Почему дельфин черный
«Фонтанчик с дельфином, вся жизнь тебя мимо. Здесь клеймом меченые приговоренные пожизненно. И если в наказании сила, Не будет за стенами теми покоя с миром».
Российский рэпер Гио Пика
Заметнее, чем «Черный дельфин» (неофициальное название ИК №6 появилось из-за фонтанчика в виде черного дельфина), в фольклоре не представлена ни одна российская зона. Песни, стихи, фильмы — все пропитано не тюремной романтикой, а ужасом.
Рассказывают: слово «черный» якобы возникло в те времена, когда у каждого сидельца тело представляло сплошную черную гематому (так там били). На самом деле у осужденного, который делал скульптуру дельфина, была только черная краска.
Еще одна легенда — у всех сидельцев постоянно были красные от слез глаза. В действительности это могло быть результатом скачков давления от частого нахождения в положении «голова к коленям, руки высоко за спиной».
Самые страшные времена пришлись на конец 90-х годов, — рассказывает один из старожилов. — Тогда едва ли не каждый день выносили трупы. Умирали от побоев и голода. Кто-то кончал с собой. Выносили их на погост в гробу, который был в единственном экземпляре. То есть его всегда возвращали обратно пустым.
После 2003 года стало легче. Но ненамного. По крайней мере, так уверяет один из арестантов (сознательно не называем его имя, потому что он до сих пор за решеткой, но уже в другой колонии). Он под псевдонимом Джонни написал книгу «Живьем в аду», где повествует о своем пребывании в «Черном дельфине».
Цитирую: «За малейшую провинность били». Арестанты передвигались только в наручниках, пристегнутых сзади, и с мешком на голове. Смотреть в глаза сотрудникам в принципе запрещалось, иначе могли забить до смерти. А все якобы потому, что осужденные не должны были запомнить, как выглядят их мучители-надзиратели, и не отомстить при случае...
Сколько бы я ни общалась с осужденными к пожизненному заключению в других колониях, все они говорили примерно так: «Здесь жить можно. Не то что в «Черном дельфине».
Но все меняется, и за последние годы «Черный дельфин» не мог не измениться.
— Это на сегодняшний день самая прогрессивная колония, — считают во ФСИН. — Она образцово-показательная. Камеры тут лучшие, питание качественное и так далее.
Как может быть тюрьма одновременно самой жесткой и самой прогрессивной? И чего в ней больше — жесткости или новаций? И почему она по-прежнему на сегодняшний день лидер по количеству смертей?
Билет на курорт в один конец
Люди спинами кверху, ну как дельфины,
вечером плаванье за деяния злые…
Там поломаются самые дерзкие грешники,
Мерзкие, у которых слезы все пресные.
Соль-Илецк — маленький город в Оренбургской области, знаменитый своими солеными озерами. Говорят, что местные воды (больше 20 минут находиться в них нельзя) восстанавливают любой организм. Даже если не верить в истории о чудесном исцелении, то стоит приехать сюда, чтобы просто полюбоваться красотами озер и степей.
И почему кому-то пришло в голову построить самую страшную тюрьму именно здесь? Острог появился в екатерининские времена, изначально предназначался для разбойников и бунтарей (все они добывали соль на приисках). По одной из версий, место выбрали после Пугачевского восстания, которое началось, по сути, именно в Оренбургской области.
Тюрьме — четверть тысячелетия. В разные века у нее было разное предназначение: то пересылка, то туберкулезная больница, то концлагерь, то тюрьма НКВД… Колонией для пожизненно осужденных она стала в 2000 году. Понятно, что за все это время старые корпуса были много раз переделаны, рядом появились новые, но старинный дух, кажется, там витает повсюду.
Внешне ИК-6 и близко не напоминает тюрьму. Вы даже рядов колючей проволоки не увидите (она есть, но внутри, за высоким строением штаба — административного здания). Новенький фасад и тот самый «воспетый» фонтан в виде черного дельфина.
— Миш, сфотографируй меня вот тут! — просит дама в купальнике и шляпе.
Фото на фоне тюрьмы для пожизненно осужденных?! Но уже через несколько минут привыкаешь к отдыхающим, которые так и липнут к дельфину (зачастую понятия не имея, что это символ самой страшной зоны России).
Администрация ИК хотела запретить отпускникам заходить к территории в плавках и купальниках, но потом махнула рукой. Тем более что осужденные из своих окон видеть их не могут (они вообще к окнам не подходят, но об этом позже).
— К нам даже свадьбы приезжают, — говорит начальник ИК Юрий Коробов. — Цветы к фонтану возлагают…
У местных жителей есть поверье: если в день бракосочетания супруги придут сюда, то будут вместе. Пожизненно.
— Подошел как-то мужчина, спрашивает: «Как на экскурсию попасть?» — говорит замначальника УФСИН Сергей Баландин (до недавнего времени возглавлял «Черный дельфин», потом пошел на повышение). — Уверял, что прочитал где-то в СМИ. Я ему ответил: «Не выдумывайте, нет тут экскурсий и никогда не было. Тут «экскурсия» в одну сторону, и только по приговору…»
Вот так тюрьма стала главной достопримечательностью города наравне с озером под названием Развал.
Внешний осмотр колонии впечатлил. Здесь все недавно отремонтировали (от фундамента до крыш), причем, как выяснилось, за счет денег, которые заработали сами осужденные (а это больше 63 миллионов рублей). Кругом идеальная чистота и порядок. Клумбы с цветущими розами, свежая зеленая травка…
Внутри колония тоже выглядит обновленной. В камерах — пластиковые окна, современные умывальники и унитазы, освещение и т.д.
Итак, чем «Черный дельфин» сегодняшний отличается от других колоний для пожизненно осужденных (позволю сделать себе такой анализ, потому что побывала во всех учреждениях этого типа)?
Во-первых, это самая большая ИК для «пэжэшников». Сейчас тут содержится около 700 человек.
СПРАВКА «МК». Количество осужденных к пожизненному лишению свободы на 1 сентября 2019 года:
«Мордовия (ИК-1 в поселке Сосновка и ИК-6 в поселке Торбеево) — 166 и 133
Пермский край (ИК-2, город Соликамск) — 293
Вологодская область (ИК-5, остров Огненный) — 194
Оренбургская область (ИК-6, город Соль-Илецк) — 650
Ямало-Ненецкий автономный округ (ИК-18, поселок Харп) — 347
Хабаровский край (ИК-6, поселок Эльбан) — 202
Всего — 1985».
Во-вторых, колония уникальна тем, что вписалась в современные рыночные отношения. Соль-Илецк посещают два миллиона отдыхающих в год. А ИК их в буквальном смысле кормит и поит. Хлеб пекут, выращивают бахчевые, разводят скот и т.д. Рядом с колонией работает магазин, где можно купить работы осужденных — от чучел животных и шахмат до столов и кресел.
— Производств много разных, — говорит Коробов. — Около 400 осужденных ежедневно выходит только на швейное и обувное. Плюс больше 50 работает на «сувенирке». Еще столько же мебель делают. Вот другие колонии жалуются, что у них работы для осужденных нет. А у нас ее столько, что арестантов не хватает. Некоторые ведь не могут трудиться по возрасту или болезни (одних только пенсионеров 87 человек).
— Осужденные к пожизненному сроку — лучшие работники, — объясняет секрет «экономического чуда» Сергей Баландин. — Даже на строгом режиме эффективность труда не такая, как у нас. Представьте, там только работник в совершенстве освоит профессию, станет мастером высочайшего уровня, как подходит или время УДО, или просто конец срока. А наши подопечные останутся здесь, скорее всего, навсегда. Потому у нас есть уникальные мастера, которые могут с закрытыми глазами выполнять сложные швейные операции.
Зарплату арестанты получают на лицевой счет небольшую (тысяч по пять в среднем), потому что с них высчитывают деньги за коммунальные услуги и т.д. По факту осужденные практически полностью оплачивают свое содержание.
В-третьих, в «Черном дельфине» действительно самый жесткий режим, и об этом стоит поподробнее.
«Здесь не курят и не считают дни»
Сплетаются в канаты судьбы,
Повсюду слышен крик и стон.
Остаток жизни на «Дельфине»
Проходит, как кошмарный сон.
Автор — осужденный «Черного дельфина»
Услышав, как поворачивается ключ в двери камеры, арестанты «принимают исходную». Вот как это выглядит.
Осужденные становятся спиной к двери. Руки вверх, согнутые в локтях, пальцы растопырены (чтобы было видно: в них ничего нет).
Затем дежурный по камере разворачивается лицом к входящим. Руки опускает, поворачивает ладони вперед, пальцы по-прежнему растопырены. Голова опущена, взгляд в пол. И четко, громко, скороговоркой (ФИО и даты изменены):
— Здравия желаю, гражданин начальник! Докладывает дежурный по камере Петров Иван Иванович, 1975 года рождения, осужденный по статьям 105, часть 2, 132, 135, убил 12 человек, приговорен Московским городским судом к пожизненному лишению свободы. Начало срока — 11 сентября 2001 года. В камере находится три человека, жалоб и претензий к администрации нет. Здравия желаю!
Зачем говорить «здравия желаю», да еще по нескольку раз? Но эта форма доклада в колонии обязательна для всех.
Я осматриваю камеру. В ней сразу два отсекателя — один у окна, второй у двери. Отсекатели — это дополнительные решетки, которые отгораживают (отсекают — отсюда и название) часть пространства. Обычно в камере есть только отсекатель у окна, чтобы осужденные не могли к нему даже приблизиться (и, к примеру, прокричать что-то). Но тут, повторюсь, сразу два, чтобы не могли подойти близко и к двери камеры. По факту получается, что внутри камеры есть еще одна, передняя и задняя стены которой полностью состоят из решеток.
Еще одна особенность колонии — осужденные по-прежнему передвигаются в «позе конькобежца» или «дельфинчика»: голова между коленей, руки в наручниках за спиной, подняты максимально высоко. Хотя в других колониях это больше не практикуется.
По словам адвокатов, зачастую надевают на голову «черных дельфинов» повязку или мешок. Но при мне никого так не водили. Не было и овчарок, без которых, как опять же говорят защитники сидельцев, редко когда обходился любой вывод из камеры.
К чему вообще такие меры — мешок, собаки, наручники сзади? Сотрудники скажут: пожизненникам терять нечего. Но это не совсем так, как я поняла. У арестантов есть жизнь, и они за нее держатся. Побегов из «Черного дельфина» не было именно по этой причине (никто не хотел быть убитым при попытке к бегству).
«А как же тот скандальный случай, про который писали СМИ в 2016 году?» — можете спросить вы.
— Осужденный Александр Александров не был пожизненником, — объясняет Баландин. — На территории ИК-6 есть участок колонии-поселения, где он и отбывал наказание. Поселенцы (в основном они получили сроки за не тяжкие статьи) могут иногда выходить за пределы учреждения с разрешения администрации. Александров ушел без ведома и не вернулся…
— На самом деле он хороший работящий мужик, — продолжает после паузы тихим голосом Баландин. — После того как мы его поймали, я долго с ним разговаривал. Он знаете что сказал? «Мама приснилась. Позвала». Вот он домой после этого сна и отправился. Но подойти близко не смог: там уже наши ждали. Он из кустов наблюдал за домом и родными. С мамой в итоге не пообщался: мы его задержали. А через несколько дней дом сгорел. Мать, отчим, племянница погибли. Такая печальная история…
— Выходит, сон вещий был — беду предсказал. И Александров сбежал, потому что попрощаться хотел, — замечаю я.
— Мы в мистику не верим. Александров, кстати, недавно освободился. Если бы не побег, то вышел бы еще в 2017 году.
Я изучаю распорядок дня на стене камеры:
6.00–6.10 Подъем. Туалет
6.10–6.20 Физическая зарядка
6.20–6.30 Заправка спального места
6.30–7.00 Завтрак
7.00–8.00 Утренняя проверка
8.00–8.30 Личное время
Далее, как написано, — проведение культурных и спортивных мероприятий, прием осужденных по личным вопросам, воспитательная работа, просмотр видеолекций. По факту вместо всего этого — труд на производстве с перерывом на обед и прогулку. Те, кто возвращается с работы, валятся с ног от усталости. Но надо следовать утвержденному распорядку:
18.30–20.00 Уборка камер
20.30–21.30 Личное время (по пятницам стирка)
21.50–22.00 Подготовка ко сну
22.00–6.00 Сон непрерывный
В распорядке дня указано, что осужденным, занятым на производстве, разрешается дополнительно просмотр телевизора в выходные и праздничные дни. Уточнено, что религиозные обряды совершаются в личное время.
К слову, это личное время обычно используют для чтения и написания писем. Ну а отдельные осужденные, как оказалось, продумывают сюжеты для будущих книг, открыв в себе писательский талант.
Я снова вспоминаю книгу бывшего арестанта «Черного дельфина», взявшего себе псевдоним Джонни. Там есть эпизоды про пищу — яркое описание баланды, которую невозможно есть из-за жуткого запаха (варится из протухшего мяса).
— Сейчас в колонии кормят нормально, — отвечают все трое арестантов камеры на мой вопрос. — Это раньше еда была плохая. А теперь если бы не работа, то можно было бы даже лишние килограммы набрать…
«Меню в день посещения. Завтрак — макароны отварные на молоке, чай с сахаром, хлеб, яйцо.
Обед — суп картофельный с бобовыми, каша гречневая с мясом отварным, салат из свежей капусты, компот из сухофруктов, хлеб.
Ужин — овощное рагу, рыба отварная, чай с сахаром, хлеб.
Дополнительно больным при повышенной норме питания — курица, масло, молоко, творог, сок, кисель».
Питание, надо признать, нормальное, хотя иногда в реальности блюда выглядят не так, как можно представить себе, читая меню. Но что точно не изменилось за эти годы — еду просовывают в камеру на… специальной лопате с длинной ручкой. Это все из-за отсекателя, который не дает подойти «баландеру» ближе.
И в «Черном дельфине» запрещено курить. От слова «совсем». Это единственная колония в стране, где не дымят. В других ввести подобное требование боятся, потому что в этом случае велика угроза бунтов. Но «дельфины» все разом не бунтуют. Из-за максимальной изоляции друг от друга, отсутствия межкамерной связи, «смотрящих» и т.д. не могут устраивать согласованные массовые акции.
Мы идем по коридору. В одной из камер кто-то кричит. Прошу сотрудников, чтобы открыли две ри. Оказывается, это карцер, арестант один сидит за нарушения.
— Почему кричал?
— В камеру хочу. Я тут много месяцев. В одиночестве схожу с ума.
Прошу рассказать, что с ним произошло, но он отказывается:
— Это все без толку…
Сотрудники говорят, что он злостный нарушитель и пока не исправится, будет сидеть один.
В этой поездке я как журналист, а не как правозащитник, так что опрашивать на предмет жалоб не могу. Но и без того понятно, что часть осужденных недовольны условиями. На что жалуются? На то, что не дают свиданий, что сажают в ШИЗО, что часто меняют сокамерников, что применяют спецсредства. Вот еще неполный перечень жалоб от адвокатов их устами (из того, что писали в разные инстанции или передавали через адвокатов):
«Нельзя прилечь днем».
«Нельзя не выйти на работу».
«Нельзя смотреть телевизор каждый день».
«Розетки включают только на несколько минут».
«Заставляют делать зарядку».
«Запрещают курить».
«Всегда водят в наручниках».
«Бьют за неповиновение».
Но «гражданин начальник» на последние жалобы отвечает, что времена нынче другие.
— У нас видеокамеры везде, а каждый факт применения силы и спецсредств документируется, о каждом сообщаем прокурору. Так что если кто-то вам говорит, что били, пусть дату и время назовет. Мы поднимем видеоархивы и документы. Сотрудники это понимают, так что незаконных действий себе не позволяют. Кто хочет с работы вылететь или, еще хуже, за решеткой из-за какого-то маньяка оказаться?..
«Не верь, не бойся, не проси»
Мне показывают современные медкабинеты. Врачи рассказывают про то, как лечат. Высокую смертность в «Черном дельфине» (по данным ФСИН, в этом году умерли от болезней 8 человек) объясняют большим числом арестантов пожилого возраста. Примерно треть сюда попали в начале 2000-х, так что за решеткой уже двадцать и более лет. Хотя… Некоторые осужденные сами говорят, что в «Черном дельфине» они словно «законсервированы», физиологические законы замедляют свой бег.
По факту многие осужденные хотят не столько чтобы жизнь в «Черном дельфине» стала легче, сколько в принципе изменить наказание («Пусть будет любой срок, только не пожизненный!»).
Арестантская заповедь «Не верь, не бойся, не проси» тут не в ходу. И верят, и боятся, и просят. Оно и понятно: на кону вся жизнь.
— Что их жалеть? — говорит один из сотрудников. — Вы уголовные дела почитайте! На совести этих 700 человек — примерно 5 тысяч трупов. Причем больше половины жертв — это женщины и дети. Почему мы должны с ними носиться?..
Я читаю краткое описание преступлений на дверях камер. Педофилов и убийц детей здесь действительно немало. За последние годы появилось много «новеньких», у кого не серия, а всего 1–2 убийства. Но это именно убийства детей (в 90 процентах случаев — сопряженные с изнасилованием). Из чего делаю вывод, что суды наказывают педофилов максимально жестко.
Есть еще людоеды (самый известный — Владимир Николаев, который сам съел одного своего приятеля, а мясо второго продал, чтобы купить выпивку), террористы (к примеру, Иса Зайнудинов, взорвавший дом в Буйнакске, что привело к гибели 64 человек), сексуальные маньяки (такие, как Сергей Шипилов, о котором «МК» писал), серийные убийцы (такие, как Владимир Драганер, убивавший женщин из ненависти ко всему слабому полу).
Даже автор «Живьем в аду» пишет: «Согласен с тем, что большинство осужденных — конченые люди. Достаточно услышать доклад педофила-насильника. Стоит такой рядом и говорит, что убил 28 человек… Я видел немало людоедов, которые, бесспорно, заслуживают того, что с ними происходит».
Есть, конечно, и другие осужденные. В «Черном дельфине» содержатся те, кто вину свою не признает (и приводят свои доказательства), есть совершившие бытовое убийство, есть раскаявшиеся.
Но правила для всех одни, исключений не бывает. Впрочем, одно есть.
Покаяние серийного убийцы
В далеком Оренбургском крае, Среди раскинутых степей,
В забытом Богом Соль-Илецке «Черный дельфин» таит людей.
Джонни
Из своих 40 лет Алексей Рыжанков 22 года провел за решеткой. По закону пожизненный срок не дают женщинам и тем, кому не исполнилось 18. Так вот, у Алексея два эпизода, и первое преступление он совершил несовершеннолетним. А на второе убийство пошел на четвертый день после того, как ему исполнилось 18 лет. То есть четыре дня стали роковыми для него.
Он единственный осужденный, с кем мне разрешили поговорить без решеток. Мы общались в художественной мастерской, где Алексей работает.
— Я бросил школу после восьмого класса. Не хотел учиться. В первый раз ушел из дома в 15 лет. Мне тогда понравилось ощущение свободы — что хочешь, то и делаешь. Это потом я понял, что это не свобода, а разнузданность.
— Выходит, вы тогда бунтовали?
— Бунтовал. Но против чего, сам не знаю. Вроде не было поводов. Семья у меня хорошая. Отец шахтер, мать продавец. Сестренка младшая имеется. Я сейчас вспоминаю эту жизнь и не могу понять, почему от нее отказался. Да, я ссорился с отцом, потому что он был против, чтобы я курил и школу прогуливал. Но зачем было уходить? Понимаете, какая-то агрессия внутри меня была.
В общем, я стал жить отдельно. Жил тем, что воровал. Снимал комнату, девушку нашел. У нас любовь настоящая была. Мы ждали появления ребенка. Ну а потом совершил первое убийство… Со стороны кажется, что времени столько прошло, можно уже об этом спокойно рассказывать. Но на самом деле до сих пор больно. Я живу с этим вспоминанием.
— Кого убили первым?
— Мужчину. Зашли компанией к знакомому, а там мужчина избивал женщину. Мы его убили, чтобы ее защитить. Такая злоба и ненависть внутри была, словами не передать. А потом еще убили, чтобы скрыть это преступление. Отец младшего подельника посоветовал так сделать, вот мы и сделали… И после него спустя час меня задержали. С тех пор я за решеткой. То есть моя жизнь разделилась на две части: до приговора и после. Сейчас бы все отдал, чтобы с родителями быть, чтобы заниматься музыкой (я ведь в детстве на гитаре играл)…
— Вас приговорили к смертной казни?
— Да. Меня посадили в 1996-м, то есть до моратория. И в приговоре потом прозвучало: «Назначить высшую меру наказания в виде смертной казни». Я не боялся смерти. У меня к тому времени уже случилось духовное перерождение.
— Как это произошло?
— После приговора меня привезли в СИЗО города Кемерово (там, по слухам, и расстреливали). И я впал в некое забытье. Не помню, как шли дни и ночи… Потом очнулся, осмотрелся. Одиночная камера, стены голые. Вот тут, как говорится, накрыло. И тут агрессия ушла, будто и не было ее вообще. Я все-все понял. В тот момент впервые прочел Евангелие. Вот говорят, что все смертники верующими становятся. Это не так. Уверовать в этих местах еще сложнее, чем где бы то ни было. И вообще, только Богу известно, в какой момент он коснется сердец человеческих.
Вот меня — коснулся. И смерть уже не была наказанием. А потом мне показали бумагу — там было написано, что указом президента смертная казнь заменяется на пожизненное заключение. И я расценил это как дар Божий, возможность исправиться. В колонию «Черный дельфин» я попал в 2001 году.
— Когда стали рисовать?
— Я всегда хорошо рисовал, в школе одни «пятерки» были. Попросил лист, карандаш в камере. Стал делать портреты. Первый — Николая II — я нарисовал простым карандашом на тетрадном листе в клетку. Вскоре мне разрешили попробовать рисовать акварелью. Я стал сам читать учебники по живописи и т.д. Понял, что мне самому нравится иконопись, нарисовал четыре иконы. Когда пишешь лик святого, изучаешь всю его жизнь, вдохновляешься. Потом я попросил священника Иоанна, который раньше сюда приходил, благословить на этот труд. Это было в 2005 году. С тех пор я нарисовал больше 500 ликов.
Вот храм в колонии исписал по благословению митрополита Оренбургской области. И мне разрешили уже рисовать по-своему. Работаю в этой мастерской. Сидим в камере вчетвером, и вместе же нас выводят сюда на работу. Четверо художников.
— Ваша девушка вам пишет? На свидания приезжает? И, кстати, ребенок родился?
— Ребенок родился, но я его никогда не видел. Девушка сначала писала, потом перестала. Переехала куда-то. Я ее новый адрес не нашел. Наверное, встретила человека. А свидания у меня за все время ни одного ни с кем из близких не было.
Честно скажу, у меня как-то появилась девушка (познакомились благодаря газете «Казенный дом»). Но что-то не срослось, мы расстались. «Расстались» — это надо в кавычках, наверное. Мы же никогда не виделись.
— Как будущее видите?
— Хотелось бы успеть пожить на свободе как нормальный человек. Я бы играл на гитаре, как в детстве. Шансы выйти по УДО по истечении 25 лет есть, наверное. Но отсюда никто не выходил. Все в руках Бога. Если свобода случится, я мечтаю восстанавливать храмы.
Знаете, я бы обратился через вашу газету к тем, кто стоит на грани совершения преступления. Не делайте этого! Потом ничего не исправишь.
После беседы с художником я обошла камеры с педофилами. Каким разительным был контраст бесед с ними и с Рыжанковым!
«Я всю жизнь сам презирал и наказывал насильников, — цитата из книги «Живьем в аду». — Все это пишу, чтоб эти «отморозки» знали, что их ожидает после приговора». Автор вспоминает, как ему самому было противно смотреть на маньяков, уверенных, что жизнь не заканчивается. «Может, каждая подобная сволочь, зная, как его тут ждут с «распростертыми объятиями», вовремя «включит тормоза».
А я в это не верю. В тех странах, где есть смертная казнь, убийств не стало меньше. Маньяков страх быть расстрелянным не останавливает. Так что они должны жить — жить и вспоминать, жить и молиться за жертв, жить и выплачивать иски пострадавшим. В «Черном дельфине» эта жизнь, по сути, не за наш с вами счет. Содержание «пэжэшников» не за бюджетные деньги, а на то, что сами заработают, — возможно, лучший выход для всех. И это даст шанс невиновным, ставшим жертвой ошибки суда и следствия, дожить до оправдания и своей реабилитации. Такие ведь тоже есть.
Участвуйте в нашей онлайн-игре «Командировка к маньяку»