В последнее время — да буквально в последние дни — наше общество, которое, увы, довольно трудно чем-то удивить, было потрясено и вовлечено в дискуссию о необходимости отмены моратория на смертную казнь, а также о допустимых границах вмешательства народа в отправление правосудия.
Скажу сразу, что я считаю презумпцию невиновности одним из важнейших достижений человечества и ни в коем случае не намерен считать кого-либо преступником, пока в отношении него не вступит в законную силу соответствующий приговор суда.
Несколько случаев последнего времени можно объединить в систему. Первый случай — убийство 9-летней Лизы Киселевой, когда люди, которых явно по-человечески можно понять, требовали выдать им подозреваемого для немедленной казни. Второй — дело двух молодых людей в Красноярске, которые, как сообщают СМИ со ссылкой на органы следствия, подозреваются в избиении 15 сентября своего знакомого, умершего через 20 дней в больнице. Увы, обстоятельства избиения были сняты на видео, выложены в Интернет и даже сейчас доступны для просмотра всем желающим. Утверждается, что арест молодых людей, случившийся аж через месяц, был произведен под давлением общественности.
Третий случай условно можно назвать обратным: в Архангельске группа граждан обвиняется в том, что они похитили молодого человека, засунули в багажник машины, потом привязали к столбу, избили, снимая процесс на камеру и обвиняя гражданина в совершении ряда преступлений, а процесс «наказания» выложили в Интернет, и он также доступен сейчас всем. В отношении самозваных «народных заступников» возбуждено уголовное дело. Но жители Архангельска, да теперь и не только, надеются, что и в отношении пострадавшего будет проведена проверка на предмет причастности к упомянутым преступлениям.
Как видим, люди, по крайней мере, активная их часть, пытаются взять на себя функции государства, одно из определений которого — «институт, обладающий монополией на применение насилия». И лично у меня возникло ощущение, что весьма большой процент нашего общества относится к попыткам самосуда (если называть вещи своими именами) и к попыткам влияния на следственные и судебные органы с явным сочувствием. А помните, какой популярностью пользовался фильм Станислава Говорухина «Ворошиловский стрелок»?..
Безусловно, попытки самосуда неприемлемы. В истории человечества были случаи, когда самосуду пытались придать силу закона, — например, печально известный суд Линча в США. Кстати, один из самых громких примеров линчевания — дело Лео Франка, молодого человека из вполне благополучной еврейской семьи, в 1915 году обвиненного в убийстве 13-летней Мэри Феган. Группа возмущенных горожан ни больше ни меньше как выкрала Лео из тюрьмы и публично повесила на дереве. В настоящее время исследователи склоняются к тому, что все-таки Франк был невиновен. А последний случай линчевания — в отношении афроамериканца Майкла Дональда — зафиксирован в США в 1981 году. Вот так на практике выглядит самосуд.
Однако объяснение попыткам самосуда и требованиям смертной казни весьма простое: чем меньше надежд на государство в отношении справедливого правосудия, тем больше попыток граждан взять эту функцию на себя. И ведь действительно, сложно объяснить людям, почему гражданин, убивший ребенка, должен дальше продолжать жить. Я сам вполне сочувствую таким настроениям и не являюсь противником смертной казни как таковой. И, кстати, в нашей стране для нее в свое время было придумано весьма удачное название (насколько термин «удачное» вообще применим к таким процедурам) — «высшая мера социальной защиты». Подразумевалось, что общество защищает себя от тех, с кем дальнейшее сосуществование невозможно.
Так или иначе, сторонников смертной казни я вынужден разочаровать: абсолютно уверен, что мораторий на ее применение не будет отменен. Во-первых, смертная казнь сейчас, как говорится, «не в формате», наша страна живет не в вакууме и вынуждена принимать определенные правила. Ссылки на Китай и США здесь неуместны, так как Россия была, есть и будет страной с европейской культурой, и в настоящее время политические негативные издержки от возобновления смертной казни будут для нашего государства слишком высоки. Увы, политикам приходится это учитывать, даже если в душе они абсолютно солидарны с требованиями большинства народа.
А во-вторых и, наверное, в-главных, при почти полном отсутствии оправдательных приговоров и таком количестве нареканий на следственную и судебную систему (возможно, далеко не всегда справедливых) слишком велика вероятность судебной ошибки, чтобы мы как государство могли позволить себе такие необратимые наказания, как смертная казнь или, как предлагают некоторые, химическая кастрация педофилов. В Саудовской Аравии, например, помимо того что казнят публично, так еще и отрубают руки в качестве наказания по некоторым категориям преступлений. Но, согласитесь, для нас это явно неприемлемо.
Тем не менее я бы призвал политиков и юристов по все стороны уголовного процесса не отмахиваться от явного недовольства народа правоприменительной практикой. Причем это справедливо не только для уголовного процесса, но и для других сфер нашей жизни, где в последние годы часто стали говорить о «недопустимости давления толпы на принятие решений». А ведь это, вполне вероятно, просто свидетельствует о том, что мнения органов власти и народа на соответствующие вопросы нашей жизни сильно расходятся. Нельзя забывать, что по нашей Конституции именно народ является единственным источником власти в стране и именно права и свободы граждан, а не что-то другое, определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной, исполнительной и судебной власти. Да-да, не удивляйтесь, но там именно так и написано!
Известный американский адвокат и правозащитник Леонард Вэйнглас говорил: «Я адвокат, а не организатор политических акций. Но мой опыт показывает: демонстрации, реклама и объявления — все это привлекает внимание СМИ к делу и становится неотъемлемой частью судебного процесса. При ощутимой международной поддержке СМИ внутри самих США меняют свое отношение к делу — как это показал известный судебный процесс над Анджелой Дэвис. Важно помнить: голос адвоката услышат только в суде, тогда как голос общественности — во всем мире». В этой цитате я не вижу никакого давления на правосудие, а лишь умение правосудия учитывать мнение народа.
И в заключение хотел бы привести еще одну цитату из классического труда Гюстава Ле Бона «Психология масс», в котором есть замечательный раздел о присяжных. Я настоятельно советую прочитать если уж не всю книгу, которой зачитывались многие известнейшие политики, то хотя бы раздел, посвященный суду присяжных, или, как говорит Ле Бон, суду народа: «Безжалостные к таким преступлениям, которые могут коснуться их личной безопасности, действительно наиболее опасным для общества, присяжные очень снисходительны к преступлениям, совершенным под влиянием страсти… Не доступный состраданию и признающий только текст закона, судья со своей профессиональной строгостью приговорит к одинаковому наказанию грабителя, убийцу и бедную девушку, брошенную на произвол судьбы своим соблазнителем, которую довела до детоубийства нужда. Присяжные же инстинктивно чувствуют, что соблазненная девушка гораздо менее виновна, нежели ее соблазнитель, не подлежащий, однако, каре законов, и поэтому оказывают ей снисхождение… Хорошо зная психологию каст, а также психологию других категорий толпы, я решительно не вижу ни одного случая, когда бы я мог не пожелать лучше иметь дело с присяжными, нежели с судьями, если бы мне пришлось быть неправильно обвиненным в каком-нибудь преступлении».
Не стоит пренебрегать мнением народа ни в вопросах правосудия, ни в вопросах государственного значения. Не нужно бояться, что народ выскажет свое мнение о том или ином судебном решении или решении органов власти, — наоборот, это нужно приветствовать! И чем громче это мнение будет высказано, чем внимательнее к нему прислушаются, тем меньше вероятность того, что наше общество будет сталкиваться в своей жизни с самосудом и другими эксцессами, вытекающими из отсутствия понимания между народом и властью.