Мне постоянно говорят о том, что не стоит бороться в безнадежной ситуации. Я постоянно думаю об этом. Путешествия лечат, цветы умиляют, наслаждения уносят за облака, а борьба разрушает. Любой олимпийский чемпион знает, что победа — это поражение, потому что плата непомерно высока.
А помогать трудно. И не только потому, что это требует бесконечных душевных сил, а многие люди живут в режиме жесткой экономии сердечных движений и не тратятся по пустякам, считая пустяками все, что происходит не с ними, а с другими людьми. Дело в том, что в голову другому человеку не залезешь. И все, что вам кажется очевидным и естественным, другому кажется сначала странным, а потом неестественным, а значит, подозрительным. Вообще любая деятельность не в свою пользу первым делом вызывает вопрос: а зачем он или она это делает? Святых на свете нет, и, стало быть, что-то тут не так: вроде бы некто хочет помочь, а на самом деле наверняка собирается облапошить, но по-хитрому. Не будет же нормальный человек действовать себе во вред…
Я пишу судебные очерки без малого 40 лет, то есть прожила целую жизнь в окружении следователей, судей, адвокатов, сотрудников милиции-полиции, преступников и потерпевших. Я дружила со следователями и судьями, что сейчас уже невозможно себе представить, встречала милиционеров, к которым люди день и ночь шли за помощью, и постоянно находилась в котле работы адвокатов. Они всегда делились на обычных пахарей, рыцарей Фемиды и явных или неявных уродов, которые любую человеческую беду считали возможностью заработать и делали это виртуозно.
Вот спроси меня сейчас: каких адвокатов было больше? Не знаю. Знаю только, что к подвижникам адвокатуры люди шли за тридевять земель и слухи о них распространялись с быстротой солнечного света. И звонить им можно было днем и ночью, а не до 18 часов, и выходных у них не было, и в случае чего они срывались с дачи, из отпуска, с берега моря, из санатория и на всех парусах неслись туда, где человек терпел бедствие. А уроды — они никуда не неслись. Они брали деньги за каждое посещение следственного изолятора (а я еще помню, что для этого нужно было занимать очередь и многие приезжали в изолятор в 6–7 часов утра с термосом, шоколадками и полной сумкой бутербродов для себя и таких же бедолаг) и в судах сохраняли олимпийское спокойствие, не нервничали и со своими клиентами, не говоря уж об их родственниках, общались как с отходами общества, которых — фу, гадость! — приходится терпеть. Они «теряли» драгоценные документы, в самый ответственный момент переставали отвечать на звонки, исчезали или заболевали, губили людей, которые полностью им доверяли, — и завтра все начиналось сначала. Но про уродов, как правило, все всё знали. Поэтому сохранялось хрупкое равновесие сил и рано или поздно можно было добраться до настоящего защитника.
Однажды к старому московскому адвокату обратилась женщина, муж которой попал в беду. Супруги были чеченцами. Главу семьи — если память не изменяет, звали его Ибрагим Дадаев — сотрудники милиции несколько месяцев вынуждали дать показания против дальнего родственника, а Ибрагим его много лет не видел. И вот однажды на улице к нему подошли милиционеры и попытались засунуть в карман тренировочных штанов, в которых он шел из магазина, пакетик с наркотиком. Ибрагим бросил авоську с продуктами и схватился за карман, и тут ему в руку воткнули иголку.
И вот с этой иглой под ногтем он оказался в СИЗО. Рука посинела, но врачам его не показывали. Я чудом попала на прием к генералу — по-моему, это был заместитель начальника ГУИНа, — передала жалобу адвоката, человека перевели в «Матросскую Тишину», где была тюремная больница, спасли руку. А потом освободили из-под стражи в зале суда. Адвокат бился за Ибрагима как за близкого родственника. Я думала, у него будет инфаркт. Нет, тогда все обошлось, он случился позже.
А с недавних пор все изменилось.
■ ■ ■
Ко мне то и дело стали обращаться люди, которых обманули адвокаты. Сюжеты разные. Например: адвокат взял сумасшедшие деньги, проиграл дело и не подходит к телефону. Или: адвокат выкрал важнейшие документы, разгласил конфиденциальную информацию, которой впоследствии воспользовались процессуальные противники, и дело было безнадежно проиграно. Или: адвоката перекупила другая сторона. Когда это стало известно, люди остались без помощи и с пробоиной в борту. Жаловаться на адвоката решается далеко не всякий потерпевший: во-первых, потому что невозможно доказать, сколько денег он взял, — редко кто оформляет нужные документы, а во-вторых, никто не верит в то, что адвоката накажут. А не верит потому, что наказывают редко, эти сюжеты можно пересчитать по пальцам. Иногда на полпути у людей сдают нервы, они перестают бороться и складывают оружие. Выдержать такую нервотрепку может далеко не всякий. И никто за это предательство не отвечает, кроме потерпевших, конечно.
Найти сегодня хорошего адвоката практически невозможно. А как искать? Адвокатуру наводнили бывшие следователи, сотрудники прокуратуры и полиции, которые пришли в адвокатуру не защищать людей, а «решать вопросы». Они знают, к кому пойти, с кем поговорить, они дают заработать бывшим коллегам и судьям, и себя, понятно, не обижают. А человек, попавший в беду, занимает деньги, берет ссуды, продает квартиру. Он не знает, какой адвокат хороший, а какой плохой. Не знает, и знать не может. И не должен. Он знает только, что адвокат — это защитник. Значит, поможет. А решала, оказывается, просто зарабатывает на вас деньги. И когда все выплывает наружу, люди сходят с ума, обращаются к ясновидящим и ворожеям, которые тоже не с небес сошли и любят осетрину горячего копчения, дорогие автомобили и отдых у теплого моря. И вот когда все проиграно дотла, люди идут к журналистам.
Я слушаю человека, который сто раз повторяет одно и то же, заикается, не может ответить ни на один вопрос, плачет, трясется, пьет таблетки, сует мне какие-то никому не нужные документы, — и как быть?
И помочь невозможно, и не помочь тоже невозможно. Называется: жизнь.
■ ■ ■
Видя, что происходит в судах, люди приходят и говорят: а зачем вообще тратить деньги на адвоката? Он же ничего не может, судья его не слушает, исход дела заранее предрешен.
Прости господи, но если адвоката слушать незачем — его и не слушают. Однако бывает по-разному.
В декабре 2015 года я опубликовала судебный очерк про дело Спартака Логунова. Он был чиновником Росрыболовства и имел право на безвозмездную субсидию для покупки жилья. А жилья у него не было. Человек был прописан в старом деревенском доме, который ему подарила мать. А он подарил его отцу. Это была однокомнатная деревянная хижина, в которой родители фанерой отгородили ему угол. В этом углу не было окна, зато он был похож на крошечную комнатку.
И вот Логунов получил субсидию и купил квартиру. А через несколько лет жилищная комиссия пришла к выводу, что он сознательно ухудшил свое квартирное положение: подарил отцу целый прекрасный дом и превратился в нуждающегося… Его взяли под стражу и предъявили обвинение в мошенничестве в особо крупном размере (ч. 4 ст. 159 УК РФ).
Коптевский суд признал его виновным в хищении 6 миллионов 665 тысяч 793 рублей и 75 копеек и приговорил к 5 годам лишения свободы. Логунов был взят под стражу в зале суда. А его защитник В.Ландинов исчез, даже не обжаловав приговор. То есть оставил без помощи в самый драматический момент его жизни.
Защищать Логунова взялась адвокат Елена Бухарина, которая представляла его интересы на предварительном следствии. Она сама предложила помочь и работала как на урановых рудниках. И 10 ноября 2015 года Логунова признали невиновным и освободили из-под стражи в зале Мосгорсуда.
Когда мне об этом сообщили, я ехала в машине. Я закричала «ура» так, что машину остановили — случившиеся неподалеку сотрудники ДПС подумали, что кого-то убивают.
А через несколько месяцев ко мне обратился знакомый женщины, которая тоже работала в Росрыболовстве. И ее взяли под стражу точно по той же причине, что и Логунова. Я посоветовала этому человеку связаться с адвокатом Логунова, но он сказал мне, что у них уже есть адвокат, и попросил с ней встретиться.
Кабинет адвоката находился в «хрустальном» офисном здании за новым входом на станцию метро «Маяковская», то есть в нескольких десятках метров от Тверской. Меня встретила нарядная женщина на высоких каблуках. То и дело поглядывая на часы, она в двух словах рассказала мне историю своей клиентки, с изумлением смотрела, как я строчу в блокноте, и поднимала ухоженные, как версальский газон, брови, когда я задавала ей массу лишних, с ее точки зрения, вопросов.
Я сказала, что прочитаю документы, позвоню ей и мы все обсудим. А она ответила, что звонить не стоит — вечером она улетает во Владивосток, где, собственно, и проживает. И пусть я напишу очерк, а она вернется и его проглядит. Запахло дорогой халтурой. Я позвонила знакомому женщины, которая находилась в СИЗО, и сказала, что очерк писать не буду.
Женщину признали виновной, и она отбывает наказание.
А ведь ее ситуация была точной копией дела Логунова. Просто у нее был другой адвокат, который прилетал на работу из Владивостока.
■ ■ ■
Но адвокаты тоже люди. И раз изменились они, не могли не измениться и потерпевшие.
Вместе с гражданами, которых обманули адвокаты, появились и адвокаты, которых обманули клиенты.
15 лет назад я познакомилась с адвокатом Екатериной Рой, которая пыталась помочь семье, попавшей в чудовищную ситуацию. Студентка первого курса МГУ возвращалась домой, и в подъезде на нее напали какие-то твари. Они изнасиловали девушку и несколько раз ударили лицом о металлическую раму лифта. Девушка перенесла множество пластических операций. Но самое ужасное заключалось в том, что она перестала выходить из дома: как только она оказывалась у лифта, с ней случался приступ. И ее мать заняла у друзей и родственников деньги и купила для дочери другую квартиру. А эту квартиру мошенники продали второй раз. Пропали и деньги, и квартира. Я написала об этом судебный очерк. Но сколько адвокат ни сражалась, она проиграла все суды — хотя мошенница, продавшая несчастную квартиру второй раз, прислала из колонии письмо, где подробно рассказала, как было совершено преступление.
И все эти 15 лет Екатерина не оставляет попыток помочь пострадавшей семье. И даже если ничего не выйдет, это все равно поступок, который помогает земному шару не сойти с орбиты.
Так вот, летом в 2016 году она рассказала мне историю семьи Кизимовых, ставшей жертвой квартирного мошенничества. Это была из ряда вон выходящая история.
В 2015 году Кизимовы купили квартиру на Славянском бульваре. А через несколько месяцев получили письмо с просьбой вернуть эту квартиру, потому что ее похитили у хорошего человека.
В свое время там проживали дед Эдвард, сын Виктор и внук Станислав по фамилии Францкевич.
В 1995 году сын Виктор, назанимав у всех соседей денег, бесследно исчез. 25 лет этого человека никто не видел. Суд признал его утратившим право на квартиру. Потом умер дед Эдвард, а потом внук Станислав продал эту самую квартиру — ее-то и купила семья Кизимовых. И вот спустя 25 лет невесть откуда появляется Виктор Францкевич и заявляет, что все это время он себе жил-поживал, никого не трогал, а тут сын взял да и продал его квартиру. Надо бы ее вернуть.
Из потрясающих деталей этого незабываемого судебного процесса упомяну лишь две: на пятое приглашение призрак Францкевича явился в суд с паспортом гражданина СССР, а судьи, увидев этого гражданина исчезнувшей страны, не скрывая изумления, разглядывали его старую фотографию, чтобы понять, кто же на самом деле перед ними стоит.
Когда в «МК» был напечатан судебный очерк про семью, купившую эту заколдованную квартиру, мы опубликовали их фотографию с подписью: «Кизимовы, не сдавайтесь!».
Они и не сдались.
Осенью 2017 года, накануне последнего заседания суда, Марина Кизимова приехала к адвокату и сказала, что она отказывается от ее услуг, поскольку ей нечем платить. Когда Кизимова ушла, выяснилось, что она украла со стола соглашение об оказании адвокатской помощи.
Через несколько дней потерпевшая гражданка Кизимова явилась в суд с другим адвокатом и выиграла дело, которое блестяще провела Екатерина Рой. Квартиру у призрака Францкевича удалось отбить.
То есть в квартире остаться хочется, а платить адвокату не хочется. А зачем платить? Все адвокаты жулики, у других денег наворуют.
Так вот, этот трюк с отказом от оплаты сегодня превратился в ураганную эпидемию. Причем некоторые граждане поступают просто: как Кизимова, накануне решения заявляют о том, что у них нет денег и взять их негде. А некоторые действуют с огоньком: приходят на консультацию, и когда адвокат, потратив несколько дней на изучение документов, подробно объясняет им, как нужно действовать, исчезают по-английски.
■ ■ ■
Святых на свете нет, но есть люди, которые не могут не помогать другим. Это адвокаты, которые насмерть сражаются за терпящих бедствие как за своих родных; это врачи, у которых каждая удачная операция забирает кусок жизни; это журналисты, которые на всем скаку вмешиваются в безнадежную историю и пишут не о том, как у звезды эстрады захворал той-терьер, а о том, как собрать деньги на операцию умирающему ребенку…
Нередко помочь не удается. Больной умирает, деньги собрать не успевают, терпящие бедствие проигрывают выродкам. Но почему-то получается, что одна-единственная победа, большая или маленькая, что-то меняет вокруг. Ну и что с того, что злых и равнодушных людей на свете, похоже, больше, чем по-настоящему добрых. Добро — это самое ослепительно прекрасное и дорогое полезное ископаемое на земле. Месторождений становится все меньше, но они есть. И только поэтому мы все еще живы.