Праздником, как и всегда День Победы, со слезами на глазах: среди двадцати семи миллионов погибших в Советском Союзе были и отец моей мамы Лев Маркович Любин, воин Красной Армии, павший на Ленинградском фронте, и многочисленные родственники моего отца, убитые нацистами в Белоруссии только потому, что они были евреями. В мире до сих пор нет осознания того, что Гитлер вел две войны, причем из-за дефицита ресурсов (а уничтожение людей тоже требовало ресурсов) одна война шла за счет другой: убийцы, занятые выискиванием по погребам и подвалам беспомощных и безоружных еврейских женщин и детей, то есть ведшие войну на уничтожение против не имевшего ни своего государства, ни своей армии еврейского народа, отвлекались от фронтов и тем самым снижали шанс Германии на победу в войне за мировое господство. Мои предки поэтому, хоть и погибли в одно и то же время, в 1941–1942 годах, стали жертвами разных войн, хотя обе велись Германией, и обе — на территории в том числе и Советского Союза.
Никто из моих погибших родственников не воевал за свободу и независимость страны, в которой я давно живу и в которой родился мой сын, но совершенно очевидно, что если бы не Холокост — и если бы не великая победа над нацизмом — Государство Израиль бы не возникло. Как справедливо заметил недавно руководитель Центра изучения Израиля и диаспоры Юрий Гиверц, «первый президент Израиля Хаим Вейцман в 1938 году с горечью отметил, что страны мира разделились на те, где евреи жить не могут, и те, куда их не пускают. Мало того что во многих странах велось целенаправленное уничтожение евреев — самый большой ужас заключался в том, что евреям некуда было бежать. Это — главная причина Холокоста. И когда сегодня говорят о том, что «это не должно повториться», единственной надежной защитой от Холокоста является сильный Израиль, который способен себя защитить и который сможет принять всех тех, кто в этом нуждается».
Однако Израиль бы не возник, если бы не был сокрушен нацизм: армия Эрвина Роммеля уже готовилась захватить Палестину и с благословения иерусалимского муфтия Амина аль-Хусейни уничтожить местных евреев (а их тогда было около полумиллиона человек) так же, как были уничтожены евреи везде, куда приходили гитлеровцы. Сама по себе победа над нацизмом не была условием, достаточным для создания независимого еврейского государства, но она была условием совершенно необходимым. Едва ли кто-либо в советском руководстве или Красной Армии думал о последствиях такого рода, но история однозначно свидетельствует о прямой взаимосвязи между этими событиями.
Ни одна из стран-союзниц не сделала практически ничего для того, чтобы остановить Холокост: эта своя война, война против лишаемых всех прав человека и гражданина и убиваемых без суда и следствия евреев, велась беспрепятственно. «Своих» евреев защищали — и смогли защитить — депутаты Народного собрания и православная церковь в Болгарии и король, правительство и народ Дании, но союзники по антигитлеровской коалиции вели против Германии не две, а только одну войну.
Осознавая, что ни Советский Союз, ни англичане, ни американцы не ставили своей задачей остановить Холокост, нельзя не понимать, что своей победой в той войне, которую они против Гитлера вели, они Холокост все же остановили. Советская армия освободила Освенцим, американская — Бухенвальд, и хотя к тому времени нацистами и их пособниками из числа местного украинского, литовского, польского и много какого еще населения были убиты уже шесть миллионов евреев, если бы не победа над гитлеризмом, этот мартиролог стал бы еще более длинным. Вопрос уже стоял бы не о создании еврейского государства, а о самом выживании еврейского народа как такового.
Думая о самой страшной бойне в истории человечества, невозможно не спрашивать себя — и десятки прочитанных книг не помогают перестать мучиться этим вопросом: как же все это стало вообще возможным?! Мы часто говорим об «уроках Второй мировой» и «уроках Великой Отечественной», но я не уверен в том, что эти уроки вообще осмыслены. Скорее, я уверен в обратном: эпос Великой Победы затмил то главное, что нужно было бы осознать. Потому что нет, мы ни в коем случае не «можем повторить»! Самая победоносная война — это война, которой удалось избежать, в которой не погибли ни десятки миллионов, ни десятки тысяч людей, в которой в руины не были бы превращены ни Сталинград, ни Дрезден. Я не боюсь обвинений в оруэлловском языке: самая победоносная война — это мир; только в этом случае победу одерживает не та или иная измученная и разоренная войной страна, а благополучно развивающееся человечество.
Это замечательно, что нацизм был сокрушен, но почему, почему, почему перед тем, как быть поверженным на авансцене истории, ему удалось привести к гибели десятки миллионов человек? Ведь стояли перед глазами кошмары Первой мировой войны, известно уже было об использовании отравляющих газов, содрогнулись все те, кто хотел знать, от правды о геноциде армянского народа в Османской империи в 1915 году, и существовала уже Лига Наций, созданная именно с целью не допустить повторения этих ужасов мировой войны и геноцида. Которые, однако, в 1940-е годы повторились, причем в значительно больших масштабах.
Мало какую страну любых времен я люблю больше, чем Веймарскую Германию: там расцвело все то, что мне более всего близко, и если у либеральной демократии когда и был золотой век в сфере культуры, то именно там и именно тогда. Однако нельзя игнорировать тот факт, что плюралистичная и свободная Веймарская республика закончилась самым кошмарным режимом в истории человечества — гитлеровским.
И из этого необходимо извлекать уроки.
Я, увы, довольно часто спорю с теми, кто называет себя «правозащитниками», как правило, безуспешно пытаясь убедить их в том, что либерализм и правозащита состоят не в том, чтобы отдать наш хрупкий мир на растерзание во имя принципа неограниченного плюрализма; гарантирующая неограниченную свободу слова Первая поправка к Конституции США не кажется мне самым мудрым правовым актом в истории человечества. Нам нужно защитить мир, поставив заслон неонацистам и исламским радикалам, расистам и сталинистам, гомофобам и черносотенцам, наследникам дивизии СС «Галичина» и тем, кто якобы «может повторить» самую страшную войну в мировой истории. В Веймарской Германии права на свободу слова и печати, собраний и митингов были гарантированы так, как они больше в те годы не были гарантированы нигде, — и все мы слишком хорошо знаем, чем это все кончилось и каких жертв стоило. Свободу слова, печати, митингов и собраний сторонников признанного террористическим и запрещенного в России «Исламского джихада» и поклонников Брейвика лучше запретить до того, чем они направят на нас свои автоматы. Не надо бояться запрещать то, что угрожает миру и благополучию людей: задача правозащитников состоит непосредственно в том, чтобы защитить права, а никакие права не могут быть обеспечены, когда не обеспечено главное право — на жизнь и безопасность. Это горькая правда, но это правда.
За считаные дни до Дня независимости Израиль вновь подвергся серии ракетных атак из сектора Газа, и четверо граждан страны погибли; они не были виновны ни в чем, кроме того что они — евреи, живущие в своем государстве. У гитлеровцев, увы, есть наследники. Спустя всего неделю в Лондоне прошла демонстрация солидарности с палестинцами в секторе Газа; называя вещи своими именами — солидарности с ХАМАСом и запрещенным в России «Исламским джихадом», пытающимися поджечь в Палестине пожар глобальной войны. Если европейские правозащитники считают, что по Лондону должны беспрепятственно ходить демонстрации сторонников и защитников «Исламского джихада», то я хотел бы знать, какие именно и чьи права они тем самым защищают. И да, я не побоюсь написать это в российской газете, сколько бы мне ни говорили, как я, иностранный гражданин, не разбираюсь в российских реалиях: я очень рад, что такого рода демонстрации не могут состояться в Москве или Петербурге.
В России принято считать свою страну Золушкой, а иностранные государства — принцессами, но, побывав в последние шесть лет несколько десятков раз и в Париже, и в Москве, я должен сказать, что Москва — несравнимо более безопасный и надежно функционирующий мегаполис, в котором погромщики не громят магазины и банки, не поджигают сотнями автомашины; в котором исламисты не выходят из тюрем через месяц-другой, чтобы захватить новых заложников или перерезать горло священникам, и в котором не страшно быть евреем на улице или в общественном пространстве. Да, подростков не должны сажать за репосты в соцсетях, и правозащитники правильно говорят об этом властям, но столь же правильным было бы сказать этим подросткам (да и людям постарше), что ксенофобия, гомофобия, религиозный фанатизм, подстрекательство к ненависти — все это отнюдь не то содержание, которое нужно размещать на своих интернет-страницах. Свобода печати и свобода собраний не могут и не должны позволять укрепляться тем, кто использует их для уничтожения свобод, для создания атмосферы ненависти и нетерпимости. Либерализм состоит не в том, чтобы бороться за права тех, кто хочет отнять и уничтожить права; это называется не либерализмом, а банальной глупостью.
Общество, как и человек, должно защищаться и быть защищаемо от того, что угрожает миру и благополучию людей. Обязательство уважать и соблюдать права других должно быть обязательным условием того, что человек или группа могут справедливо рассчитывать на защиту своих прав. Называя вещи своими именами, не нужно бороться за права на митинги для тех, кто будет выступать на этом митинге, призывая к «расправе над неверными» или к лишению прав групп людей на основании их национальности, религии, гендерной идентичности или сексуальной ориентации. Право на свободу болтовни — важное право, но право не погибнуть в погроме, этими болтунами подстрекаемом, пожалуй, еще более важное. Именно этому нас учит трагический опыт свободной Веймарской республики, и этот урок мы, люди, которым дороги либеральные ценности и свободы, должны извлечь — и никогда о нем не забывать. Ибо если бы этот урок был извлечен уже тогда, если бы Веймарская Германия сама задушила бы в зародыше гидру гитлеризма — не понадобилась бы никакая Великая Победа, а все человечество спасло бы от гибели пятьдесят миллионов человек.