Я проснулся мгновенно, едва услышав скрежет ключа в замочной скважине. Я проснулся и понял, что пропал. Отчаянная мысль — выпрыгнуть в окно — сверкнула в сознании, но я представил, чем закончится прыжок с седьмого этажа, и остался в постели.
В коридоре уже раздавался громкий голос:
— Сюда, сюда, пожалуйста.
Ну почему мне взбрело остаться ночевать в Юркиной квартире?
Как перед глазами утопающего (если верить классической литературе) проходят картины его жизни, перед моими прошли подробности минувшего вечера.
Лето. Жара. Дневная духота борется с вечерней прохладой. Темнеет. В белесоватом небе ясно видны звезды.
Мы с Мишкой сидим у меня на балконе и звоним Юрке. У него никто не снимает трубку. Юра провожает Лену на юг и, должно быть, еще не вернулся с вокзала.
— А, поехали так, — беспечно предлагает Мишка. — Пока доедем, он как раз вернется.
Через час мы у Юркиного дома. Поднимаемся на седьмой этаж, звоним. За дверью — никакого движения.
— Зря ехали, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы спуститься по лестнице, но Мишка хватает меня за рукав.
— Попробуем, — шепчет он и достает из кармана ключ от своей квартиры.
Как завороженный я делаю то же самое. Мишкин ключ не годится, а мой легко входит в скважину. Замок щелкает — дверь открыта.
Входим, располагаемся в креслах, включаем телевизор… Слышим: вернувшийся Юрка топчется в дверях. Он заметил свет и не знает, кто мог проникнуть в квартиру — вдруг воры?
— Проходи, не бойся, — кричит Мишка. Лицо у Юрки удивленное, обрадованное и огорченное.
— Опять поругался с Леной, — сообщает он.
— Зачем женился?! — журю его я.
— Перестань, — обрывает Мишка. — Видишь, у человека плохое настроение.
И Мишка достает из сумки утешение — две бутылки сухого.
— Все из-за пустяка, — жалуется Юрка. — Будто я виноват, что она едет сегодня, а я — завтра. Ведь она же знает, мы взяли горящие путевки и хорошо хоть такие билеты достали. Могли в санаторий не на три дня, а на неделю опоздать…
Весь вечер Юрка вспоминает, какая славная была Лена раньше, когда он с ней только познакомился. Мне искренне жаль его — уж который раз я слышу эти излияния.
— Ничего, — успокаивает друга Мишка, — на курорте помиритесь, отдохнете.
Теперь моя очередь утешить друга. И я достаю из своей сумки портвейн. А после говорю:
— Хочешь, я тебе погадаю? — и беру с полки том сказок. Открываю наудачу.
— Седьмая строка снизу, — просит Юрка.
Я читаю. В этой строке речь о том, как лягушка превратилась в царевну.
— Хорошая строка, все у тебя будет в порядке, — истолковываю прочитанное я.
— Аллегория ясна, — подтверждает Михаил, — ваши плохие отношения — лягушка, превращаются в хорошие — царевна.
Юрка облегченно вздыхает и говорит, что ему пора ехать. К родителям. За чемоданом, а от них, утром — на вокзал.
Он, а следом за ним Мишка поднимаются и идут к дверям. А мне не хочется вылезать из уютного кресла. Думать о дальней дороге домой — на метро и автобусе — невыносимо.
— Юр, ты не против, если я здесь переночую? — спрашиваю я.
— Встать придется рано, — чеканит Юрка. — К теще приехала сестра. И жить она будет в нашей квартире. Она уже приезжала сегодня, забрала ключи, противная баба. Серафима Борисовна. Тоже считает, что все ссоры у меня с Леной из-за моего разгульного поведения… Ты сам пойми, — в голосе Юрки появляются жалостливые нотки, — у меня со всей их семейкой отношения не того… Натянутые. Если эта самая Серафима Борисовна расскажет, что я Лену проводил, а сам загулял, оставил в квартире постороннего… Сам представь…
— Я не посторонний, — с гордой обидой говорю я. — Не волнуйся. Встану рано и слиняю.
Забрав пустые бутылки, чтобы выбросить в мусоропровод, они уезжают. А я завожу будильник, ложусь. Но сплю беспокойно. То и дело вскакиваю, разглядываю в темноте циферблат…
Вместо звонка будильника меня будит скрежет ключа. «Что делать? — лихорадочно соображаю я. — Исчезнуть, испариться?» Подвести друга я не могу.
И тут мой взгляд падает на книгу сказок, забытую на подоконнике. Лягушка — в царевну. А почему бы мне не превратиться в Юрку? То есть Юрке не превратиться в меня? Это даже не мысль, а странная фантазия, продолжение сна. Но я решаюсь.
— Сюда, сюда. — Полная женщина в цветастом платье, пятясь, манит в комнату мужчину.
Мужчина в ковбойке несет большую коробку. Взгляд его падает на кровать, где я лежу. Мужчина здоровается со мной. Женщина резко поворачивается…
— Кто вы? — она испуганно замирает. Мужчина, пристально на меня глядя и не выпуская из рук коробку, отступает к двери.
— Я Юра, — горестно говорю я и спускаю ноги на пол.
— Какой еще Юра? — нервно озирается женщина.
— Муж вашей Лены, — я прямо гляжу ей в глаза.
— Не говорите глупости! — женщина ищет взглядом телефон. — Где Юра?
Я медленно выхожу в трусах на середину комнаты.
— Я — Юра. Но у меня изменилась внешность. Я сам себя не узнаю. — И, войдя в образ, представив, что все на самом деле произошло, только не с Юркой, а со мной, я всхлипываю.
По глазам женщины видно: не верит ни единому слову. Ситуация слишком неправдоподобна, слишком фантастична… Но какой сумасшедший может пойти на столь явный обман, не рискуя быть разоблаченным? Внимательно она приглядывается ко мне.
Я, конечно, жалею, что затеял бодягу. Ругаю себя. Следовало во всем признаться. Так было бы лучше. Но теперь… Отступить теперь — значит поставить крест на Юрином семейном счастье.
— Серафима Борисовна, — с выстраданным чувством исторгаю я. — Что же мне делать?
Глаза женщины теплеют. Чужой не может знать ее имени.
Ей все же хочется устроить экзамен, но она боится причинить дополнительную боль: у человека горе — потеря внешности, а тут еще пристают с расспросами… Возможно, сыграло роль и то, что тетя была приезжей. В их краях такого, конечно, не случалось. А здесь… Кто знает? Короче, она решается поверить. И правильно делает. Ведь выведи она меня на чистую воду, расскажи потом обо всем родным — и страшно представить, какая буря разразилась бы в благородном семействе.
Потрясенный и опечаленный, наблюдал за происходящим мужчина в ковбойке. Он был настолько поглощен созерцанием сцены узнавания, что забыл о тяжелой коробке, которую бережно прижимал к груди. Несколько раз я с сомнением взглядывал на него: кто это — родственник или случайный помощник? Бросал в его сторону двусмысленные взгляды, рассчитанные на то, что Серафима Борисовна истолкует их как нежелание продолжать доверительный разговор при постороннем или, напротив, как желание вовлечь в горестную беседу близкого человека.
— Ах, вы еще здесь? — вспомнила она о мужчине. — Спасибо за помощь. — И протянула ему деньги.
Мужчина поставил коробку, еще раз цепко оглядел меня с головы до ног и, унося в памяти мой облик, покинул квартиру.
— Шофер, — объяснила Серафима Борисовна и, пригорюнясь, подперла щеку кулаком.
Я нахально поинтересовался:
— У меня, наверное, и голос изменился?
Она запричитала:
— Куда ж ты к Лене таким поедешь? Она тебя видеть на захочет!
— Неужто хуже стал? — с обидой спросил я.
— Хуже, хуже, — призналась глупая женщина. (Конечно, при оценке внешних данных ею руководил не объективный здравый смысл, а вело слепое убеждение, что хорошее — это прежде всего свое, кровное.)
Однако затянувшийся разговор пора было завершать. Я сказал даже с некоторой беспечностью:
— Ничего страшного. Со мной по утрам бывает. А потом проходит. — И натянул брюки. Причесался перед зеркалом. Серафима Борисовна наблюдала за каждым моим движением.
— Сейчас к родителям за чемоданом — и на вокзал, — сказал я (для пущей убедительности) на прощание.
Едва выйдя на улицу, устремился к телефону-автомату и позвонил Юрке. На счастье, он оказался дома.
— Я же предупреждал! — завопил он, но я объяснил: тратить время попусту — не в его интересах. Надо звонить теще и докладывать: все утряслось.
— Только не вздумай сказать, что был у врача, — предупредил я. — Она пойдет в поликлинику и проверит. Скажи, друзья отвели к знахарке. И та за полчаса заговорила…
Теща и Серафима Борисовна приехали его проводить. Решили удостовериться, что к Лене едет прежний муж. А я тем временем воспользовался все тем же ключом, проник к Юрке в квартиру и, прежде чем похитить альбом со свадебными карточками, где имелось и мое фото, слегка передвинул мебель: телевизор повернул экраном к стене, а кресло поставил на шкаф… Пусть приезжая тетя убедится, что и в самом деле угодила в полтергейст.
Позже я не раз становился свидетелем того, как в различных интеллектуальных компаниях заходила речь о загадках природы, и в пример приводили недавний факт: молодой человек проснулся неузнаваемо изменившимся (родная мать его не узнала). А потом пришла колдунья, дала выпить отвар дубовой коры — и как рукой сняло. Прежняя внешность чудесным образом вернулась к юноше.
Слухов было много. Уж не знаю, кто постарался — Серафима Борисовна или сердобольный шофер. Но главное в этой истории — молодая Юркина семья была счастливо избавлена мной от крупных неприятностей.