Сидят уважаемые люди с повышенной социальной ответственностью. Нагиев сидит, Пелагея, Константин Эрнст, Гусман… Посмотрите на них — они счастливы. Глаза светятся, рот не закрывается, и все 33 зуба… Они так вдохновенны, будто только что побывали на выставке Серова на своих лабутенах. Встают поочередно и хвалят, хвалят этот КВН.
А мне не смешно. Значит, у меня проблемы? Чему смеетесь? Эти плоские шутки, эта плохая никакая игра за очень редким исключением.
Президент КВНа Александр Васильевич Масляков мне так и говорил: «Какое время — такие шутки». Абсолютно прав. По нынешнему КВНу можно точно сказать, какое время на дворе. Подцензурное время, время «как бы чего не вышло», время не веселых и находчивых, а трусливых и шарахающихся от любой настоящей остроты, время простоты необыкновенной, которая хуже известно чего. А они все смеются.
Мне есть с чем сравнивать. Я помню КВН времен перестройки и команду города Одессы, и города Новосибирска, и Донецка с Днепропетровском, хорошо помню. Они там шутили о политике товарища Горбачева Михаила Сергеевича… И дошутились, скажете вы? Да, дошутились.
Сейчас я смотрю в Интернете блистательные хохмы от кандидата в президенты Украины Владимира Зеленского и его друзей. Вот это шутки, вот это юмор! Убийственные шутки над всей нынешней политэлитой Незалежной. Мокрого места там от них не оставляют, бьют то в лоб, то по лбу, раскрывая все «трещинки» этих порошенок-тимошенок-ляшко-кличко… Вот это по-нашему!
Но мы так уже не умеем, разучились. А юмор без политики — что мужик без… достоинства. Наш КВНовский юмор такой добрый-добрый, ласковый-ласковый, да, и без тех самых яиц. От него ни холодно, ни жарко и совсем не страшно, то есть абсолютно. На КВН по дружбе приходят то мэр, то премьер-министр, а то и сам… И все смеются так по-доброму. Над собой? Ну уж нет.
Настоящий свободный юморист (нет у нас таких больше) должен быть безжалостен к власти, должен разрывать ее в клочья, но талантливо. А власть должна смотреть это и трепетать, и бояться, и смеяться над собой.
Но не у нас. У нас те, кто там, наверху, больше всего на свете боятся быть смешными. Ведь если ты смешон, то уже не жилец как политик. Брежнев был смешон, потом Черненко, потом Горбачев, потом Ельцин — и все плохо кончили. А сейчас власть такая серьезная-пресерьезная, великая-превеликая. И по-настоящему шутить у нас может только один человек. А ведь это очень смешно на самом деле.
Святой Слуцкий
Нет, Петр Толстой совсем не герой моего романа. Я включил его программу в самом конце и увидел в студии… Такой большой, фактурный, красивый дядечка, так уверенно говорит, просто жжет глаголом сердца людей. А кто это? Да Леонид Слуцкий собственной персоной!
Его же запретили. Он же нерукопожатный. Так называемое общественное мнение сделало из г-на Слуцкого козла отпущения… Да просто козла… И тут опять возникает страшное слово «харассмент», в смысле сексуальные домогательства.
Этот Слуцкий приставал к журналисткам в своем думском кабинете. Сразу к трем! Нет, поочередно. Да он практически Вайнштейн, зайчутка ушастый, рукосуй и похабник. А значит, как указывает нам святая Америка, — ату его! Слуцкого перестали цитировать в прессе, показывать по ТВ, да просто называть. Нет человека — нет проблемы. И харассмента тоже нет.
Но мы не в Америке, моя дорогая. Коллега Толстой сорвал пелену с глаз, убрал запреты и позвал уважаемого человека в свою программу. Действительно, он же никого не убивал, не поил чаем в городе Лондоне с последующим отравлением, как другой его коллега по Думе. Слуцкий просто любит женщин, только и всего. Да, трогал за коленку или еще повыше… Но кто не трогал, назови!
Таким образом Толстой, совесть нации, глубоко верующий депутат и телеведущий, нам говорит: «Любите врагов своих. Ребята, Слуцкий тоже человек, и, как все нормальные депутаты, он тоже хочет светиться в ящике. Так предоставим же ему, агнцу, эту священную возможность». Аминь.
Музыка-жизнь
Что такое музыка? После разговора с композитором Дашкевичем все время думаю об этом. Музыка, которая может поднять, вдохновить слабого маленького человека на подвиг; музыка, которая может унизить, опустить достойного человека до уровня зверя. Музыка!
На канале «Культура» есть такая программа «Энигма», которую ведет Ирина Никитина. Программа о музыке, да. Там Никитина встречается с очень известными композиторами, музыкантами, русскими и не очень, и говорит с ними на их языке — только для посвященных. Но случаются такие откровения…
Никитина приехала в Нью-Йорк к доктору-терапевту Кончетте Томайно. Музыкальному терапевту. Она лечит через музыку самые тяжелые, не поддающиеся лечению болезни. Ее пациенты — старики, больные Альцгеймером, деменцией, потерявшие память и частично разум. Еще — парализованные после инсульта, полностью лишившиеся дара речи. Что она с ними делает! Что музыка с ними делает!
Вот человек, старый-старый. Он уже не может ходить, его надо только поднимать, чтобы пересадить в кресло-каталку. А если он попробует встать, тут же падает. Но ему включают музыку его юности, весь этот блюз, и он… танцует! По-настоящему танцует, а когда танцует, то не падает.
Вот онемевший человек после страшного приступа. К нему приезжает жена, кормит его с ложечки. А Кончетта Томайно кормит его музыкой. Не просто музыкой… Она ставит ему песни на языке идиш, песни его детства. И больной… заговорил! Это правда, не выдумка. Он прожил еще четыре года достойной жизни.
А вот мальчик, ему пять лет. Он совсем не говорит. Молчит, но все понимает. И только музыка, вечная музыка, помогла ему сказать первое слово. Теперь он говорит без умолку.
Вот так это бывает. Надо только очень хорошо, точно знать, какая именно музыка может воздействовать на отдельного человека, на каждого из нас. Потому что мы личности, индивидуальности, и музыка, нам помогающая, должна быть адресована только тебе. Здесь ошибка врача тоже стоит очень дорого, и если найдешь не ту тональность, ритм, действие, то музыка может убить.
Вот такая это была передача, волшебная. В Америке музыкальных терапевтов — всего семь тысяч на всю страну. Это очень мало, но они есть. У нас… У нас тоже есть музыка. Музыка-развлечение, музыка-ум, музыка-душа. Но до реального лечения музыкой мы, кажется, еще так и не доросли.