Короткая стрижка, спортивная шапочка, свободный пуловер, брюки, ботинки — в ее гардеробе нет и не было никаких юбок, платьев, туфель на каблуках, приталенных вещей. Она не пользуется косметикой, никогда не красит губы, не подводит глаза. Единственное украшение — полусантиметровые тоннели в ушах, никак не маркирующие пол.
— Моя двоюродная сестра рассказывала, что я в детстве не говорила о себе в женском роде, но этому не придавали особого значения, — говорит Александра. — А я помню, как уже в дошкольном возрасте до слез упиралась, чтобы не надевать платье и ажурные колготки. Любила джинсы, свитера, кроссовки. В конце концов мама сдалась и сказала: «Носи что хочешь!» Лет в 7–8, когда мама водила меня в парикмахерскую стричься, я наклоняла голову назад, чтобы мне больше волос отстригли.
Она вспоминает первую влюбленность, которая случилась с ней еще в начальной школе. Это было молчаливое воздыхание, похожее на нежную дружбу. Саша провожала одноклассницу до дома, носила ее тяжелый рюкзак.
— Тогда же я впервые услышала слово «лесбиянка» — так дразнили в классе одну девочку. Ее называли «Дианка-лесбиянка». Я спросила у мамы, что это значит. Мама удивилась, где я могла такое услышать, а потом спокойно объяснила, что чаще всего девочкам нравятся мальчики и наоборот, от любви мужчины и женщины рождаются дети. Но иногда бывает и по-другому, когда люди влюбляются в представителей своего пола... Этот разговор почему-то отложился в памяти.
…Примерно к восьмому классу из ее круга общения исчезли мальчики. И сейчас она с мужчинами практически не общается, не считая двух-трех человек, с которыми ее связывают приятельские отношения.
— Трудно, наверное, найти себе пару по образу и подобию?
— Естественно, это сложнее. Очень важный момент — встретить человека, который воспринимает себя как личность, а не с точки зрения половых признаков и социальных ролей, навязываемых обществом. Многие понимают, что они не гетеронормативные, но не могут это принять. В моем идеальном мире не должно быть разграничения на мужчин и женщин. Стою на том, что бинарная система исключительно гнилая, причем в любых отношениях.
— Как распознать «своего» человека?
— Трудно объяснить. Я называю это «гей-радар». Есть какие-то маркеры в поведении, внешнем виде, манерах, жестикуляции.
— И драмы тебе случалось пережить?
— Без драмы бывает очень редко, потому что у двоих чувства никогда не заканчиваются одновременно и остаться друзьями после расставания тоже невозможно. Моя первая сильная любовь завершилась большими страданиями. Четыре месяца постоянных срывов, слез, депрессии. Сложно продолжать отношения с человеком, который может сказать, что он тебя безумно любит, но в будущем видит себя только с мужчиной. Были и эпизоды измен, которые я не могла игнорировать. Забавно, что через пару лет после окончания колледжа выяснилось, что все про нас знали, но никак это не обозначали.
— У тебя уже были серьезные отношения?
— Три серьезные истории, а влюбленности без счета. С первыми двумя девушками я познакомилась в колледже, а с Алиной мы нашлись в Тиндере (Tinder — приложение для романтических знакомств). Никто не знакомится на улице. Алина указала в описании: феминистка, вегетарианка, квир — как и я. Еще там была фраза: «Не пишу первая, потому что стесняюсь». Пришлось мне взять инициативу. Недели две общались онлайн, а потом договорились встретиться в метро. Я написала, что буду с пакетами — мне надо было сдать мусор на переработку. Пластик, стекло, металл. Алина не удивилась, она тоже за экологию.
— Вы живете вместе?
— Нет, но это временно. Алина учится на дневном, я работаю, но одной оплачивать квартиру мне пока не по карману. Периодически, когда есть возможность, живем либо у нее, либо у меня. Проводим вместе каждые выходные и еще видимся пару раз в неделю.
— А вы с Алиной думали о том, что, возможно, вам когда-нибудь захочется иметь детей?
— К деторождению у нас отношение негативное, но я не исключаю, что в будущем мы захотим взять приемных детей-отказников. Это будет честно, потому что, имея какую-то материальную стабильность, внутреннюю готовность и свободное время, эгоистично не взять ребенка из детдома.
— Может быть, с возрастом что-то изменится. Как с курением. Или это константа?
— Курить я бросила из-за Алины, которая не курит, ради собственного здоровья и еще из-за денег: за год я «прокуривала» целый отпуск! Но в плане деторождения у меня точно ничего не изменится. Это исключено, как и отношения с противоположным полом.
— Мне кажется, к мужчинам-геям общество относится более агрессивно, чем к женщинам, выбравшим однополую любовь.
— Это правда. У меня есть знакомые, которых реально бьют на улице, которые сталкиваются с агрессией. В России так исторически сложилось, потому что у нас страна тюремная и отношение к геям неадекватное, хотя после революции 1917 года около 10 лет не было статьи о мужеложстве. У лесбиянок невидимый статус, поэтому общество к ним слепо. Классическое «объяснение»: «не встретили нормального мужика». Открытой агрессии не было, мне повезло. Мы все-таки не в пуританской стране живем! Иногда, когда мы шли по улице за руку, слышали замечания, шуточки в стиле: «А третьим позовете?» В центре Москвы меньше шансов нарваться на агрессию, чем, например, в Мытищах или на любой другой городской окраине.
— Вы себя лесбиянками не считаете?
— Технически — да. Мы биологические женщины, а сексуальная сфера играет большую роль.
— У вас есть разделение на мужскую и женскую сферы?
— Как я, так и Алина против бинарности. Это очередной миф, будто в лесбийских или любых других гомосексуальных парах существует разделение на мужскую и женскую роли. Роли — это пережиток.
— Тебе это мешает в жизни? Было бы проще, если бы ты была как все?
— Конечно, мне было бы проще, потому что я вписывалась бы в рамки преимущественно гетеронормативного общества. Например, когда я курила, незнакомый человек мне мог сказать: «Курить плохо, ты же женщина!» Или с дедом были ситуации, когда я вечером после работы пила пиво, а он делал мне замечание. Я спрашивала: «А почему это плохо? Я давно совершеннолетняя». Но он не нашел никаких аргументов, кроме одного: «Ты же девушка!» — «А ты в 14 бухал со своим отцом самогон, и это было нормально?» — «Да, я мужик!» Или вроде как доброжелательные вопросы коллег: «А у тебя есть хоть одна юбка?» — «Нет. А надо?» Люди сразу осекаются.
— Тебя когда-нибудь принимали за парня?
— Это происходит постоянно. Когда кто-то не может определить твой пол и, к примеру, в магазине обращается: «Молодой человек!» — а потом ты оборачиваешься и видишь, как на его лице проступает изумление: «А вы девушка?» В большинстве случаев люди теряются, начинают извиняться. Мне в такие моменты всегда хочется сказать: «Зачем вы усложняете свою жизнь?» Они реально чувствуют вину за то, что перепутали чей-то пол. Им кажется, что они меня оскорбили. Они не знают, что говорить и что делать, если они не могут вписать человека в четкую гендерную систему.
— И все-таки чего в тебе больше: мужского или женского?
— Я не вписываю себя в эту систему: не отношу себя ни к мужчинам, ни к женщинам. Просто человек. Но если представить себе шкалу, то мое место посередине, в зависимости от времени, ситуации и места. Я человек более рациональный и жесткий, чем Алина. Считается, что это «мужские» качества.
— Бывают ситуации, когда вам приходится как-то скрывать ваши отношения?
— Сейчас, планируя отпуск в Эмиратах, мы вспомнили, как однажды у нас была ситуация в отеле, когда нам пришлось просить двуспальную кровать, потому что в номере были две отдельные кровати. Когда мы пришли на ресепшн с просьбой поменять комнату, девушка не подала виду, что это ее удивило, но работники отеля, которые нам показывали номер, подхихикивали. Как мы будем просить двуспальную кровать в Эмиратах? А если серьезно, то ты постоянно ощущаешь дискриминацию, и это ложится грузом на твою жизнь. Ты знаешь, что ты другой, но везде ты видишь иную жизнь, где твоя личная история никак не представлена.
— Насколько важно для вас держаться за руки на людях, целоваться?
— Как в любых союзах, это тактильная часть отношений, которая важна, как проявление нежности. Открытого негатива мы не встречали. Люди могут смотреть, откровенно пялиться, если мы сидим в обнимку, держимся за руки или целуемся. В то же время меня раздражают гетеросексуальные пары, которые откровенно «сосутся» в метро.
— Вы с Алиной хотели бы оформить свои отношения?
— Да, и мы это сделаем в стране, где такой брак имеет юридическую силу, потому что в жизни важны такие заезженные вещи, как, к примеру, вопросы социальной поддержки, то же посещение в реанимации, имущественные проблемы. Кроме того, хоть институт брака устаревает, это все равно приятный ритуал.
— Тебе не надо шифроваться перед мамой. А родители Алины в курсе ваших отношений?
— Они не знают. Пусть пока думают, что мы подруги. Так проще. Интересно, что отцы адекватнее относятся к выбору дочери, а матери более безумные. С парнями, наверное, наоборот. Если меня спрашивали в открытую, я ни разу в жизни не соврала. Когда интересуются, есть ли у меня мальчик, честно отвечаю: «Нет, и не будет никогда!» Наверное, это максимализм, но иначе не получается. У меня есть друг гей, его отец сказал: «Я знаю, что ты такой. Ты мне не сын!» Они живут в одной квартире как соседи.
— По сути, родители ставят своего ребенка перед выбором?
— Да. Одни люди выбирают семью, потому что не хотят причинять своим близким боль. Другие в случае ультиматума посылают родителей куда подальше и перестают с ними общаться. Мое мнение: если родители не принимают тебя, твоего партнера, надо прекращать общение с ними. Это советский пережиток, что все всем должны. Некоторые не смогут на это пойти, но я радикальный в этом плане человек: не принимают — до свидания! У меня вообще не было такой дилеммы. Мы с мамой друг другу полностью доверяем, можем говорить обо всем, но между нами все равно есть дистанция, потому что до 10 лет мы мало с ней общались из-за того, что у нее из-за работы не было на меня времени.
Мать и дочь сблизились несколько лет назад, когда Александра тяжело заболела и Марине пришлось неделями жить с ней в больничной палате. Именно тогда начались откровенные разговоры, сначала вскользь, на ощупь, а потом — как есть, начистоту.
— У меня были знакомые разной ориентации, которые выбивались из общего контекста. Когда я о них рассказывала, Александра буквально цеплялась за детали, прощупывала, можно ли мне открыться, и однажды спросила: «А если бы я так жила?» — делится Марина. — Потом она спокойно знакомила меня со своими девушками. А они смущались, потому что впервые оказывались в такой ситуации, когда мама в курсе. Я знаю всех ее «бывших». Но практически никто из знакомых дочери не может довериться родным.
— Мне все-таки кажется, что любая мать хочет другой судьбы для своего ребенка. Мало кто готов принять, понять…
— Я не ломала себя в этом смысле. Была проблема в том, как это объяснить миру. Мои близкие подруги знают. Александра может свободно себя чувствовать в их кругу, это уже территория счастья. Если бы моя дочь стала наркоманкой, алкоголичкой или совершила преступление, я бы страдала. Но она умный, глубокий, целеустремленный человек. Какие у меня могут быть претензии к ней? Ставить ее перед выбором: изменись или я тебя не приму — все равно что отказаться от собственного ребенка, выкинуть его на помойку. Я бы потеряла свою дочь.
Комментарий профессора Евгения КАЩЕНКО, доктора социологических наук, заведующего междисциплинарной кафедрой сексологии Российского научного сексологического общества (РНСО):
— Гендерная идентичность человека — самоидентификация себя с мужским, женским, каким-то иным «полом», а вернее, гендером (социокультурным полом) или никаким вообще. У кого-то гендерная идентичность совпадает с полом, определенным при рождении, у кого-то — нет, а кто-то не может и не хочет идентифицировать себя ни с мужским, ни с женским гендером. Эти люди называют себя по-разному: гендерно неконформные, гендерно небинарные, агендерные, может быть, как-то еще… Они могут проявлять внешне свою гендерную самоидентификацию через такое самовыражение, как одежда, прическа, аксессуары, или не проявлять. Любой из этих вариантов — лишь отражение многообразия человеческого сообщества.
Сколько таких людей в нашей стране, не знает никто. В мире, по моему мнению, количество тех, кто выходит за рамки привычной гендерной идентификации, пока не превышает 10%.
— Влияет ли на это мироощущение воспитание, образование, социальная принадлежность?
— Речь идет, скорее, о восприятии себя. Мы живем в мире, в котором очень четко определены и навязаны обществом гендерные роли, стандарты внешнего вида и поведения в зависимости от разновидности гениталий. Эти стандарты транслируют и воспитание, и образование. Но мало учитывается индивидуальность человека, его выбор, то, комфортно ли ему в навязанной роли, одежде, рамках… А любое преодоление этих рамок, выход из них может быть чреват осуждением и наказанием со стороны социума. Поэтому можно сказать, что люди решаются проявлять свое несоответствие навязанным стереотипам скорее вопреки, чем благодаря воспитанию и образованию. Ведь они живут в обычных семьях, в обществе, поделенном на мужчин и женщин…
— Нуждаются ли такие люди в психологической коррекции?
— Любая гендерная идентичность, любое гендерное самовыражение и, собственно, гендерная неконформность не являются поводом и основанием для «психологической коррекции». К специалистам по психическому и сексуальному здоровью можно обратиться, если есть сопутствующие переживания, в том числе связанные с неприятием общества, основанным прежде всего на невежестве. Поэтому чаще нужна психологическая коррекция окружающим, которые не в состоянии признать и понять то, что выходит за рамки их представлений.
— В чем чувствуют себя уязвимыми те, чья гендерная самоидентификация не является ни мужской, ни женской?
— Им некомфортно в любом из предложенных гендеров в бинарном обществе, поделенном на мужчин и женщин, действительно могут быть уязвимы. Они как бы вне системы координат. Их индивидуальность и потребности не учитываются, не принимаются, а иногда преследуются. Им нужны принятие и поддержка, которой может не быть даже в семье. Они могут проявлять свою гендерную нейтральность унисексным образом, что опять же вызывает негативную реакцию. Им недоступна специальная медицинская помощь, например, в коррекции тела. И они лишены возможности поменять документы, в отличие от трансгендерных людей, которые при определенных условиях все-таки могут это сделать. Ведь в документах прописан только один пол — мужской или женский.
— Как реагировать родителям, если они замечают, что их дети ведут себя странно, не так, как положено девочке или мальчику?
— Для родителей всех детей есть лишь одна стопроцентная рекомендация: любить, принимать, стараться понять, поддерживать и защищать своих детей. Всем родителям. Всех детей. Нет никаких других рекомендаций. Ваш ребенок «не такой, как все»? Это не повод «ломать», переделывать, исправлять, приводить в соответствие с придуманными стереотипами. Нужно защитить ребенка от возможной агрессии сверстников и взрослых. Любое насильственное приведение в соответствие повлияет лишь на утрату доверия между родителями и ребенком, которому придется врать и притворяться.
— Все больше стран признают существование третьего пола.
— Концепция третьего пола абсолютно неверная. Пол — это заключение о половых признаках человека, касающихся прежде всего репродуктивных возможностей организма. Условно и официально существует два пола — мужской и женский. Но есть большое количество людей, чьи половые характеристики отличаются от стандартов мужского и женского. Это может касаться хромосомного набора, половых желез, гормонов, строения тела. Люди с такого рода вариациями половых признаков — интерсекс-люди. Вот их иногда называют людьми третьего пола. Но это очень условно и неправильно, как и причисление к этой категории тех, чья гендерная самоидентификация отличается от пола, определенного при рождении.
— В некоторых законодательствах сегодня предусмотрена возможность не относить ребенка ни к мужскому, ни к женскому гражданскому полу. Мне кажется, Россия к этому никогда не придет. Ваше мнение?
— Это хорошая практика уже потому, что меняет представление о человечестве как состоящем только из «мужчин» и «женщин» и дает возможность свободного выбора своего гражданского пола. В нашей стране, например, существует возможность смены документов для трансгендерных людей при наличии медико-социальных показаний. Но людям, которые не идентифицируют себя ни с мужчинами, ни с женщинами, это сделать непросто. В нашем современном обществе, которое невежественно в сексуальном плане, юридическое закрепление небинарных вариаций гендерной идентичности людей, чей гендер ни мужской, ни женский, пока еще невозможно.