Чудакова-поэта хорошо знали и высоко ценили Иосиф Бродский и Евгений Рейн, его стихи отметил признанный мэтр советской литературы середины ХХ века Илья Эренбург, их комментировал известный литературный критик Лев Аннинский, о них упоминал в своих произведениях Евгений Евтушенко... Однако официального признания Чудаков в СССР не получил, более того — на долгие годы оказался в числе гонимых и запрещаемых.
Начало круто закрученной истории его творческой жизни тесно связано с «Московским комсомольцем».
Сергей Чудаков родился в 1937 году в Москве. И вот первая тайна его: по некоторым сведениям, отцом будущего поэта и журналиста был высокопоставленный сотрудник госбезопасности.
В середине 1950-х, окончив школу, он поступил на журфак МГУ. Но с 3-го курса был отчислен. Почему? Это еще одна не раскрытая пока тайна. Есть информация, что Чудаков организовал «подрывную акцию» — стал собирать среди однокурсников подписи под обращением к руководству факультета с просьбой убрать бездарного преподавателя.
Недоучившийся студент пришел в редакцию «Московского комсомольца» и был оформлен в качестве внештатного корреспондента. Выполняя журналистские задания, Сергей одновременно увлекался поэтическим творчеством. Но первая публикация его стихов оказалась роковой: Чудакова пригласили стать одним из авторов — участников нелегально издаваемого журнала «Синтаксис».
Речь идет о самиздатском машинописном альманахе, выпускавшемся в 1959–1960 гг. молодым московским журналистом Александром Гинзбургом. Многие исследователи полагают, что именно «Синтаксис» является первенцем советской самиздатской периодики. В альманахе печатали свои стихи московские и ленинградские поэты, которые были не в ладах с советской цензурой, многие из них сейчас признаны классиками отечественной поэзии — Булат Окуджава, Иосиф Бродский, Генрих Сапгир, Николай Глазков... В 1959-м альманах опубликовал несколько стихотворений 22-летнего Сергея Чудакова.
Всего успели выпустить три номера «Синтаксиса», тираж их достигал 300 экземпляров. Летом 1960-го, в разгар подготовки четвертого выпуска альманаха, все его материалы были конфискованы сотрудниками КГБ. Неподцензурное издание прикрыли. Сам Гинзбург был арестован, а с литераторами, публиковавшимися в «Синтаксисе», стали «разбираться» в том числе и по месту их работы. Так что Сергея Чудакова пропесочивали в редакции «МК».
В папках с материалами заседаний партийной организации редакции «Московского комсомольца» нашелся отдельный документ, посвященный именно этой истории. Вот он: протокол собрания парткома, состоявшегося 10 октября 1960 года. В повестке дня вопрос, озаглавленный так:
«О неправильном поведении внештатного корреспондента С. Чудакова, выразившемся в том, что он принимал участие в работе так называемого литературного журнала «Синтаксис».
Судя по содержанию документа, занималось тогда редакционное начальство персональным делом своего проштрафившегося внештатника основательно: протокол его «допроса» занимает несколько страниц. Здесь приведем лишь некоторые высказывания.
«...Максимов (завотделом. — Ред.): «Вина Чудакова в том, что он не только никого не поставил в известность о деятельности «синтаксистов», не восстал против их деятельности, но по существу являлся пропагандистом этого журнала...»
Борисов (редактор «МК». — Ред.): «...Ты — неприкрытый проповедник, апологет антисоветчины. Ты использовал свое место в обществе, в газете, чтобы вытащить проходимцев на арену общественности. …Тебя использовали потому, что ты имеешь редакционное удостоверение. …Ты свое преступление перед обществом понимаешь? Понимаешь, что ты оказался активным орудием антисоветски настроенных людей, и, значит, их сознательным единомышленником?!»
Совсем молодому (23 года всего) журналисту и поэту пришлось обороняться от этого наступавшего на него монолита «идейных коммунистов». Читая протокол партсобрания, ощущаешь, что Сергей изрядно разволновался, даже перетрусил тогда. Неуклюже пытался оправдываться, однако его покаянные высказывания звучат явно не от чистого сердца:
«Чудаков: «Я не был активным орудием. В 1956–1957 гг. я был в дружеских отношениях, но «Синтаксисом» не занимался. …Я не участвовал в последних этапах этих их действий. …Политических выступлений, в которых повинны участники группы, в моих стихах нет. Мое преступление в том, что я был связан с этими людьми на первых порах их деятельности и не понимал всей опасности, не знал, что они связаны с иностранными посольствами...»
Его оправдания не срабатывали. Вдобавок по ходу заседания всплыли и некоторые другие прегрешения. Из протокола можно узнать, например, что С. Чудаков в то же время отличился и еще одним своим «антисоветским» действием. Он общался с известным «подпольным» художником Оскаром Рабиным, тот даже приглашал Сергея в свою мастерскую и показывал новые картины. Рабин надеялся, что Чудаков, являясь журналистом, о нем напишет. На партсобрании в «МК» внештатник оправдывал этот свой поступок тем, что ему якобы предложили сделать заметку о творчестве О. Рабина, но не для «Московского комсомольца», а для издательства «Иностранная литература».
Над Сергеем нависла угроза быть исключенным за свои проступки из комсомола и из рядов внештатных корреспондентов «МК».
Все-таки среди собравшихся редакционных «судей» нашелся человек, проявивший заботу и обеспокоенность о будущей судьбе «заблудшего» внештатника. Этим человеком оказался тогдашний завотделом спорта Алексей Флеровский. Он заявил, что готов, как член парткома, взять Чудакова под свою ответственность, если партком решит все-таки оставить его в газете. Флеровский утверждал, что именно так следует поступить с Сергеем: мол, нельзя пускать судьбу этого человека на самотек, в вольное плавание, иначе он может окончательно сбиться с верного пути.
Злая гримаса судьбы: как рассказывают старожилы редакции, несколько лет спустя, когда Флеровский занимал уже пост главного редактора молодежной газеты, именно из-за проскочившей в «МК» «неправильной» публикации, автором которой оказался «антисоветчик» С. Чудаков, Алексея Ивановича сняли с должности.
Это случилось в 1967-м, а тогда, осенью 1960-го, коллеги Флеровского были настроены жестко: Чудаков работать в «Московском комсомольце» после всего случившегося не должен. Однако можно принять меры, чтобы судьба парня не была пущена на самотек. Прозвучали предложения: посодействовать тому, чтобы устроить Чудакова рабочим на какое-нибудь производство, а журналистам из профильного отдела рабочей молодежи поручить приглядывать за ним и в случае необходимости оказать необходимую помощь в налаживании трудовой биографии.
В итоге Сергея Чудакова отлучили от «МК». Комсомольская организация «молодежки» вынесла ему строгий выговор «за политичное неправильное поведение».
Изгнанный из-под редакционной крыши журналист и поэт-неформал, конечно, ни на какое производство не пошел, а продолжил литературно-публицистическую работу уже в свободном режиме. Его рецензии, интервью, очерки публиковали некоторые журналы и газеты, но чаще всего под вымышленным именем. (В таком качестве он некоторое время спустя вновь проторил дорожку и в «Московский комсомолец».) А порой, чтобы хоть что-то заработать, Чудаков вынужден был даже выполнять работу за других журналистов. По его собственным словам, приходилось трудиться «псевдонимщиком и литературным негром».
Многие считали Чудакова неудачником, однако, судя по всему, он вполне сознательно отказывался на протяжении долгих лет от попыток сделать карьеру, добиться уютного места под солнцем... Всеми общепризнанными благами он жертвовал ради личной свободы — жить и делать что хочется.
Десятилетиями быт Чудакова был не устроен, периодически он куда-то пропадал и вновь возвращался в круг знакомых ему людей как ни в чем не бывало. Он продолжал множить тайны своей «непричесанной» жизни. А среди окололитературного общества такие чудаковские «отлучки» порождали смутные слухи о страшных происшествиях, случившихся с ним.
Так, в начале 1970-х он вроде бы был арестован, признан решением суда невменяемым и даже отправлен в спецучреждение для проведения курса принудительного лечения. А зимой 1973-го вдруг стали говорить, что Чудаков скоропостижно умер, замерз на улице. Хорошо знавший его поэт Иосиф Бродский даже написал в связи с этим проникновенное стихотворение-эпитафию «На смерть друга».
Эта трагическая новость о Чудакове тогда оказалась выдумкой. Однако она, судя по имеющимся сведениям, странным образом реализовалась четверть века спустя. Сергей Иванович умер поздней осенью 1997-го. Как утверждали в кругу людей, знавших его, смерть эта была именно такой, уличной. Какие-то проходимцы обманом лишили поэта его жилплощади, и он скончался от переохлаждения, ночуя на скамейке в парке.
Поэтические произведения С. Чудакова при его жизни почти не публиковались. Хотя в 1980 году несколько стихотворений включили в опубликованную в США антологию новейшей русской поэзии «У Голубой Лагуны». Считалось, что многое из литературного наследия поэта вообще утрачено. Однако в нулевые годы был случайно обнаружен машинописный сборник Чудакова, на основании которого позднее вышла книга его стихов.
В завершение — несколько цитат, посвященных Сергею Чудакову. Такие штрихи к портрету этого неоднозначного, очень одаренного человека.
«Что за странненькая точечка
у Кремля блестит, дрожит —
не Сережина ли строчечка
гениальная лежит?»
Евгений Евтушенко.
«Сергей Чудаков — уникальная личность нашего воспаленного и вдруг увядшего времени. ...Вот чего в нем никогда не было, так это пошлости, пыльной ординарности. …Впервые я увидел его в 1955 году мальчиком, как и я сам, штурмующим факультет журналистики МГУ. …Потом жизнь то и дело сталкивала нас, но не всерьез. …О нем говорили всякое: провокатор, библиотечный вор, поставщик девочек, устроитель порносалона, завсегдатай психушек, ничего не знаю. Для меня он поворачивался только одной стороной своего красочного характера: увлекающей любовью к искусству. …Чертовщина в Чудакове была несомненно и какая-то погубленная положительная одаренность. Его вдохновенный аморализм сочетался с безусловной артистичностью...»
Евгений Сидоров, писатель, бывший министр культуры РФ.