты и техника, о которых я рассказывал, могут быть применены против своего народа».
Они увольняются, их увольняют. Они не хотят больше обслуживать власть, преступный режим. У них есть совесть. Но, как говорил один предшественник Александра Лукашенко, тоже сам с усами: «У нас незаменимых нет». Найдут штрейкбрехеров, и все пойдет своим чередом.
У нас в России… нет, еще в СССР, был один-единственный такой прецедент: 9 января 1991 года ведущая Татьяна Миткова отказалась читать официальный текст о вводе советских войск в Литву. Ее, конечно, уволили… Теперь Татьяна — большой начальник новостей НТВ. В молодости кто не шалил, не протестовал! Жизнь это поправляет.
Все, кто хотел у нас уйти, давно уже ушли — от Парфенова до Лошака. Остальные радуются жизни и светятся — от счастья и в «ящике».
Впереди паровоза
Как они задергались, наши прекрасные пропагандисты, как колебались вместе с линией партии! Они не знали, как освещать Беларусь.
Вернее, колебался один человек, и не друг, и не враг, а так — Александр Григорьевич Лукашенко, а уже вслед за ним — вся наша информационная машина. Сначала мы его журили, мягко поругивали, потом сильно защищали, ну а сейчас, видя, что Акела промахнулся, совсем уже перестали его жалеть.
Легенда, то есть инструкция, менялась по нескольку раз на дню. Особенно металась моя любимая Ольга Скабеева с мужем: утром изо всех своих мощных женских сил (куда там Тихановской!) защищала хулиганистого Батьку и поносила протестующих, а вечером и на следующий день сбалансировала позицию и ушла в объектив.
Зато воскресная программа «Время» на Первом показала себя во всей красе, вспомнив зады советской пропаганды. Митинг в поддержку уходящего президента дали подробно, со смаком, с цитатами, крупными и мелкими планами. А как же параллельная акция оппозиции? Ее не было. Были очень отдельные, немногочисленные люди, поднимавшие два пальца вверх и куда-то шедшие, были сравнения с технологиями других «оранжевых революций», а то, что демонстрация собрала в разы больше, чем свезенный автобусами со всей страны официоз, — ну кому это в России надо?! Меньше знаешь — лучше спишь. Давно живу, помню, что примерно так «Время» 80-х освещало события в Польше. И чем все кончилось?..
Удивил Владимир Соловьев. Оказался неожиданно очень ответственным, фильтровал базар, каждое слово, что совсем было на него не похоже. Разнес в дым несуществующее Союзное государство — только бы не обидеть наших белорусских братьев, только бы не вызвать у них подозрение в российском вмешательстве. Ай, молодца!
Так их бросает то в жар, то в холод, как и нашу позицию в отношении происходящего в Белоруссии. Официальная Москва выжидает, смотрит, а ее верные оруженосцы, отряд прикрытия, бегут впереди паровоза. Красивый вид спорта!
Перемен!
Цой жив. Все так говорят, это мем. Тридцать лет назад он умер, разбился в машине. Но Цой жив — это не обсуждается.
Когда он впервые спел «Перемен!» в самом конце фильма «Асса», я подумал: инфантильно как-то — что значит «ждем перемен»? От кого ждем, почему ждем? Хотим, чтобы с неба упало? Взять их у природы — вот наша задача. «Никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и ни герой. Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой» («Интернационал»).
Но теперь в Белоруссии эта песня стала символом. Еще совсем недавно за нее там можно было угодить на десять суток со всеми прелестями ласкового милицейского обхождения.
Будто сам Виктор Цой стоит с гитарой на 200-тысячном митинге и поет: «Перемен!» А эту песню не задушишь, не убьешь. Как и весь белорусский народ. Значит, Цой жив.