Полковник Виктор Рубашкин, подполковник Владимир Андриевский и олигарх-посредник Роман Манаширов были задержаны в 2015 году по подозрению в получении взятки по делу в отношении владельца «АСТ-Карго» Жануко Рафаилова и его брата Дона Рафаилова.
Рубашкина и Андриевского взяли на 2 миллионах рублей. Всего договоренность была о 10 млн — по версии следствия, столько должны были получить полицейские за то, чтобы участь Рафаиловых «облегчили».
Вкратце фабула такова: был организован нелегальный бизнес с участием мигрантов — подпольные цеха по пошиву одежды, на которую лепили лейблы Chanel и Adidas. Уголовное дело было возбуждено по трем статьям УК — «Организация преступного сообщества», «Организация нелегальной миграции», «Использование рабского труда». На этом деле следователи ГСУ погорели.
После полугода в СИЗО Рубашкин признал вину и заключил сделку со следствием, дал подробные показания на подельников. Полковника перевели под домашний арест.
Недавно Одинцовский суд приговорил Андриевского к 11 годам колонии строгого режима и штрафу 19 млн руб, Манаширова — к 12 годам и штрафу 220 млн руб. Наказание полковнику Рубашкину — 4,2 млн руб. Его освободили в зале суда.
О деталях дела Рубашкина читайте в материале «Один из лучших следователей МВД оказался тайным миллионером»
«Следователь, как кулинар, должен что-то приготовить»
Рубашкин живет в коммунальной квартире в пяти минутах от офиса ГСУ. Обстановка в комнате спартанская — ничего лишнего. Много фотографий, икон.
— Где же ваше богатство? — первым делом спрашиваю я.
— Сами видите мое «богатство»: я далеко не подпольный миллионер Корейко. Все, что было, — 250 тысяч долларов, которые хранились в ячейке банка, — вернул, а что осталось на счетах, около 4 миллионов, уйдет в счет штрафа.
— Вашей персоны коснемся позже — расскажите сначала про внутреннюю «кухню» Следственного управления. Вас называют эдаким серым кардиналом, владеющим многими тайнами ведомства…
— В какой-то мере я и есть живой архив ГСУ. Пришел в 1995 году, в бытность генерала Виктора Довжука. В 1999 году произошла смена власти: кресло руководителя занял генерал Иван Глухов. При нем я отработал 13 лет. Следом — генерал Владимир Морозов. И крайняя, четвертая администрация на моем счету — нынешнее руководство ГСУ: команда генерала Натальи Агафьевой.
— Какой из руководителей был более по душе следователям?
— Непрофессионалов на эту должность никогда не назначали. Особо запомнился генерал Глухов: об его эпохе отзываются лучше всего. Глухов прекрасно проявил себя и как руководитель, и как человек. По-отечески относился к каждому следователю, не грубил, не хамил, вел себя не заносчиво.
Его последователь — генерал Морозов — считал, что ГСУ до него работало в ручном режиме. Морозов, выступая перед нами, сказал: «Я понимаю, что я не первый и не последний, но я хочу выстроить работу так, чтобы все действовало в автоматическом режиме, чтобы руководитель занимался делами на своем уровне».
А вообще мне понравилось выражение покойного первого начальника Следственного управления ГУВД полковника Ивана Поташова: он сравнивал нашу работу с кулинарным мастерством. «Оперативники принесли, муку, сахар, что-то еще, все ингредиенты. Следователь, как кулинар, должен что-то приготовить», — зачастую говаривал он.
— По-прежнему в ГСУ издаются вызывающие смех приказы типа запрета утюгов и чайников в кабинетах?
— Эти приказы не совсем глупые — основывались на соблюдении правил пожарной безопасности. А впрочем, может быть, это связано с тем, чтобы следователи меньше чай пили, а больше уделяли внимание уголовным делам? Вот в помещениях ГСУ курить запретили — следователи теперь выходят на улицу. А новая администрация следит, сколько за день человек выходил курить. Если это съедает 3–4 часа рабочего времени — какая от тебя отдача? Надо задуматься о поиске нового работника. А с другой стороны, эти же следователи порой перерабатывают: до 23.00 на работе, приходят в выходные, то есть не считаются со своим временем. Бывало, мы сутками работали. Так было, когда потенциальных террористов допрашивали.
— Любое ли дело «по зубам» следователям ГСУ?
— В ГСУ так и не смогли «переварить» дела 1996 года — это большие фондовые дела, финансовые пирамиды; только часть доводили до суда. В 90-е годы по итогам приватизации много чего накуролесили. А из моих громких дел — это расследование преступлений Яши Субботы. Услышал, что недавно он попался на краже из дома таможенника Бельянинова. А я с коллегами в 1996 году расследовал его первую кражу скрипок Страдивари — в раскрытии помогла агентура. Помню, этот персонаж все подробно рассказывал. А мама Яши — хороший мастер, обшивала Аллу Пугачеву и, конечно, такого не ожидала от сына. Когда Суббота освободился, помню, давал советы по телевизору, как обезопасить свой дом. А я смотрел и улыбался…
— Угрозы получали когда-нибудь?
— Это было у более ранних поколений следователей — в некоторых даже стреляли. Меня это не коснулось.
— Неоднозначные дела, где закон можно повернуть в противоположные стороны, встречались?
— Это дела по ДТП — особая категория. В ГСУ поступало много дел по громким авариям, считавшихся бесперспективными. Бывало, шесть следователей до тебя вынесли отказ в возбуждении уголовного дела, но с учетом общественного резонанса нужно было снова копаться и искать хоть малейшую зацепку. Находили, направляли в суд — следовали запросам общества. Слышал, не все так однозначно было с ДТП с участием вице-президента «ЛУКойла» на Ленинском проспекте, которое случилось в 2010 году…
— Раньше считалось престижным работать в ГСУ — это было мечтой всех следователей. Ситуация изменилась?
— В былые годы, прежде чем попасть в ГСУ, надо было поработать лет десять «на земле», то есть на территории, и пройти конкурс. Была стабильность. Насколько знаю — общаюсь же с товарищами, — в настоящее время царит жуткая текучка, следователи долго не работают.
— Почему?
— Это в советские годы следователей считали «голубой кровью» милиции — потом все поменялось. А уже в 1992 году, когда я заканчивал Высшую школу милиции, никто из моих одногруппников, в том числе и я, не хотели идти в следователи. Опытные кадры, которые работали в советские годы, не смогли работать в новых условиях. Лет десять восстанавливали работу следствия — понятно, это отражалось на работе МВД.
— Сейчас ситуация стабилизировалась?
— Не совсем. В ГСУ нет серьезной кадровой работы, следователей берут со студенческой скамьи. Этим все сказано. Грубо говоря, это как люди из каменного века попали в XXI век, пропустив важные стадии развития. Они не умеют делать самых простых вещей, нахватались теории «по верхам»…
«Так сейчас никто не работает и не живет»
— Мы постепенно приблизились к главной теме — коррупции...
— После истории, случившейся со мной, мониторю тему взяток. Разные мнения слышу. Не всегда задержание связано с борьбой против коррупции.
— Вскоре после вашего с Андриевским задержания в ГСУ возник пожар, причем очаг был в двух местах. Ходили слухи, что сгорел сейф с изъятыми в ходе обысков крупными суммами…
— Если это и связано с чем-то, то с экономическими делами. А Андриевский переехал в сгоревший кабинет незадолго до пожара.
— Ваши ощущения от пребывания в «Лефортово»?
— Мои руководители неоднократно говорили, что мы, следователи, можем поменяться местами с нашими фигурантами. А так это шок: вырвали из привычной жизни, все остановилось. Следующий этап — смерть. Ты прекрасно понимаешь, что ты сделал и что за это светит. Это не менее десяти лет, то есть жизнь будешь завершать в тюрьме. Это ошарашивает. Это удар и по сознанию, и по здоровью. Но в принципе я быстро отошел.
— Кто были соседи по камере?
— Это бывшие высокопоставленные офицеры. Всегда опрятные, следили за порядком. По сравнению с ИВС на Петровке в «Лефортово» сидит культурная категория лиц: есть о чем поговорить, люди всесторонне развиты.
— Вы о чем говорили?
— Вообще-то не хотелось разговаривать. Я с собой взял религиозную литературу, Молитвослов — старался больше читать. Один сокамерник был общительным, а другой сказал, что он молчун по жизни, тем более его дело засекречено, нельзя обсуждать. Это был фигурант по делу генерала Сугробова (экс-глава ГУЭБиПК МВД Денис Сугробов, приговорен к 22 годам за создание преступного сообщества и превышение полномочий. — «МК»). Как-то пришлось проводить время с бывшим таможенником — человеком с тремя высшими образованиями. Он участвовал в разработке таможенного законодательства. Очень много по жизни он прояснил, интересно было.
— А олигарх Манаширов? Как у вас отношения строились?
— Манаширов сидел с гражданскими, я с ним пересекался на очной ставке. Он относился и относится ко мне с сочувствием — так и сказал во всеуслышание: «Зачем вам этот бедный следователь из общежития?» Когда он узнал, что я столько денег выдал следователям, то по-человечески запереживал: мол, у тебя же на руках маленький сын…
— В последние годы следователей ГСУ то и дело ловят на мошенничестве и взятках. Та же подполковник Амзина с коллегами, занимавшаяся квартирными махинациями, майор Александр Сидоров, погоревший на деле экстрасенсов… С чем связан коррупционный рост?
— Раньше в ГСУ меньше занимались этими моментами, берегли людей. Если видели, что дело принимает неприятный оборот для следователя, то устраивали переаттестацию — так было во времена Глухова. Особый отдел ставил крестик на твоем деле: мол, этот не пройдет. Вручали уведомление об увольнении — вместо того, чтобы посадить. Люди понимали, уходили. А если с другой стороны подходить… Это так человек устроен: родители не занимаются воспитанием. Если у человека есть твердые стержни, основы — «не укради», — то он несет это по жизни. Слышал такое мнение, что сотрудник полиции, если не является верующим, обязательно когда-нибудь не устоит. Искушения бывают очень высоки, особенно когда занимаешь высокую должность.
— Простите, Виктор Иванович, а как же все это сопоставимо с вашей историей? Насколько знаю, вы верующий.
— Изначально же я не был. К Богу пришел в позднем возрасте.
— Что произошло, что вы стали обвиняемым по делу о коррупции?
— Чисто по-человечески — не устоял. Нашли нужные ключи. Через меня проходило много стажеров, они говорили: «Виктор Иванович, так сейчас никто не работает и не живет…»
— Имея в виду — жизнь в коммунальной квартире?
— Да. Это все накапливается, и происходит профессиональная деформация. И в результате — ни имущества, ни семьи.
— Зато — свобода! Почему вас не посадили?
— Выбрал путь благоразумного разбойника. Понимаю, что жизнь земная не заканчивается, это только экзамен. Как ты завершишь жизненный путь, так и определишь вечную будущую участь. По выражению прокурора, мое дело разрешилось чрезвычайно мягким приговором. Это нужно ценить и понимать. Прецедентов таких я не вижу.
— С чем все-таки это связываете?
— Это милость Божья, пример того, что выбрал правильный путь (покаялся и пошел на сделку со следствием - «МК»).
— Почему Андриевский не пошел по вашему пути?
— Не осознал? А может, ближе земное, стяжательство…
— Как коллеги относятся к случившемуся? Ведь вас считали лучшим следователем ГСУ.
— Я себя очень критично оценивал, всегда смущало, когда хвалили. А относятся ко мне с симпатией, слова плохого никто не сказал. Товарищи по ГСУ как-то встретили по пути в храм, куда я шел с ребенком, подошли: «Можешь ничего не говорить — все понимаем».
— Чем планируете заниматься в будущем?
— Два года по приговору суда я не могу работать в правоохранительных органах, да и возраст не позволяет. Пока не знаю. Не боюсь взяться за лопату, но дворником — вряд ли. Приходил в жилищную компанию, просил дать маленький трактор, чтобы убирать территорию. А в ответ услышал, что все места заняты выходцами из Средней Азии…