Но вместо того, чтобы царить на эстрадах и стадионах, он десятки лет сидел в прокуренной комнатушке «Московского комсомольца», писал хорошие советские очерки о хороших советских людях и делал к хорошим фотографиям чудесные подписи в стихах.
Невозможно было понять, зачем он это делает. Зачем тратит Божий дар на газету, которую утром прочли, днем завернули селедку, вечером выбросили…
А еще газеты клеили под обои. Десятки тысяч московских квартир (в которых вы живете, по бедности и лени не делая ремонта) несут невидимые вам, но живущие в стенах и, быть может, охраняющие вас строки Александра Аронова.
Из предисловия к книге «Александр Аронов. Избранное», изданной «Московским комсомольцем» в 2014 г.
ПОЭТЫ
На свете есть одни поэты.
На свете есть одни поэты.
Кого-кого за сорок лет
Ни повидав,
дарю советом:
Готовьте лучше сани летом!
Рожденный
вырастет поэтом.
Других путей на свете нет.
...Ну вот прозаик, выйдя в свет,
Стоит без рифм, полураздетый,
Строки дыханьем не согретый, —
Какой он жалостный поэт!
По Бессарабии кочуют,
В шатрах изодранных ночуют
Творцов сплошные племена.
А персонажей нет в природе —
Не зря ж даются их породе
Придуманные имена.
И если вдруг нужны тупицы,
Бездельники и винопийцы,
Завистники и виршеписцы,
Ночных девиц лихая рать,
Своих предатели обетов,
Чужих издатели секретов —
Всех надо брать
среди поэтов,
Их больше неоткуда брать.
Постылый маленький чиновник,
Всех ваших сложностей виновник,
Сидит, препоны создает
Затем, что лирика нагая,
Смиряясь и изнемогая,
Отверстых уст не достигая,
В немой душе его гниет.
Лишь смутно ведают народы,
Что ужас мира, стыд природы,
Упрек богам, Земли злодей,
Тиран, гнетущий треть планеты,
Однажды не прошел
в поэты,
С того и мучает людей.
Ты видишь,
слушатели в зале.
Спроси любого,
все б сказали:
«На сцене длинная скамья...
Тот, что там плачет и смеется,
Пускай уж, ладно, остается,
Но рядом с ним
хочу и я!»
И если только в самом деле
Друг другу мы не надоели,
Давайте поровну поделим
Весь этот глупый наш успех.
Мы все уйдем, молва не лжива.
Ну а пока —
мы с вами живы,
Ну а пока —
мы с вами живы,
Стиха должно хватить на всех.
1979 г.
ПЕСЕНКА НА ПРОЩАНЬЕ
Здесь жить, конечно, можно.
Здесь можно все исправить.
Все наши прегрешенья
Назвать до одного.
Но вот настанет время
Нас в прошлое отправить —
А там нельзя поправить,
К несчастью, ничего.
Она сбежит за нами,
Придурочная слава.
Уж так распорядились
Своею мы судьбой.
Один начальник слева,
Один начальник справа,
А строго посредине
Шагаем мы с тобой.
Для нас готова вечность
За мелкими морями,
И мы рядами входим
В свой бесконечный час.
Непойманные воры
Научат нас морали,
И крысы тыловые
В строю удержат нас.
1975 г.
ПРОЩАНИЕ С ГАЗЕТОЙ
1
Прости меня, моя газета,
За то, что так сжились с тобой,
За то, что так была задета,
И поднята, и смята где-то
Моя судьба твоей судьбой.
(Я говорил уже об этом,
Тогда, рассорясь сам с собой,
Я был готов уйти с рассветом,
Да Блок шептал:
«Все тот же бой!»
А Межиров корил тщетою,
Пустой газетной суетою, —
Но ржали кони под трубой.)
Не видим ли себя ночами
Мы в месте шумном, но пустом?
Не вздрагиваем — «что потом?» —
Припоминая, что вначале?
Чуть первый опыт свет увидит,
Уже назавтра учат нас:
— Газете что, газета выйдет, —
И это прозвучит подчас
Невнятно как-то в первый раз...
2
С утра мы глухи, как тетери.
В себя придя чуть не рывком,
Все не подарки, а потери,
А тут еще бежать в горком.
Иль вдруг стоять, опешив, перед
Тупым — кроссвордовским — звонком,
Но день встает, уходит утро,
Но ритм растет ежеминутно,
И время мчит нас так уютно,
Как альпинистов — снежный ком!
Но жизнь, как та же поговорка,
Глядишь, и втянет в добрый час:
С утра топтушка, там планерка,
Летучка — нынче в месяц раз?
А зазеваешься, все просто.
Довольно тихо за кормой.
Волна была такого роста!..
Уж номер заслан, номер сверстан,
И ты, дружок, ступай домой.
И кто-то скажет, как обидит,
Пока ты грезил в забытьи:
— Газете что, газета выйдет —
Хотя б и без твоей статьи.
3
Однако, набираясь рвенья,
Овладевая букварем,
Сдать эпохальные творенья
Мы успеваем к четырем.
Ты мчался, полон был отвагой,
Все версты задевая шпагой, —
Они гремели, как забор, —
Успел. Ты вроде и свободен.
Твой текст инстанции проходит:
Отдел, редактора, набор...
Но вдруг, рванувшись к стенду шибко,
Ты схватишься: какой-то рок!
Как девственно свежа ошибка
На утреннем изломе строк!
И весь твой город это видит —
Здесь ты прибит, стыдясь, скорбя...
Газете что, газета выйдет
И ВЫТАЩИТ НА СВЕТ ТЕБЯ.
Разоблачив кого-то гневно,
Она — как спящая царевна.
Архив — ее хрустальный гроб.
И нет туда коротких троп.
Немного грусти — это можно.
Все, что сбылось, уже несложно.
Идем с работы. Поздний час.
Мы встретимся еще не раз.
И проезжая мимо дома,
Где столько всякого прошло,
Услышим, как тоской знакомой
Нам сердце бедное свело...
Уж новый выпуск, новый лидер,
И равнодушно-молода —
ГАЗЕТЕ ЧТО? —
ГАЗЕТА ВЫЙДЕТ.
Вот мы не выйдем
кто
когда.
ПРОРОК
Он жил без хлеба и пощады.
Но, в наше заходя село,
Встречал он, как само тепло,
Улыбки добрые и взгляды,
И много легче время шло,
А мы и вправду были рады —
Но вот зеркальное стекло:
А мы и вправду были рады,
И много легче время шло,
Улыбки добрые и взгляды
Встречал он, как само тепло,
Но, в наше заходя село,
Он жил без хлеба и пощады.
1965 г.
ГЕТТО. 1943 ГОД
Когда горело гетто,
Когда горело гетто,
Варшава изумлялась
Четыре дня подряд.
И было столько треска,
И было столько света,
И люди говорили:
«Клопы горят».
А через четверть века
Два мудрых человека
Сидели за бутылкой
Хорошего вина.
И говорил мне Януш,
Мыслитель и коллега:
— У русских перед Польшей
Есть своя вина.
Зачем вы в 45-м
Стояли перед Вислой?
Варшава погибает!
Кто даст ей жить?
А я ему:
— Сначала
Силенок было мало,
И выходило, с помощью
Нельзя спешить.
— Варшавское восстание
Подавлено и смято,
Потоплено в крови.
Пусть лучше я погибну,
Чем дам погибнуть брату, —
С отличной дрожью в голосе
Сказал мой визави.
А я ему на это:
— Когда горело гетто,
Когда горело гетто
Четыре дня подряд,
И было столько пепла,
И было столько света,
И все вы говорили:
«Клопы горят».
1970 г.
А.Жуховицкому
Остановиться, оглянуться
Внезапно, вдруг, на вираже,
На том случайном этаже,
Где вам доводится проснуться.
Ботинком по снегу скребя,
Остановиться, оглянуться,
Увидеть день, дома, себя
И тихо-тихо улыбнуться…
Ведь уходя, чтоб не вернуться,
Не я ль хотел переиграть,
Остановиться, оглянуться
И никогда не умирать!
Согласен в даль, согласен в степь,
Скользнуть, исчезнуть,
не проснуться —
Но дай хоть раз еще успеть
Остановиться, оглянуться.
* * *
Посредине дня
Мне могилу выроют.
А потом меня
Реабилитируют.
Спляшут на костях,
Бабу изнасилуют.
А потом — простят,
А потом — помилуют.
Скажут: срок ваш весь,
Что-нибудь подарят...
Может быть, и здесь
Кто-нибудь ударит.
Будет плакать следователь
На моем плече.
Я забыл последовательность:
Что у нас за чем.