У него последняя строфа:
Уж новый выпуск, новый лидер,
И равнодушно-молода —
Газете что? Газета выйдет.
Вот мы не выйдем —
кто когда.
А строки в редакционном журнале, написанные ночью чьей-то усталой рукой, звучали так:
Газете что? Газета выйдет.
Вот мы не выйдем —
Никогда.
Журналист написал это в конце дежурства. Или в конце своего пути в газете. Потому что, уйдя отсюда, уйти на самом деле невозможно. И тот, кто прошел через эти стены, остался в них навсегда.
Существует Вселенная под названием «Московский комсомолец». В ней множество планет. На каждой кипит своя жизнь. Населяющие ее обитатели как две капли воды похожи на жителей второй, третьей, четвертой... И события на всех вроде совпадают. Но на каждой планете свой сценарий, как в старом французском фильме «Супружеская жизнь» (где одна серия — точка зрения Жан-Марка, а другая — Франсуазы). Своя, единственно правильная правда. И ни одна планета никогда не изменит свой путь. И двух одинаковых вы там не найдете.
В той Вселенной живы все те, кто входил в «МК» на протяжении века. Без исключений. Я вспоминаю тех, с кем так или иначе в ней соприкоснулась. Независимо от того, через какие острые тернии мы продирались когда-то. Забыв о черных списках, войнах и неприятии друг друга, о баррикадах, на которых мы сегодня жестко стоим по разные стороны. Прошлое, увы, не может примирить всех со всеми. Но чем дальше оно уходит, тем чаще прожектор времени выхватывает в темной бездне истории светлые островки.
■ ■ ■
Отрадно, что постепенно обретают краски белые пятна в истории газеты. Раньше никто не мог толком объяснить причины перерывов в выходе издания. Сегодня стоит только захотеть...
Но есть и то, что уходит безвозвратно.
Недавно поняла, что совершила жестокую ошибку, выбросив старые телефонные книжки. Избавилась, потому что некоторые уже слишком больно листать.
Но, взявшись за эту рукопись, вспомнила, что в одной из них были все имена, телефоны, адреса родственников наших журналистов, погибших на Великой Отечественной войне. Полный список.
Когда-то была традиция собирать их в канун 9 мая у нас в редакции. В кабинете главного редактора устраивали чаепитие, расспрашивали, у кого как идут дела, невольно отчитывались перед гостями за наше настоящее, рассказывая, чем дышит газета сегодня.
Им были очень дороги и нужны эти встречи. Я помню, как они говорили о том, что благодаря этим майским посиделкам они чувствуют себя членами нашего молодого коллектива. И тогда за общим столом как будто бы сидели с нами те, чьи имена высечены золотом на белой мраморной доске, которая встречала всех на входе в редакцию.
Не успела погрустить о невосполнимом, как среди своих семейных писем увидела три открытки. От вдовы Вадима Белова.
«С Новым годом! Милая Наташа, поздравляю всю твою семью! Благополучия, счастья, удачи во всех делах. Спасибо за знакомство и помощь с «Московским комсомольцем». Варвара Александровна».
«Поздравляю с Весной! Хорошего отдыха, веселого, интересного с новыми впечатлениями для вдохновения».
«Милая! Славная Наташа! Поздравляю с самым Великим праздником Победы, благодаря которой мы живем. Очень благодарна за участие в памяти моего мужа Белова Вадима, бывшего вашего коллеги до 1945 года. Ваш материал, напечатанный 9 мая 1985 года в «Московском комсомольце», заслуживает большой награды. Спасибо от нас».
Все поняли, что не для красного словца в свой адрес я привожу здесь тексты этих открыток?
Помнила, что приходил на наши встречи и сын одного из наших погибших. Он был очень эмоционален, наши разговоры по душам были важны для его семьи, его детей. Все вместе мы думали, что традиция будет жить вечно.
А сегодня не могу найти его имя.
Но есть Бог на свете. Попалась на глаза визитница «МК» с кучей ненужного хлама внутри. Но на сей раз я не спешила от него избавиться. И вот настоящее чудо — скромный, без прикрас белый прямоугольничек. «Госкомиздат СССР. Васильев Валентин Николаевич». Конечно же, это он, сын нашего героя! Я вижу его имя, слышу наши разговоры, я словно бы вернулась в то время, когда мы все были так искренне нужны и дороги друг другу.
■ ■ ■
В 90-е годы майские праздники выглядели совсем иначе. Один из них я встретила за океаном. И когда недавно в связи с другими событиями написала о нем в соцсети, первый же читатель констатировал: «Внезапно понял, как скучно я живу».
Ну что же — соотнесите себя с теми событиями.
Блуждающее интервью
«Май 1996 года был переполнен событиями под завязку. Собственно, я привыкла так жить. Второй год мотылялась из Москвы в Нью-Йорк и обратно, поскольку в Штатах вела проект «МК» — газету «В Новом Свете». А тут еще со мной прилетела съемочная группа третьего канала (ныне ТВЦ). И нам удалось договориться об интервью с Еленой Соловей, которую в России тогда потеряли из виду.
Сломя голову я мчалась в нашу редакцию (мы делили помещение с французами на углу Бродвея и 46-й West — в самом сердце Манхэттена, на Таймс-сквер) с чудовищного мероприятия под названием deposition. Это такие досудебные встречи спорящих сторон — вынос мозга и провокации, которые я в очередной раз в полном объеме получила от редактора газеты «Курьер», воровавшего лучшие публикации российских газет.
В самом начале предупредила участников сходки, что через два часа уйду — интервью с кинозвездой, вылет телегруппы в Москву в три часа дня. И вообще — сегодня 9 мая!
Но для американской стороны это не значило ровным счетом ничего.
Актриса уже пришла в редакцию. И я впервые увидела ее живьем. Небольшая редакция на долях с французами, где нам принадлежала разве что четверть пространства, — неважное место для съемки. Но времени не было. Тем более Елена сразу предупредила: она выбрала автобус, на котором ей нужно вернуться в Нью-Джерси, а до 42-й улицы, где автовокзал, еще нужно добежать.
Чувствовала она себя скованно. Я эгоистично переодевалась для съемки в платье, от которого сразу протащился оператор. Елена приехала в скромной светлой блузке с небольшим, увы, пятнышком на видном месте. Усталая, молчаливая. Отвыкшая от микрофонов, камер и толп поклонников. Но я осознаю все это потом.
Пока я переваривала свое хмурое утро. Прикидывала, не опоздают ли телевизионщики на самолет...
И позволила себе истерический вскрик из-за угла — не могла бы Елена снять трубку. Телефон звенит на весь офис, а я полуголая...
— Я не говорю на английском, — почти прошептала актриса голосом рабы любви.
Вот здесь я уже начала перестраиваться на разговор. Звезда уехала в 1991 году. Пять лет в Штатах. Язык не пошел. Машину не водит, а жить в ее «поселке» с неразвитым общественным транспортом — значит, оказаться на острове. А если неподалеку нет еще и русской комьюнити — вообще тоска.
Так по ходу разговора и оказалось. Почти каждый ответ на любой вопрос Елена начинала оборотом:
— Наташа, ну как вы не понимаете!
Второй год, окунаясь с головой в среду русскоязычных эмигрантов, я слышала эту фразу не раз. И мне всегда казалось — то, что следует за ней, люди говорят не столько мне, сколько самим себе.
Накануне мы снимали апокалипсическое зрелище — праздник ветеранов Великой Отечественной войны в честь Дня Победы в ресторане на Брайтон-Бич. И большую часть времени нам пришлось отдать выстроившимся в длинную очередь старикам, награды которых ослепили даже камеру.
Все, как один, обращались к однополчанам по ту сторону океана. И начинали свою речь почти одинаково:
— Вы не подумайте... Я никого не предал! Почему я здесь? Так жизнь сложилась...
Проглатывая комки в горле, мы не выключали камеру, пока не выслушали всех. Хотя понимали — монтаж все сплющит.
Елена тоже говорила про жизнь. Про семью и детей, ради которых она в Америке. Да, кино не хватает, но есть семья. Да, с друзьями не очень — ведь даже с соседями сложно пообщаться. Без языка-то... Но дети рядом. У них другое будущее.
Кто поздравил в этом году с днем рождения? Только Никита позвонил. Без фамилии понятно — какой.
Было очевидно, что она постепенно смиряется с потерей актерской профессии. Мы были на одной тусовке театра «Блуждающие звезды» Александра Журбина. К сожалению, выглядела та довольно местечковой и иной быть не могла. Проект Журбин впоследствии закрыл. Не только потому, что не видел себя режиссером, — ему хотелось работать на широкую аудиторию, но вырваться за пределы узкого круга эмигрантов так и не удалось.
Зато подарил редкие минуты счастья нашим любимцам, устроив бенефисы Елене Соловей и Борису Сичкину.
Не могу воспроизвести весь тот наш разговор с Еленой. Передача в Москве вышла в мое отсутствие. Если во время эфиров мы приносили в «Останкино» VHS-ные кассеты — нам писали передачи на память. А так — нет.
Говорят, в период становления кабельного телевидения в разных районах Москвы показывали большой, чуть ли не 45-минутный фильм — то интервью «МК» с Еленой Соловей.
К слову, тогда в Нью-Йорке на другой день после интервью пришло сообщение: американцы оштрафовали редакцию на 400 долларов за... срыв утреннего депозишена.
Наше 9 мая, неотложная встреча с кинозвездой им были абсолютно безразличны.
■ ■ ■
Для того чтобы выйти из газеты, нужно туда сначала войти. Моим счастливым билетом на очную встречу с редакцией оказалось крошечное объявление в углу полосы для старшеклассников. Тех, кто хочет сделать страницу лучше и интересней, приглашали прийти в газету — вечером в день выхода страницы.
Вечером того же четверга («Сверстник» выходил в этот день, дважды в месяц) я уже стояла возле пузатого телефона в вестибюле здания мечты на Чистопрудном бульваре, 8. Там тогда размещалось издательство «Московская правда» со всеми своими изданиями, включая «МК».
Мне быстро выписали пропуск. С замирающим сердцем я поднялась не помню на какой этаж, меня пригласили в комнату с длинным столом, за которым уже сидели подобные мне энтузиасты.
А в двери заходили один за другим мои герои. Они были как боги из индийских мифов — живые воплощения идеальных человеческих черт, к которым они вели нас по жизни в публикациях, подписанных их фамилиями.
■ ■ ■
Что происходило за стенами этого кабинета — до нас и во время нашего пребывания на Чистопрудном — моя личная память воспроизвести не может.
Но бюрократическая машина общественных организаций, которые нынче в сознании широких масс стерты в порошок, сохранила для потомков бесценные документы в виде архива комитета комсомола редакции. Небольшая часть его уцелела.
Протоколы собраний вели журналисты, и это наложило на тексты особый отпечаток. Можно получить эстетическое наслаждение от многих сцен и выражений, даже не зная участников событий (хотя попадаются имена, известные широкой публике). Запись шла наспех, от руки, но народ отрывался и здесь. Журналисты «МК» во всем и всегда оставались верны себе.
Опустив повторы и формальные моменты, предъявлю любознательной общественности цитаты из некоторых исторических документов, которые пока, к счастью, не стали бумажной трухой, хотя изрядно истончились и пожелтели.
Кто-то узнает себя, кто-то вспомнит ушедших из газеты или в мир иной коллег. Кто-то удивится, кто-то улыбнется, а может, и заплачет.
Некоторую пользу могли бы извлечь из этого чтения и те, кто решил поселиться в странной стране под названием Журналистика. Она так удивляет сегодня, что мне кажется — мы в свое время жили в какой-то другой...
Но скорей всего, мы просто были молоды.
■ ■ ■
(Продолжение следует)