— Как вы стали гидом-переводчиком? В «Интурист» ведь с улицы не брали.
— В 1968 году я училась на вечернем отделении Института иностранных языков имени Мориса Тореза. Однажды в институт пришли представители «Интуриста» и предложили студентам обучение на трехмесячных курсах подготовки гидов-переводчиков с последующим трудоустройством. Вызвались 5–6 человек. Меня привлекла возможность получить языковую практику, освоить экскурсионную программу с посещениями Третьяковской галереи и Музея изобразительных искусств имени Пушкина. После успешной сдачи экзамена меня приняли на работу в отдел Англии и Америки. Моими первыми туристами была семья из США. Сначала я боялась открыть рот, потому что ничего не понимала. После отъезда группы надо было писать отчет для КГБ: о чем говорили, какие вопросы задавали.
— Чем же интересовались туристы?
— Их интересовала обычная жизнь, а у нас были другие задачи. Проезжаем, к примеру, мимо большого обувного магазина на проспекте Мира и видим огромную очередь: женщины в шапках с начесом, темных пальто-шкафах, с хозяйственными сумками. Американцы смотрят с недоумением: почему люди стоят в очереди в магазин? Меня юмор спасал в таких ситуациях. Я с улыбкой ответила: «А что вы думаете, наши женщины не хотят носить красивую обувь? Как можно сразу всех обеспечить?» Американцы кивали одобрительно. С ними было очень легко работать: открытые, непосредственные люди! До сих пор помню цифру: 515 миллионов пар обуви мы должны произвести в 9-й пятилетке!
— Но они же могли в свободное время прогуляться по магазинам и увидеть пустые прилавки своими глазами…
— Мы не давали им ни вдохнуть, ни выдохнуть. Загружали так, что у них не оставалось свободного времени. Тем более что контингент был 80+. После завтрака все садились в автобус, чтобы ехать на экскурсию, а я должна была проверить: все ли на месте? Спрашиваю: «Where is Mr Brown?» (Где мистер Браун?) — «He is coming». (Он идет). — «Tomorrow is also coming» (Завтра тоже наступит), — отшучивалась я и бежала звонить куратору из КГБ: «Мистера Брауна нет!» После обеда — очередная экскурсия, затем ужин и сразу поход в театр или в цирк. Туристы возвращались в гостиницу и падали от усталости. Вообще же программе пребывания иностранцев уделялось особое внимание. И в Москве, и в других городах СССР обязательно демонстрировались места, связанные с нашими достижениями, а также жизнью и деятельностью выдающихся коммунистических деятелей, в первую очередь Ленина. Тогда во всех городах главные улицы носили имя вождя пролетариата. В Москве при покупке дополнительной экскурсии по метро предоставлялось бесплатное посещение Музея В.И.Ленина. Туристам показывали фильм, и они дружно засыпали под торжественную музыку.
— В Мавзолей группы иностранных туристов пускали без очереди?
— Существовали очень жесткие и строгие правила посещения Мавзолея. Очереди были очень длинными, они начинались от середины Александровского сада. Для иностранных туристов делали исключение: автобусы высаживали их на углу, у Исторического музея, и подводили к заграждениям, где группу пропускали без очереди. Иностранцы выражали недоумение, в этом им виделась дискриминация местных жителей, но подкованный гид-переводчик бойко объяснял, что так выражают уважение к зарубежным гостям, у которых нет времени стоять в очереди. За порядком следили специальные люди в гражданском с суровыми лицами. Они постоянно одергивали туристов, если те громко разговаривали и особенно когда смеялись. Все должны были стоять строго по двое. В Мавзолее не разрешалось даже шепотом разговаривать. Там было темно, внутрь вели ступеньки, о которые пожилые туристы из США спотыкались, некоторые даже падали. Но наготове всегда были бравые сотрудники, которые подхватывали престарелых иностранцев. Позднее ввели запрет на вход в Мавзолей с объемными сумками, фотоаппаратами, зонтами. И гид на углу Исторического музея собирал и вешал все эти вещи на себя, а затем шел встречать группу в конце гостевых трибун после осмотра мемориального кладбища выдающихся деятелей, захороненных в Кремлевской стене. Затем вел группу в ГУМ за покупками.
— Сколько зарабатывал тогда гид-переводчик?
— На свою зарплату я ничего не могла себе позволить. Мы зарабатывали для страны 50 долларов в час, а получали 120–140 рублей в месяц. Моя первая зарплата была 90 рублей в месяц. Приличное белье не купишь. Я брала американские журналы, которые привозили туристы, шла в ГУМ и покупала похожую ткань. У меня была блузка, которую подарила одна американка. Я ее распорола и сшила себе, как по выкройке, новую. Прихожу на работу и слышу: «Туристы подарили?» Поверили, что это handmade, лишь когда показала необработанные швы — оверлока у меня не было.
— Что запрещалось гиду-переводчику?
— Категорически нельзя было вступать в какие-либо индивидуальные отношения с иностранцами, сообщать им домашний адрес и телефон. Я давала адрес «Интуриста» — проспект Маркса, 16 (ныне Охотный Ряд), объясняя, что часто нахожусь в отъезде, а сотрудники почты не знают английского языка. Перед отъездом туристы дарили гидам какие-то подарки. Их нужно было сдавать. Меховые шапки, горжетки. Единственное, что мы оставляли себе — это колготки. Однажды дежурный из КГБ в гостинице заметил, как девушка-гид взяла у иностранца сверток, и тут же сообщил об этом. Сразу подумали, что там доллары, оказалось — книги. В номер к туристам заходить запрещалось, на каждом этаже дежурные сидели. Вошла гидом, а вышла — ты уже никто. В таких случаях начальство говорило: «Вы не достойны звания советского гида-переводчика, основная задача которого — пропагандировать советский образ жизни!». Кто-то из коллег ухитрялся встречаться с иностранными туристами, соблюдая правила конспирации. Некоторые выходили замуж и уезжали из СССР. У нас работала дочь военного атташе в Японии, она вышла замуж за американца. Ее отцу это стоило карьеры.
— Но все равно влюблялись?
— Влюблялись сплошь и рядом. Я даже сама влюбилась в американца, когда мы плыли по Волге. Выхожу на палубу и слышу, как моя подруга разговаривает с руководительницей группы, которая спрашивает: «Можно ли посылать Татьяну с Кевином? Она не подпадет под его обаяние?» Подруга отвечает: «Да вообще я бы не стала!» Я могла себе позволить только вечернюю прогулку в районе Морского вокзала. Кевин мне рассказывал про Вашингтон. Мы шли на пионерском расстоянии и встретили сотрудника КГБ. «Интересная прогулка!» — обронил он.
— Даже не поцеловались ни разу?
— Боже упаси! Какой поцелуй? Когда Кевин заболел, я решилась принести ему завтрак в каюту. Конечно, такие поступки не одобрялись, хотя никакого вреда для страны в этом не было. Мы все находились под присмотром недремлющего ока КГБ. Товарищи из «смежной» организации даже дежурили по ночам на палубе. Захожу к Кевину в каюту, спрашиваю, не вызвать ли врача, как вдруг распахивается дверь, и с криком влетает Раиса — зам. директора круиза, бывшая переводчица, настоящий жандарм в юбке: «Ты что здесь делаешь?» — «Я принесла завтрак!» — «Для этого есть судовая команда!» — «Но судовая команда не говорит по-английски». — «Нечего империалистов баловать!» Когда закончился круиз, Кевин улетел в США. Я долгое время хранила его образ в памяти. Когда поехала в Америку, пыталась его найти. Даже через Фейсбук искала, но ничего не получилось...
— У вас были инструкции: что можно говорить иностранцам, а что нельзя?
— Все было намного серьезнее. В самом начале работы подхожу к лифту в гостинице, а навстречу идет девушка, у нее под мышкой журнал «Коммунист». Потом я поняла, зачем ей журнал — я сама начала так готовиться к политическим семинарам, которые для нас проводил отдел пропаганды и информации. Цитаты из классиков марксизма-ленинизма все знали наизусть. Во главе отдела стояла женщина — точь-в-точь кадровичка из сериала «Красная королева»: такой же серый бесформенный костюм, ледяной рентгеновский взгляд. У нас была установка — пропагандировать достижения Советского Союза и показывать превосходство нашей системы. Нам внушали, что мы находимся на передовых рубежах идеологической борьбы двух систем. Исходя из этого, мы должны были постоянно повышать свой политический уровень, посещая семинары. И это касалось всех гидов, независимо от их членства в КПСС. Начальство не волновали мои познания в области живописи, истории искусств, важнее было другое: как я идеологически подкована.
— Как вы воспринимали эти установки?
— Во все это верила без всяких сомнений. Я ведь была пионеркой, комсомолкой и оплакивала смерть Сталина. Нам говорили, что туристам специально дают журналы «Бьюти» и «Гламур», чтобы они нам показывали, как будто у них так живут. Когда я стала выезжать на Запад, удивлялась, что там все улыбаются, а американцы с гордостью говорят про свой патриотизм. Я недоумевала: как они могут быть патриотами империалистической страны, которая развязывает войны?
— Вы давали подписку о сотрудничестве с КГБ?
— Я занималась любимой работой, и меня не трогали. Подписку давали те, кто готов был настучать, что, к примеру, Галя Михайлова читает такие-то запрещенные книжки. Мне доверяли. В 69-м меня отправили с группой советских туристов в круиз за границу и наблюдали, как я себя веду. Из-за «железного занавеса» тогда выпускали самых надежных: представителей рабочего класса и крестьянства. Как правило, подавляющее большинство составляли женщины.
— Как советские туристы вели себя на Западе?
— Разбивались на группы по пять человек, ходили строем. Ответственным группы делали обычно мужчину. Ведет он их в какой-то универмаг, дает им время, а потом подгоняет: «Ну что, курицы, долго вы тут будете?» Валюты давали мало, самое большее — 35 долларов на всю поездку, а круизы были по 24 дня. «Тань, ты тут в пятый раз уже! Куда нам идти? Где тут рынок?» — просили женщины. В Италии на рынке скупали вещи за доллар-полтора, максимум два. Продавцы, особенно в Турции, уже знали психологию наших людей. Кричали: «Наташа!» и давали одежду на примерку, смотрели маслеными глазами, трогали. Наши женщины все терпели: лишь бы скостили цену! Ко мне не приставали, потому что я была хорошо одета, только спрашивали: «Польша? Германия?» Я должна была переводить экскурсии на русский язык, но, поскольку «Интурист» экономил на всем, нанимали копеечных гидов, которые ничего не знали. Порой наши туристы были лучше осведомлены. Они готовились, читали энциклопедию, держали наготове блокноты и поправляли экскурсоводов, если те путались в датах.
— И как же выходили из положения?
— Во время средиземноморского круиза мы останавливались в Гавре, на пристани ждали автобусы. Рядом — официально одетые мужчины в галстуках, и мы подумали, что они из мэрии, а это были водители. У нашего автобуса стоял наш переводчик Жан-Пьер. Такой типичный француз — элегантный, галантерейный, с бордовым платочком в кармане пиджака в бордово-серую клетку. Спрашиваю: «Жан-Пьер, ты английский знаешь?» — «Нет». — «А как мы будем общаться?» — «По-русски. Я учить русский. Университет». А у меня французский — второй язык. Спасла меня серьезная подготовка к поездке. Достала свои записи и провела экскурсию.
— А смешные случаи происходили?
— Не раз. В той группе у меня было 38 женщин из Украины и двое мужчин. Из Гавра нас привезли в Париж. Вечером пошли погулять «пятерками». К Пляс Пигаль, где находится квартал красных фонарей, даже приближаться запрещалось, и в 23 часа вся группа должна была вернуться в отель. Товарищ из «смежной» организации проверил всех по списку. Одна «пятерка» пригласила меня в номер. Захожу — а там веселье. На кровати сидит Жан-Пьер. Женщины ему подносят горилку стаканами, черный хлеб и огромный шмат сала. Я пошла спать пораньше — завтра ждала работа и возвращение в Гавр. А утром с трудом узнала Жан-Пьера: бледный, волосы всклокоченные, галстук и платочек чем-то измазаны, глаза не открываются. Погрузила бедного француза в автобус и пожелала приятных снов.
— Бывало неловко за наших?
— Увы, не раз. В Индии собираемся смотреть Тадж-Махал. Группа советских туристов выходит из гостиницы. Все в майках и пилотках, сложенных из газеты «Правда». На нас, конечно, оборачиваются. Еще наши туристы почему-то любили устроить пикник на газоне — на той же газете «Правда» раскладывали еду из гостиницы, яйца, сыр, консервы. В Амстердаме я сопровождала группу туристов из Украины. У нас было запланировано посещение Ре́йксмюсеум, который входит в первую двадцатку самых посещаемых художественных музеев мира. «Сколько им дать времени?» — спросил меня гид. Я ответила, что около полутора часов будет достаточно. Хожу по залам, рассматриваю картины, вдруг слышу: кто-то поет. Решила, что мне это просто чудится. Выхожу, а там наша группа, расположившись на лестнице, хором поет: «Ты ж мэнэ пидманула». Я говорю: «Да вы что, товарищи! Здесь так не положено. Сейчас придет полиция!». Полицией я их, конечно, просто припугнула. «Что же это за страна такая, где на улице даже попеть нельзя?» — возмутились туристы.
— Любопытно, а какое впечатление произвели на них хиппи?
— С этим связана целая история. Тогда центром местных и приезжих хиппи была площадь Дам, на которой расположился целый лагерь. Молодые люди лежали на матрасах и вели себя очень раскованно. Русскоговорящий гид рассказывал про движение хиппи, когда внимание наших туристов привлекли парочки: «Что они там делают?» Гид объяснил: «Занимаются любовью! Мальчик с мальчиком. Девочка с девочкой». После этого ко мне дружно подходит вся группа: «Тань, как это? Он пошутил?» — «Конечно, пошутил!». А вечером дояр Василь из нашей группы не пришел к назначенному времени в отель. Одиннадцать — его нет, двенадцатый час — нет. Туристы разошлись по номерам, а мы с ответственным товарищем сидим. «Таня, ты только не ругай его! — волновался он. — А то разозлится и останется в Амстердаме!» Почти в полночь появился наш дояр с выпученными глазами. Я спросила: «Василь, где ты был?» — «На майдане, где хиппи, бачив любов…»
— Татьяна, вам удалось сделать карьеру в «Интуристе»?
— После рождения сына я уволилась с должности гида-переводчика «Интуриста». Поработала в ВЦСПС (орган профсоюзов СССР), но вскоре вернулась в «Интурист». В управлении пропаганды и информации я занималась тем, что писала инструкции для гидов. Гиды-переводчики были на передовой идеологического фронта. Мы называем себя ветеранами «холодной войны».