Одним из инициаторов создания программы долговременного ухода стала директор благотворительного фонда помощи инвалидам и пожилым людям «Старость в радость» Елизавета Олескина.
Вот как было дело. В июле 2017 года Владимир Путин провел в Петрозаводске выездное заседание наблюдательного совета Агентства стратегических инициатив. В частности, президент встретился с представителями ведущих благотворительных организаций и волонтерского движения. «Возможно ли сделать отдельную программу, которая на государственном уровне решала бы все системные вопросы долговременного ухода, собрала бы элементы медицинской, социальной помощи вокруг пожилого человека, которому нужны помощь, уход в самом широком, современном смысле?» — спросила Елизавета. «У нас принята стратегия до 2025 года, а в рамках реализации стратегии правительство приняло план реализации до 2020 года — на ближайшую перспективу. И вот вопросы, которые вы сейчас подняли, они, конечно, должны быть там упакованы, что называется. Вернемся к этому, я еще поговорю с правительством обязательно», — пообещал Путин.
— Главным делом Лизы было докричаться до властных структур, чтобы они наконец поняли: без системы долговременного ухода за пожилыми людьми цивилизованная страна жить не может, — говорит руководитель PR-направления благотворительного фонда «Старость в радость» Татьяна Ивкина. — Конечно, Лиза, как когда-то волонтер, а потом учредитель и директор фонда, который она создала на базе волонтерского движения, за 11 лет прекрасно изучила ситуацию в стране, связанную с пожилыми людьми и инвалидами. У Лизы особое сердце. Это ее жизнь. У нее муж, ребенок. У ее близких, к счастью, не было серьезных проблем. Просто так устроен организм Лизы — она не может себе представить, что старику никто не поможет. Все свои душевные силы Лиза отдает людям.
Машина раскрутилась быстро. Поручение президента было сформировано в считаные недели. Минтруд определил шесть пилотных регионов. И уже в 2018 году проект стартовал в Волгоградской, Костромской, Новгородской, Псковской, Рязанской и Тульской областях. В году нынешнем к ним присоединились Москва, Мордовия, Татарстан, Камчатский и Ставропольский края, Кемеровская и Кировская области. Еще восемь регионов присоединились к работе в инициативном порядке. В 2020 и 2021 годах предусматривается включение в пилотный проект соответственно 18 и 24 регионов России. К 2022 году систему долговременного ухода предполагается внедрить во всех 85 субъектах Российской Федерации.
На реализацию задачи по созданию системы долговременного ухода за гражданами пожилого возраста и инвалидами в период 2019–2024 гг. планируется выделение из федерального бюджета 11,9 млрд рублей.
Для каждого человека разрабатывается индивидуальная программа
Самым «возрастным» регионом России является Тульская область. Здесь наибольшая в стране доля жителей старше трудоспособного возраста. Эту не совсем радостную позицию регион держит несколько лет. А еще в правительстве Тульской области работают потрясающе отзывчивые, профессиональные люди.
— Проходите, пожалуйста, сейчас мы с вами чаю попьем, и я вам расскажу о программе, — приглашает меня в свой кабинет замминистра — директор департамента социальной политики министерства труда и социальной защиты Тульской области Инна Щербакова.
— Инна Анатольевна, вы попали в число пилотных регионов из-за большого количества пожилых жителей?
— Нет, нас не выбирали. Больше скажу: первоначальных пилотов должно было быть пять, и Тульская область в это число не входила. Но когда мы узнали о существовании такого проекта — а узнали мы от фонда «Старость в радость», с которым работаем с 2009 года, — мы не могли пройти мимо и очень инициативно просили федеральное министерство нас туда пригласить. Говорили, что мы готовы, что мы хотим, что мы видим себя в новой программе. Мы были заражены этой идеологией. Нас успешно «заразила» Лиза Олескина. Потом нужно было заразить руководителей. И нам это удалось! Нас поддержал губернатор Алексей Дюмин, и в адрес министра труда и социальной защиты России Максима Анатольевича Топилина было отправлено два письма в поддержку нашего участия в проекте. Губернатор гарантировал, что необходимые ресурсы для нашего участия будут найдены. Это важно, потому что программа недешевая. Должны быть действительно качественные изменения, в том числе инфраструктуры. Должны быть дополнительные ставки. В активную фазу пилотной работы мы вошли со второго полугодия прошлого года. Это для нас новая работа, хотя точки роста всегда были, нам есть на что опереться. Но работа по-настоящему новая.
— С чего в рамках новой программы начинается сотрудничество государственных органов с нуждающимся человеком?
— С процедуры типизации — с применением бланка диагностики. Такой бланк все пилотные регионы получили в прошлом году. Его разработали Ольга Владимировна Ткачева, главный гериатр страны, и специалисты фонда «Старость в радость». Для нас эта «новинка» стала очень большим подспорьем. Мы понимали, что должны выявлять людей, нуждающихся в помощи, но выявление — это же не самоцель. Надо понимать, что с этими людьми делать, какая им от нас, соцработников, и от медиков нужна помощь.
К человеку приходят специалисты и делают общую оценку состояния, по которой относят его к одной из 6 групп. Шестая группа — это фактически однозначно постоянный профессиональный уход в стационарных учреждениях. Предыдущие группы — в разной степени нуждаемость в услугах как социальных работников, так и медиков. Оценивается все: условия проживания, удобства, наличие родственников, способных и желающих ухаживать. После типизации составляется индивидуальная программа получения социальных услуг (ИППСУ).
Родственники с благодарностью принимают помощь государства
— Часто ли члены семей лежачих больных сами за ними ухаживают?
— В Тульской области более 5 тысяч человек получают родственный уход, без привлечения сотрудников социальных служб — такую информацию мы получили от органов здравоохранения. Но бывает, что родственники не готовы осуществлять уход — например, в силу занятости, и тогда они с благодарностью принимают наши предложения. Мы должны дать понять родственникам, что мы есть, что в случае ухудшения состояния, изменения жизненных обстоятельств, усталости, в конце концов, поможем.
Школа родственного ухода практикуется во всех регионах. Отправной точкой были такие школы в учреждениях здравоохранения, потому что, выписывая людей с определенными диагнозами, важно готовить родственников к тому, в чем этот человек будет нуждаться дома, без наличия медицинских рук.
Во всех центрах социального обслуживания открыты пункты проката средств реабилитации. Нужно посмотреть, в чем нуждается квартира — может быть, в какой-то адаптации. Этот процесс у нас только начинается, мы рекламируем эти услуги. Приходят родственники, мы их учим на месте, как пользоваться приспособлениями. Сами они чаще всего не понимают, что им нужно.
— Вы имеете в виду средства реабилитации для лежачих больных?
— В первую очередь их, конечно. После инсульта или автомобильной аварии человек оказывается прикованным к постели. Что ему нужно дома? Прежде всего, поручни — если есть задача его поднять, а она есть. Ему нужны специальные приспособления в кровати. Ему нужна многофункциональная кровать — мы тоже их предоставляем за плату, чтобы он мог менять положение тела. Нужны столики на кровати. Адаптируется пространство, где он перемещается: прихожая, туалет, ванная — тоже даем все необходимые приспособления для выполнения гигиенических процедур. Кто-то берет технические средства реабилитации людей с ограничениями жизнедеятельности на продолжительное время, кто-то — на один-два дня (например, надувную ванну).
Одинокие бабушки переезжают на зиму в интернаты
— Наверное, непростая задача — выявлять людей, которым нужна помощь?
— Важность проекта в том, что он нам позволил по-новому посмотреть на взаимодействие со здравоохранением. Мы, конечно, взаимодействовали и раньше — с 2014 года действует несколько приказов между двумя министерствами, здравоохранения и труда и соцзащиты. Но сейчас сотрудничество становится более предметным, поскольку учитываются индивидуальные особенности человека. Собственно, пилотный проект позволил нам получать информацию о потенциальных получателях наших услуг. С конца прошлого года мы договорились: когда выписывается человек с переломом шейки бедра либо после инфаркта, инсульта, мы за неделю должны о нем узнать.
И чтобы информация, которую мы получаем из разных источников, стекалась в одно место, мы создали на базе центра соцобслуживания №1 Тулы единый центр координации системы долговременного ухода. Он стал обособленным подразделением, где есть руководитель в должности заместителя директора учреждения, есть диспетчерская служба, служба логистики. Центр начал полноценно работать только с этого года, имеет единый общероссийский номер 8-800-200-52-26. Мы его активно пропагандируем, чтобы каждый человек знал, куда нужно обратиться.
Бывает, что нам поступает информация от соседей — но, как правило, только тогда, когда они начинают бояться уже за себя. Особенно если случается происшествие: бабушка газ открыла, воду в ванной забыла выключить... А мы бы хотели, чтобы соседи не доводили ситуацию до беды. Из здравоохранения сигналы тоже будут поступать в этот центр — у нас с ними единая защищенная сеть для обмена информацией. В прошлом году мы получили информацию о 300 выписывающихся пациентах. Сейчас, с появлением диспетчерской службы, я думаю, мы будем знать о каждом тяжелом пациенте.
— В городе или в селе больше доля тяжелых, лежачих больных?
— Я думаю, что в городе, наверное, больше. Хотя бы потому, что здесь в принципе плотность населения больше. А потом, в селе активнее обращались к нам учреждения, люди, которые проживали на селе. У них же и определенные бытовые трудности, и удаленность родственников. К нам в стационары чаще всего поступали люди именно оттуда.
У нас, например, была практика в центрах социального обслуживания, в стационарных отделениях, когда бабушки приходили в буквальном смысле пережить зиму. А по теплу возвращались домой. Эти бабушки и составляли преимущественный контингент наших интернатов. На селе труднее потеряться — соседи видят нужду; мы работаем со старостами, с главами сельских поселений. Именно выявляемость на селе была всегда выше. В городе люди живут более изолированно. Сейчас, наверное, надо работать на городские пространства, чтобы и окружение знало, и сам человек, если он еще способен принимать решение, и соседи, и родственники.
В Израиле у всех пожилых есть планшеты
— Недавно вы в составе российской делегации ездили в Израиль — страну, славящуюся высоким уровнем медицины и социального обслуживания. Как у них устроена система помощи пожилым людям, что можно взять нам?
— После поездки я собрала директоров учреждений и сказала: все, что делают израильтяне, можем делать и мы. Ничего космического я не увидела. Есть просто любовь к людям, уважение к старости и к немощи. Нас, конечно, возили и в VIP-резиденции, где содержание одного человека стоит на наши деньги 250 тысяч рублей в месяц. Но нам просто показали: вот это космос; вы тоже можете привлечь инвестиции и иметь такие резиденции у себя. В основном же показывали обычные, часто — негосударственные учреждения. Я увидела дементных бабушек с прическами, с лаком на ногтях, который сочетается с цветом кофточек. Ходят они не в байковых халатах, а в красивой одежде.
Я показывала коллегам фотографии, и они поняли, что ничего невозможного нет. Нужно просто подумать, как сделать хорошо. Теперь каждый ремонт в наших интернатах идет со смыслом: не просто красим или меняем линолеум на плитку, а зонируем досуговые места, думаем, как мы выведем людей из комнат в столовую. Понятно, что в имеющихся конструкциях это порой сложно делать. Мы долго не понимали, что человек не должен есть в своей кровати. Нужно, чтобы у каждого была индивидуальная инвалидная коляска, чтобы посадить человека и увезти в специальную обеденную зону. Это, конечно же, нагрузка на санитарку. Одно дело — три раза поменять памперс. А теперь мы говорим, что человек должен, если у него совсем не утрачены мозговые функции, пользоваться туалетом. Даже если он лежит. Соответственно, к нему нужно подойти, помочь ему сесть в коляску, довезти до туалета, адаптированного, конечно. Это цепочка задач, для решения которых в том числе предполагается финансирование.
— А как быть в очень тяжелых случаях, когда человек постоянно лежит, не может передвигаться даже на коляске?
— Тогда мы должны создать ему условия для нормального существования: он не должен смотреть в потолок, кровать нужно приподнять. Нужно дать ему либо планшет, с которым он будет заниматься, либо телевизор в зоне его прямого обзора. В Израиле я увидела, как много наушников у старичков. Каждый может смотреть в планшете свой мультик. При этом днем все спальни были пустыми, куда бы мы ни приехали. Они уже привыкли не лежать. Наши еще, к сожалению, не представляют другого существования, потому что им всегда было нечем заняться. Значит, нужно научить персонал занимать своих подопечных. Фонд «Старость в радость» предоставил нам тренеров, они месяц учили наших специалистов в Москве, а теперь передают опыт персоналу пилотных учреждений.
Кроме того, нужно найти и обучить специалистов, которые будут заниматься комплексной реабилитацией — досуговой, спортивной. У нас практически нет тренеров адаптивной физкультуры. Мы на этот год себе заложили деньги, чтобы их учить. Будет тренер, будет пространство, где он будет работать, — а дальше уже технологии. Поэтому отдельным блоком в нашей дорожной карте по внедрению системы долговременного ухода идет подготовка кадров, повышение квалификации. Все санитарки тотально будут обучены тренерами. А специалисты более высокой квалификации станут учиться платно в Москве, Санкт-Петербурге — такие программы у нас тоже есть.
Задача — сохранить больного человека в семейном окружении
— Федеральные власти помогают? Или считается, что регион должен справляться сам?
— Нам очень помогает Минтруд, я искренне признательна коллегам. С нами регулярно встречались. Пилотные регионы не жили разрозненной жизнью, хотя понятно, что у каждого свои ресурсные возможности, социально-экономические особенности. Но нас всегда собирали на площадке Минтруда, на площадке Общественной палаты, на площадке Агентства стратегических инициатив, то есть было несколько точек, где мы встречались. Нами плотно руководила замминистра труда и соцзащиты РФ Светлана Валентиновна Петрова. Мы ей докладывали, обменивались опытом, говорили о проблемах, что давало нам возможность не вариться в собственном соку, потому что тема новая. Минтруд собирал нас в прошлом году регулярно. Мы ездили друг к другу для обмена опытом в пилотные регионы.
Министерство труда принимало нормативную базу — без этого никуда. И структура дорожной карты, разделы для нас были общими. Но начинку каждый регион вводил свою. Например, стационарозамещающие технологии — это для системы долговременного ухода очень важный момент, потому что в принципе есть задача — сохранить человека в семейном окружении, и только в крайнем случае, когда ему нужен тотальный круглосуточный уход посторонних людей, тогда он должен прийти в интернат.
По результатам поездки в Израиль я получила платформу, от которой отталкиваюсь: что внедрять. Важна каждая мелочь. Например, совершенно простое приспособление: несущие роллинги на потолке, по которым движется ткань, — это позволяет сделать зону индивидуального существования для человека. Хочешь — убрал шторку-ширму, хочешь — задвинул. А гигиенические процедуры возможны только в таком варианте. Тоже нужно было понять, что человек, не осознающий своих действий, с тяжелым психическим поражением, может стесняться, может испытывать неловкость. «Просто вы об этом не знаете, потому что вы другие», — говорили мы санитаркам. Закупили ширмы передвижные и шторы на потолке. Это очень просто, но когда мы увидели такие приспособления, стало даже удивительно: как же мы сами не додумались?
— Что вас еще удивило в Израиле?
— В каждой комнате висит информация о проживающих. Не просто имя-фамилия, а краткая биография. Знаете, для чего так делается? Чтобы специалист по уходу проникся уважением к человеку, который прожил достойную жизнь, а сейчас полностью зависит от него... И мы тоже стали вывешивать краткую информацию в тульских учреждениях.
В Израиле очень развиты стационарозамещающие технологии, сопровождаемое проживание, когда специалист по уходу не приходящий, а находится с пожилым человеком постоянно. У нас пока такой практики нет. Но мы ее обязательно введем. Это еще одно важное направление. Мы совсем недавно, в прошлом месяце, на заседании областной Думы приняли закон о приемной семье для пожилого человека. Это для нас новая технология. В Волгограде, насколько я знаю, таких семей уже 106. Это важно для одиноких людей, которые категорически не желают лежать в учреждении, и для инвалидов. У нас две категории — пожилые и инвалиды — могут проживать в семьях граждан. Можно провести аналогию с приемными семьями для детей-сирот — также за вознаграждение, которое привязано к заработной плате первого разряда социального работника.
— Как же найти такую семью?
— Мы сейчас нормативную базу доводим до конца. Закон есть, примем подзаконные акты и будем работать, во-первых, с приходами — прежде всего нужно рассчитывать на верующих людей. Есть общественные организации, которые объединяют людей неравнодушных. Я недавно встречалась с районными отделами жилсоветов — их, кстати, очень заинтересовала эта идея. В принципе, мотивация та же, что и с детьми-сиротами, гуманистическая. В региональном банке данных остались только очень больные детки и взрослые ребята либо братья-сестры, которые привыкли жить в учреждении и не хотят менять свою жизнь. Даже больных ребят с серьезными диагнозами уже взяли в семьи.
Профессия сиделки становится престижной
— Можете сравнить, что в Тульском регионе изменилось после начала действия программы?
— Не было почти ничего, о чем я вам сейчас говорила! У нас с 2015 года развивалась система сиделок. Но это была платная коммерческая услуга наших учреждений. Мы ее не особенно пропагандировали, потому что не хватало специалистов высокого уровня. Ведь сиделка — это и медсестра, и психолог, и коммуникатор. Большинство социальных работников просто приносили продукты, оплачивали коммунальные услуги, покупали лекарства. Сейчас мы вообще думаем о том, чтобы именно эти услуги, неквалифицированные, передать на аутсорсинг. И тогда мы высвободим руки, высвободим время социальных работников.
Наши социальные работники получают 31 200 рублей. Для региона это приличные деньги. Соответственно, у нас фактически нет вакансий — ни санитарок, ни социальных работников. А значит, понимая востребованность этих штатных единиц, мы можем позволить себе выбирать и отбирать людей по определенным профессиональным критериям и требованиям. Это тоже новое, потому что мы понимаем, что в их обязанностях все большую долю будут занимать услуги по уходу. Не обязательно это будут услуги сиделки. Можно прийти два или три раза в день к человеку, провести гигиенические процедуры, покормить завтраком-обедом-ужином, а вечером эстафету примут родственники. Мы приняли закон с новым перечнем услуг. Мы их раздробили до очень мелких, чтобы подбирать индивидуальные наборы услуг. Раньше была, например, просто гигиеническая процедура. Сейчас она включает в себя много чего: чистку зубов, уход за ушами, за глазами... Если услуга раздроблена, значит, она должна быть выполнена. Не просто гигиена в теоретическом понимании, а все, что нужно конкретному человеку. Нужно обработать его зубные протезы — значит, это будет сделано, потому что это прописано.
— Кто идет в сиделки?
— Очень много молодых — сейчас эта профессия востребована. Есть направление социальной работы в педуниверситете, оттуда к нам идут ребята. Профессия соцработника перестала быть непрестижной. При этом можно спланировать свое время. Возьмешь много услуг — будешь получать и 45 тысяч рублей. А можно в зависимости от жизненной ситуации работать не на полную ставку, получать, например, 20 тысяч.
— Сиделка — чисто женская профессия?
— В сиделки мужчины пока не идут, но социальные работники среди них есть. В основном, правда, в сельских учреждениях. Есть даже семьи социальных работников, когда муж с женой на селе берут на обслуживание деревню, приезжают туда на своем автомобиле, сразу все привозят, дрова колют, воду носят. Вот такой семейный социальный подряд. Мы стараемся оптимизировать людские затраты — например, чтобы в одном доме у разных пенсионеров или инвалидов не было разных социальных работников. Так мы минимизируем перемещение работника по участку, экономя его время и высвобождая для помощи другим людям. Сейчас в Тульской области почти полторы тысячи социальных работников, и потребность в них будет расти с каждым годом.