В 2006 году Госдума приняла закон, запрещающий государственным чиновникам упоминание о каких бы то ни было условных единицах по отношению к экономическим показателям России. Нечто подобное остро необходимо и в языковой политике.
Федеральный закон Российской Федерации от 1 июня 2005 года №53-ФЗ «О государственном языке Российской Федерации» гласящий: «При использовании русского языка как государственного языка Российской Федерации не допускается использование слов и выражений, не соответствующих нормам современного русского литературного языка, за исключением иностранных слов, не имеющих общеупотребительных аналогов в русском языке», фактически не выполняется и игнорируется. Вот несколько примеров.
Сообщение префектуры СВАО Москвы: «Коворкинг — бесплатный офис для мам с детьми открылся в СВАО».
А вот цитата из вице-премьера Дмитрия Козака: «Миссия правительства — гибко реагировать на ситуацию на внешних и на внутреннем рынках… снизить экспортный так называемый нетбэк».
Интервью Г.Грефа: «Так не может вести себя аналитик, это прямо запрещено комплаенсом».
В московских школах и библиотеках устанавливаются полки для «буккроссинга» — то есть для того, что называется «передача книг». В детской библиотеке №148 тоже установили такую полку. Когда я спросил у ее сотрудников: «Почему не по-русски?» — мне ответили: «Раньше здесь была табличка с надписью «Передай книгу другу», но затем начальство увидело и потребовало заменить на «буккроссинг».
Точно так же Департамент образования Москвы насаждает «тьюторов» и «инклюзивные» классы — вместо «наставников» и «включающего обучения», чтобы московские школы больше походили на заграничные, на «нерусские», что престижнее. Когда я написал запрос в столичный Департамент образования, почему российский чемпионат называется KidSkills, то мне ответили абсолютно бессмысленной отпиской, из которой следовало, что у нас и дальше будут проводиться KidSkills’ы.
Что говорить — решают люди
Но и сам закон, заметим, сформулирован неверно, ибо не ориентирует носителей русского языка на словотворчество, на перевод иноземных понятий. И в этом смысле он нуждается в дополнении.
Как пишет известный филолог Гасан Гусейнов, «сам язык» попросту нигде не существует. Язык — это говорящие, мыслящие и пишущие на нем люди. Они-то и решают силами своих авторитетных институтов, быть чему-то новому, не бывать ли».
Другой, не менее известный филолог Илья Бражников уточняет: «Хипстерско-деловой сленг, который, как правило, просто мусор и абракадабра, все эти краудфандинги и мерчандайзеры нужно менять на государственном уровне, как делают французы, и наших с вами усилий для этого недостаточно».
Могу привести мнение американского профессора-русиста Ричарда Темпеста, который отмечает, что современные реалии таковы, что без продуманной государственной программы поддержки родного языка русский будет неизбежно вытесняться английским.
Ведь кто будет придумывать и вводить в оборот новые слова? Это может делать только государство или признанная общественная организация.
Вот, скажем, «кэшбек». Казалось бы, по-русски можно сказать «возвратка». Но нет, только ради того, чтобы звучало «как у них», пишут в рекламе непонятный термин, а затем в сноске разъясняют: «термин, который используется в качестве обозначения разновидности бонусной программы для привлечения клиентов и повышения их лояльности», в итоге тратя лишние буквы и занимая драгоценное место. Но кто первым решится на «возвратку»? Почему банкиры будут поддерживать предложение какого-то чудака? Поэтому в отсутствие единой направляющей силы господствует «кэшбек».
Надо понимать, что простой человек сам бы «вратаря» не придумал, но люди с удовольствием перешли на него, когда им предложили выбор — придумали вариант замены «голкипера». Поэтому долг образованной части населения, ученых и чиновников — помогать в этом вопросе.
В России в различные периоды проводилась вполне успешная политика создания собственных терминов. Так во времена Ломоносова и Карамзина появились термины «кислород», «водород». Вообще, большая часть русской научной лексики, например, в биологии, создана на рубеже XVIII–XIX веков: насекомые, рукокрылые, двоякодышащие, однопроходные, пресмыкающиеся и т.д. (сегодня о таком и помыслить невозможно). В математике не боялись луча, отрезка, прямой, уравнения. Затем, уже в XX веке, самолет вместо аэроплана, вертолет вместо геликоптера, вратарь вместо голкипера и т.д. Еще не так давно небоскреб не называли «скайскрепером», телепузиков — «телетаббиз», Человека-паука — Спайдерменом. Новинками техники являлись пылесосы и холодильники…
Важный момент — надо ясно понимать все различие между словами наподобие «джинсы» или «кварк» (пушкинские «панталоны, фрак, жилет») и образуемыми здесь и сейчас — такими, как carsharing или cashback, для которых каждый язык может создавать свои эквиваленты. Американцы придумывают новые понятия для себя — не для русских, чукчей или папуасов; они говорят: «Возникает нечто — придумайте сами, как назвать, зачем воровать или попрошайничать у нас?»
Сегодня языковая лень, отсутствие фантазии, подобострастное отношение к английскому языку приводят к тому, что не возникает даже попыток подобрать и придумать русский эквивалент. По умолчанию считается, что все владеют английским, а перевод будет служить признаком неразвитости, отсталости. Однако всеобщее полузнание английского приводит к тому, что каждый сам себе переводчик, а поскольку они — непрофессионалы и даже русского толком не знают, то и получаются сплошные ляпсусы, переводы по аналогии, как в случае с покушением на Скрипалей, когда туповатые «переводчики» пишут, как в английском: «атака». Хотя слово «атака» в русском имеет несколько иное значение. Но откуда этим полуграмотным знать про «покушение»?..
Родная речь в законе
Только в странах третьего мира и в России существует тенденция пренебрежения родным языком. В Сингапуре, например, вообще отказались от развития китайского и перешли на английский, но это страна без своей истории, изначально многоязычная. Вряд ли для России приемлем сингапурский путь, хотя я всерьез думаю, что честнее будет объявить государственной задачей переход за пару поколений на английский, что вполне выполнимо. Вопрос заключается в том, как войдут первые годы XXI века в российскую историю: как время небывалого падения языка или как время, когда общество и власть осознали проблему и предприняли действенные меры для исправления ситуации?
В мире, причем в самых демократических странах, вопросы защиты языкового суверенитета выносятся в повестку дня актуальной политики, и им придается большое значение, например, во Франции, где принята продуманная политика защиты родного языка. Наиболее ярким ее воплощением стал т.н. закон Тубона (по имени тогдашнего министра культуры Жака Тубона), принятый в 1994 году. Его основные цели — обогащение родной речи и обязательное использование французского языка (в условиях начавшегося его вытеснения английским). Неофициальная цель также заключается в противодействии наплыву англицизмов.
Поначалу закон вызвал разноречивую реакцию, посыпались ядовитые замечания, его называли «законом Олгуда» (так переведя дословно фамилию Toubon на английский — Allgood). Но и простые люди, и высоколобая интеллигенция поддержали почин министра, и сегодня, спустя почти двадцать пять лет, и речи нет о его отмене — напротив, принимаются поправки, усиливающие его действия. А сам Тубон с 2014-го служит уполномоченным по правам человека Франции.
Политики страны, вне зависимости от своей идеологии, сходятся в необходимости защищать родной язык. В Сербии, например, собираются законодательно ввести штрафы за использование латиницы.
Вообще, на Западе языковой космополитизм не приветствуется, развитые страны отстаивают собственное своеобразие в лингвистической сфере и уделяют большое внимание распространению родной речи: для этого существуют такие организации, как Институт Гете в Германии, Институт Сервантеса в Испании, Институт Камоэнса в Португалии. А какую работу по продвижению русского может вести наш Институт Пушкина, когда от языка Александра Сергеевича стремительно пытаются избавиться на его родине, когда родного наречия в России стесняются и избегают, превращают в невыразительный «пиджин»?..
Вызывает удивление пассивная позиция профильных институтов РАН, в первую очередь Института русского языка имени В.В.Виноградова. Они также должны активным образом включиться в соответствующую работу, а не самоустраняться. Например, во Франции основная нагрузка по поддержанию чистоты и богатства языка лежит на Французской академии.
Что делать?
Как говорили в прежние времена, критикуешь — предлагай! Поэтому:
1) Незамедлительной задачей представляется принятие закона о безбарьерной языковой среде. В России русскоязычный человек должен свободно ориентироваться, не встречая ни малейших к тому препятствий. Любые тексты, вывески, названия в публичном пространстве должны быть обязательно написаны кириллицей, и если это имеет значение, то и перевод. Латинское написание может быть лишь как дополнение к русскому. И тогда люди сами увидят, что лучше: русское название или иностранное? И сделают свой выбор: чем им удобнее и интереснее пользоваться? То есть у каждой Vasin Driving School должно быть написано: «Автошкола Васина». И это касается каждого ресторана или магазина. Никакие ссылки на «так принято» или «так зарегистрировано» не принимаются. Любой McDonald’s может быть отлично передан как «Макдоналдс». Мы не разрешаем татарам переходить на латиницу, а она прет изо всех щелей в Москве, в двух шагах от Кремля…
2) Борьба с современным канцеляритом. При всех пороках и недостатках советской эпохи тогда выходило множество книг о правильной речи, самые крупные писатели, начиная с Корнея Чуковского, истово боролись за чистоту языка, против его опошления и огрубления. Канцелярит был главным врагом. Сегодня же об этом забыли и думать. В результате канцелярит офисного планктона доминирует и переходит в повседневную речь, ибо не встречает отпора и не имеет альтернативы. Главный признак канцелярита — стремление маленького человека выражаться «умным» языком, поднимающим собственную важность в глазах окружающих. Раньше это были выражения типа «фронт работ», сегодня — бесконечные англицизмы и псевдоанглицизмы: «локальный», «коммуницировать», «премиальный» и т.п.
3) Провести заседание Госсовета по данной теме с выступлениями Президента РФ, представителей научного сообщества (филологи) и культуры (писатели, артисты). Авторы-составители речей президента и прочих высших чинов не должны вставлять в них уродливые конструкции типа «мегасайенса», который вполне себе заменяется «меганаукой».
4) Дать конкретные поручения указом Президента РФ Минкультуры и Минпросвещения, которые должны возглавить работу по развитию и сохранению русского языка.
5) Создать при Центробанке, Минфине, Минэкономики, Министерстве связи и массовых коммуникаций языковые советы, которые бы отвечали за перевод на русский язык новейшей и все время пополняемой терминологии и рекомендовали ее к использованию. Не должно быть в русском языке «кэшбека», «бэйл-ина» и т.д.
6) Создать постоянно действующую рабочую группу при АП Президента РФ по проблемам сохранения языкового суверенитета, которая бы координировала усилия министерств и ведомств.
7) Распустить ныне действующий Совет по русскому языку при Президенте Российской Федерации как явно не справившийся со своей задачей.
8) Искоренение сложившейся незаметно практики, когда названия и имена собственные пишутся исключительно латиницей — от марок автомобилей до спортивных клубов.
И, напротив, ввести обязательное правило: новейшие термины из иностранных языков, если уж используются, писать только латинскими буквами в оригинале, показывая тем самым, что это слово не из русского языка и не является частью его словаря: fundrising, а не «фандрайзинг», coming out, а не «каминг-аут»… Так поступали и Пушкин, и прочие классики: широко используя французский язык, они не делали его частью русского, всегда точно помня о границах между ними.
9) Объявить, что государственные чиновники, компании с государственным участием не принимают участия в мероприятиях, в которых участники и события будут называться хипстерским жаргоном.
10) Обязать органы образования и культуры исключить из употребления в подведомственных заведениях заимствованную лексику, не являющуюся необходимой, — например, «пэчворк» (лоскутное шитье), «квиллинг» (бумагокручение).
11) Проведение конкурсов на придумывание новых слов или синонимов. Скажем, среди собаководов: как заменить иноязычные слова «курсинг» («бег») и «аджилити» («ловкость») — виды соревнований — русскими? Это самое интересное, увлекательное занятие, особенно для молодежи. Вспомним писателя-фантаста Александра Казанцева: он придумал более ста новых слов, включая «инопланетянин» и «вертолет».
12) Инициирование в Интернете кампании «Говорите по-русски». Например, «не говорите «хоррор», а говорите «ужастик».
13) Подписать Хартию русского языка с участием ведущих СМИ, в которой бы подписанты обязались не засорять речь ненужными заимствованиями и творчески развивать язык.
14) Запустить кампанию, подобную Black is beautiful, которая вернула неграм Америки гордость за себя. «Русский — прекрасен» должна изменить отношению к употреблению русского в том же предпринимательстве, например. Сегодня практически невозможно увидеть майку с надписью на русском. Но ведь можно же переломить ситуацию, активно воздействуя на торговлю, личным примером показывая, что это не стыдно.
Оригинальный и неповторимый
Конечно, при всей незаменимости роли государства в поддержании языкового стандарта, творческого развития языка, следует помнить в первую очередь про народ-языкотворец. Именно инициатива снизу должна лежать в основе успешной работы по возрождению русского языка. Только через широчайшее привлечение самых разных возрастных, культурных и профессиональных групп возможно по-настоящему обновлять родное наречие. Ни в коем случае нельзя допускать кампанейщины, забюрокрачивания. Неважно, какая общественная организация (пусть тот же ОНФ) встанет во главе процесса по возрождению родной речи, сохранения языкового своеобразия и многообразия. Главное, чтобы люди сами поняли, что говорить «кул» — вовсе не cool. Пусть в работу включаются самые разные люди и структуры — главное, чтобы их объединяла любовь к родному языку.
Проблема еще заключается в том, что очень многие люди во власти, какую бы на словах ни занимали патриотическую и даже антизападную позицию, на деле давно подчинились иноязычному давлению и с холуйским восторгом создают «маркетплейсы», насаждают «тьюторов», поскольку в глубине души презирают все русское как «отсталое и невежественное», подобно барышням XIX века, стыдившимся говорить по-русски. Они и детей своих ориентируют на обучение на Западе, на английском, не веря в потенциал и силу русского языка. Поэтому рассчитывать на то, что власть поддержит борьбу за русский язык, — весьма сомнительно. Общественность должна полагаться только на себя.
Раньше в России не стыдились высмеивать глупое подражание иностранщине, «смешение французского с нижегородским». Об этом была написана бессмертная поэма Ивана Мятлева о мадам Курдюковой. И сторонники русского языка победили — французский утратил свои позиции довольно быстро. Думается, и сегодня можно повторить порыв почти двухсотлетней давности. Вспомним, как в XX веке был возрожден иврит…
Разумеется, поначалу реакция высоколобой публики, привыкшей говорить на своем жаргоне, подобострастно относящейся ко всему заграничному и презрительно — к России, будет иронически-снисходительной: она начнет ерничать, помянет в сотый раз адмирала Шишкова, «мокроступы» и «Россию — родину слонов», процитирует не к месту Пушкина про «панталоны, фрак, жилет», однако подавляющее большинство населения, равно как и думающей интеллигенции, поддержит эти начинания.
Не стоят ничего и возражения, что-де административными запретами ничего не добьешься. Курение искореняют именно так. Никто не жалуется сегодня на множество ограничений продажи табачных изделий, алкоголя и так далее. Запрещают охоту на редкие виды животных, создают заповедники. Уговорами браконьерство не вывести…
Заявленная цель — сохранять оригинальность и неповторимость — вполне современна. Запрос на мультикультурность — самый популярный сегодня. Весь Запад помешан на аутентичности, на разнообразии. Процесс идет по всему миру: активно переименовываются города, области и целые страны, чтобы избавляться от кличек, данных колонизаторами. Бомбей больше не Бомбей, Бирма не Бирма, так же, как и Свазиленд.
Нет ничего более прогрессивного, чем противостоять языковой унификации, уничтожению исконной лексики. И только в России та публика, что по всем иным вопросам восторженно-бессмысленно пытается перенимать последние «тренды», игнорирует суть и содержание основного западного запроса — запроса быть самим собой.
В той же Англии истреблены нутрии — как несвойственной местной фауне вид. В британской же Южной Георгии — завезенные сюда северные олени. И ни один защитник окружающей среды не проливает по этому поводу слез. Задача всем представляется вполне достойной: восстановление аутентичности. Создаются многомиллионные фонды для спасения каких-нибудь бабочек в далеких джунглях, а здесь речь идет о национальном языке — языке Толстого, Чехова Платонова, Набокова… Неужели он не стоит внимания и забот?
Следует учитывать, что вопрос языка — вопрос не только политики, национальной идентичности и культуры. Он имеет и вполне ощутимое экономическое измерение.
Открытость миру вовсе не означает забвения собственной культуры и языка: французы общаются с иностранцами с полным ощущением своего превосходства, не пытаются ложиться под них. В России же туристы видят убогую, подражательную страну третьего мира, стремительно теряющую свое лицо, свою оригинальность, а потому — глубоко провинциальную и по большому счету неинтересную. А в стремительно развивающейся Индии не стесняются изгонять английские названия: нет уже там не только Бомбея, но и Мадраса, и Калькутты. Но темпов инвестиций и интереса к Индии это никак не уменьшает.