— На вторую половину дня 28 мая 1987 года у меня была назначена оперативная встреча в гостинице «Россия», — вспоминает Дмитрий Леонидович. — После ее завершения, уже к вечеру, я вышел из отеля и направился в сторону Красной площади. Приблизившись к Васильевскому спуску, увидел необычную картину: на брусчатке застыл маленький легкомоторный самолет, а вокруг толпятся удивленные москвичи и гости столицы. «Опять снимают какой-то рекламный ролик», — мелькнула в голове мысль. Однако почти сразу же стало ясно, что здесь совсем иная история.
Со стороны Спасской башни появился полковник с много говорящими знающему человеку фиолетовыми петлицами на кителе. Он подошел к толпе, посмотрел на самолет, на улыбающегося летчика, который с радостью раздавал автографы, сдвинул фуражку на затылок и произнес какую-то резкую фразу. Слов я не расслышал, но по дрожащим губам и выражению лица бедного чекиста понял, что тот серьезно задумался о своей пенсии, которая может неожиданно настать для него в ближайшие дни, если не часы...
Примерно в такой же ситуации (как рассказывали потом очевидцы) оказался и тогдашний министр обороны СССР, маршал Советского Союза Сергей Соколов, который в эти минуты летел над Европой в одном самолете с первым (и последним) президентом СССР Михаилом Горбачевым.
Михаилу Сергеевичу по спецсвязи из Москвы доложили, что на Красной площади сел неизвестный самолет, пилотом которого оказался молодой немецкий летчик. Горбачев, услышав такую новость, поинтересовался у маршала: может ли иностранный самолет приземлиться на Васильевском спуске в столице?
— Никак нет, это невозможно! — по-военному четко отрапортовал Соколов.
Тут ему Горбачев, не скрывая своего гнева, и сообщил о «Сессне» Матиаса Руста. А немногим более суток спустя в кресле министра обороны СССР уже сидел другой маршал — Дмитрий Язов...
Кроме Соколова, полетело со своих постов почти все командование ПВО страны. Потом настала очередь военных начальников рангом пониже — командиров частей и подразделений, которые «держали небо» по всему маршруту полета немца. Насколько мне известно, не выгнали, а даже, наоборот, наградили одного-единственного человека. Летчика, который поднялся по тревоге в воздух и первым увидел самолет Руста. Но докладу об этом на земле никто не поверил... Его непосредственное начальство приказало офицеру просто молчать. Благо, Руст тем временем перелетел уже в зону ответственности соседнего подразделения ПВО. («Вот пусть коллеги и парятся!..»)
Однако вернусь к моей рустовской истории. Волею случая оказавшись на Васильевском спуске почти сразу после приземления там молодого немца, стоял я перед его самолетиком и думал, что делать. Форс-мажор полный! Решил вернуться в гостиницу, в наш оперативный номер и позвонить дежурному по управлению. Хотя реакцию его я, в принципе, просчитал заранее: «Дима! Ты что, утомился после оперативной встречи? Так иди домой и отдыхай. Не мешай людям работать...»
Я и пошел — в свой рабочий кабинет на Лубянку. Рассказал дежурившим ребятам-операм, что видел на Красной площади. Те подняли меня на смех: «Закусывать надо, товарищ майор!»
Зато на следующий день тот дежурный по управлению офицер, которому я звонил о самолете на Красной площади, встретил меня в коридоре и с горечью произнес: «Эх, послушал бы я тебя вчера вечером!.. Сейчас, наверное, еще одну звездочку на погоны получил бы. Но кто ж его знал?! Да еще вдобавок этого гада угораздило сесть на Красной площади в День пограничника!»
Чуть позже раздался звонок оперативной связи в моем рабочем кабинете. В трубке я услышал голос одного из начальников: он как-то непривычно вкрадчиво попросил повторить, что я видел вчера вечером на Красной площади. Я повторил. В ответ в трубке возникла явно затянувшаяся тишина... У меня возникло неприятное чувство, что где-то лопухнулся.
— А в чем, собственно, дело? — попытался я прояснить ситуацию у позвонившего.
— Да нет, ни в чем... А ты там растяжки не заметил? Между столбами?
— Какие растяжки?
— Ну, такие... Плакаты на стальных тросах с лозунгами типа «Москва приветствует гостей столицы!»
Мне стало не по себе.
— Не было там никаких растяжек и лозунгов, — четко отрапортовал я.
— Ну, хорошо, хорошо! Только не кипятись. Ты в отпуске-то давно был, усталость чрезмерная не накопилась? — елейным голосом поинтересовался начальник.
Вот тут мне совсем стало худо. Ведь так и в «дурку» сошлют!
А ларчик просто открывался. Оказывается, ночью после приземления Руста местные ответственные товарищи лихо провели операцию прикрытия. По их распоряжению на Васильевском спуске были натянуты эти самые пресловутые растяжки между фонарными столбами. А когда утром пришла официальная комиссия, они, показывая на стальные тросы в палец толщиной, стали уверять проверяющих, что никакой самолет здесь в принципе сесть не может. Инспектирующие начальники стояли и чесали репу...
В дальнейшем все пошло своим чередом. Самолетик немца-нарушителя по приказу тогдашнего председателя КГБ Виктора Михайловича Чебрикова разобрали до винтика. И ничего «криминального» не нашли. Однако вслед за тем поступила команда: проверить на земле весь маршрут полета злополучного самолета. Вдруг Руст выбросил шпионскую аппаратуру и пленки, скажем, на подлете к Москве?! Не знаю, какие силы были задействованы, но прочесали, как говорят, каждый метр, обследовали каждый кустик. Ничего так и не обнаружили.
Уже много позднее, когда версия о шпионаже отпала, все стали размышлять, кем же на самом деле был Матиас Руст. Очень понравилась запущенная кем-то «сказка», что он летел к русской девушке, с которой когда-то познакомился и которая жила в Москве и ждала его.
А еще мне понравился один из первых протоколов допроса Руста:
— Как вы вышли точно на Красную площадь? — грозно спросил следователь.
— Да очень просто. Купил в Хельсинки в магазине карту. Определил по ней направление полета: строго на Москву, включил радар и полетел. Маршрут сверял по церквям в селах и городах. А когда подлетел к Москве, сразу увидел Красную площадь. Взял и сел. Боялся только людей зацепить. Но все обошлось.
Говорят, бедный следователь еще долго бегал с этим протоколом допроса по высоким кабинетам. Никто его не принимал, вернее, не верил, что так просто можно пролететь через полстраны и сесть в самом центре Москвы...
Острословы потом говорили, что Красную площадь надо переименовать в «Шереметьево-3», Васильевскому спуску присвоить имя Матиаса Руста, а все прилегающие к центру столицы канализационные люки заварить, чтобы не смогла всплыть... вражеская подводная лодка.
Это все шутки, конечно, а история, в общем-то, получилась грустная. Как говорил герой популярного фильма: «За державу обидно!»