Мне намного легче положа руку на сердце о чем-нибудь спросить без всякой надежды на вразумительный ответ. Например: что-нибудь когда-нибудь повлияет на повышение культуры нашей многомиллионной бедноты?
О самом человеке можно вовсе не думать, а вот о том, что у него есть свои понятия о своей культурности, нужно все же немного поразмышлять. У нас, например, у нашей помойки дежурят ежедневно двое очень культурных людей. Один из них как-то спросил у меня: «Вы ваши старые ботинки когда понесете выбрасывать?» А другой: «Скажите, поломанного ноутбука у вас нет, чтобы жаба не душила на помойку отнести?» А первый тогда: «Раз уж ничего такого нет, то дайте нам с Андреем Никифоровичем хоть чего-нибудь закурить...» Я дал. По-моему, это и есть высокая культура нашей бедности. А вы как думаете? Так или не так?
Не менее выразительна повседневная ситуация в одном из бывших городов бывшего научного процветания. Там культура бедности в том состоит, что в этом маленьком наукограде научные сотрудники НИИ стоят и торгуют, опустив голову, фруктами и овощами, выращенными на своем огороде. А в это время научно-исследовательские институты либо работают в полсилы, либо не работают вообще. Во всю силу им работать ни к чему. Все их достижения, очень нужные современному человечеству, стоят у нас не больше, чем пара дополнительных башмаков на одну неимущую семью, зафиксированная не так давно нашими любопытными социологами.
Говорят у нас и о какой-то драной варежке, которую в какой-нибудь заброшенной деревне ни за что не высвистишь. Сам я в Москве живу. Лет эдак с гаком. То есть живу я в таком городе, в котором чего ни хватишься, а всего навалом. В нем и бедное население тоже есть. Его в разы больше, чем не в Москве, — при всей столичной красоте и кажущемся финансовом благополучии. А ни про какую заброшенную деревню я ничего не знаю. Те же, кто там побывал (журналисты, писатели), говорят о тамошней ситуации еще более выразительными словами, чем я мог бы сказать про Москву. И если в моем родном городе самый бедный, но очень культурный человек может, если захочет, хотя бы минут десять в день постоять перед стеклянной витриной, в которой выставлены на продажу самые никелированные достижения человеческой мысли и прогресса, то где-нибудь в двадцати километрах от ближайшего райцентра он может только в воображении представлять некий далекий прогресс.
Можно ли утверждать, что в некоторых проявлениях культуру нашей бедности невозможно даже вообразить, а не то что представить? Нет, этого утверждать никак нельзя. Она крепка во всех своих проявлениях, как чугунная мясорубка. Она повседневна, материальна, многогранна, безгранична и касается человека как такового, во всем его биоэнергетическом несовершенстве, гулкой пустоте в карманах и способности перестать наконец верить всему, что ни внушают ему. А внушают ему что? Все то же самое. «Мы — самые духовные и культурные из всех, какие ни проживают на земном шаре». «Нас много, но мы в тельняшках». «Кто не за нас, тот против нас». «Только конченые мрази могли развалить Советский Союз, а так бы жить ему поживать да добра наживать». «Стрельба в 90-х — это вам не стрельба в 2019-м». «Кольцо врагов вокруг нас обычному размыканию не подлежит».
Вот эта культура и есть самая культурная за все последние годы существования современной России. И восходит она ко всему, что существовало во всей России прежней за всю ее многовековую историю. Еще при царе Горохе (более-менее сказочном) люди у нас жили очень бедно, но не всегда культурно. При других царях (более настоящих) жизнь протекала примерно в тех же условиях и в той же густоте народно-хозяйственной культурологии. А уже при советской власти все слои населения охватила всеобщая грамотность, хотя и теперь кое-кто в слове «козёл» допускает сразу четыре ошибки, а слово «маразматический» написать не может вообще. При этом «обдать кому-нибудь по морде» в телевизионной студии в Останкине не считается зазорным, а также более чем незазорно развешивать тонны отечественных макарон на десятках миллионов развесистых отечественных ушей без учета нарастающего желания их стряхнуть.
А когда оковы пали, и на обломках самовластья, кроме слова из трех букв, никто ничего не написал, забрезжило что-то где-то вдали, куда можно было рвануть, «задрав штаны» и с бешеной решимостью во всем теле. Страна в итоге оказалась в хвосте всего, за что ни схватись. Зато валом повалил народ в кинотеатры, стал битком набивать различные театральные залы, толпою понесся на музыкальные концерты. Однако богаче от этого не стал, хотя многие и узнали, чем отличается Гоголь от Козьмы Пруткова, а Зощенко от Шолохова. И Гоголь, кстати, в могучем своем воображении многое представлявший, об одном культурном, но очень бедном человеке написал: «Сторожа не только не вставали с мест, когда он проходил, но даже не глядели на него, как будто бы через приемную пролетела простая муха».
Сегодня муха не пролетит через какую-либо приемную. Никакой культурный, но очень бедный человек там ни за что не окажется. Бюрократия, описанная великим писателем, ни в какое сравнение не идет с бюрократией нынешней, и это, пожалуй, основное наше сегодняшнее «культурное богатство». Иное невозможно.
И еще, конечно, те три процента населения, которые владеют всем тем, чем не владеют остальные девяносто семь. Зато у нас самое фантастическое мощнее самого реалистического. Выходит к людям какой-нибудь административный дядя и вдруг заявляет, что автомобильные дороги «лучше у нас, чем в Финляндии». Как это может быть? Оказывается, это может быть потому, что дядя так захотел. Как-то решил подзабыть, что Суоми в мировом рейтинге качества дорог находится в первой двадцатке, а мы — в начале второй сотни. Летишь по ним ночкой лунною сквозь степной бурьян. При этом официально известно, что все расходы у нас всегда в пределах их культурной необходимости. Как и повышение благосостояния самых неподкупных людей нашего времени. Ничем не рискуя, но в силу необходимости они очень культурно вывезли из страны полтора триллиона американских денег. Если бы вывозили по железной дороге, то тогда бы состав состоял из двух с половиной тысяч товарных вагонов. Поезд ушел, а назад не пришел.
Словом, рожден у нас человек в своей культурной бедности, с тем и уйдет в мир иной. Если, конечно, хотя бы в самый последний момент не спохватится. А все остальное, что называется, от лукавого. У нас он и есть самый культурный и самый богатый.