Жили-были в городе Клинцы Брянской области Александр Горисенко и Владимир Старойтов (фамилии всех действующих лиц изменены. — О.Б.). Старойтов был предпринимателем, оказывал посреднические услуги по оформлению недвижимости, сделок купли-продажи и подготовке документов для получения субсидий по программе переселения граждан из зоны заражения в результате Чернобыльской катастрофы 1986 года. Программа была принята в 2006 году. А Горисенко, который раньше был главой сельской администрации, с 2009 по 2015 год являлся депутатом Рожновского сельсовета и входил в комиссию по работе с гражданами, которые хотели переехать.
Понятно, что к Старойтову постоянно обращались люди, которые хотели выехать из зоны заражения, но не разбирались в юридических тонкостях оформления необходимых документов. Знакомство с Горисенко позволяло Старойтову беспрепятственно получать нужные бумаги и в конце концов субсидии на переезд. И поскольку услуги Старойтова оказались очень востребованы, он в короткое время разбогател.
Старойтов и Горисенко были друзьями не разлей вода. Вот только продолжалась эта дружба не вечно, а лишь до тех пор, пока Горисенко был депутатом сельсовета. Но так как избран он был не навсегда, после окончания срока депутатских полномочий дружба закончилась.
У Старойтова были деньги, и он вложил их в арендный бизнес. Однако он быстро забыл, что своим немалым благосостоянием всецело был обязан Горисенко. Дело в том, что люди, которые хотели выбраться из зоны заражения, соглашались на любые условия Старойтова, то есть были согласны на получение крохотных сумм, потому что понятия не имели, сколько денег на самом деле можно было получить за их дома.
Для того чтобы получить деньги по программе переселения, нужно было сдать свой старый дом государству и получить за него компенсацию из федерального бюджета. Размер компенсации утверждался органами исполнительной власти. А документы для комиссии готовил Старойтов.
Впоследствии люди, которые получили за свой дом, например, 200–300 тысяч рублей, с изумлением узнавали, что на самом деле компенсация составляла около 1 миллиона рублей…
Из публикации в «Российской газете» от 27 января 2015 года «Проверят сдачу»: «В Чернобыльский район ринулись мастера комбинаций, которые до совершенства отточили основную схему обмана государства. Она заключалась в том, что нечистоплотный оценщик выписывал бумагу, согласно которой дом в радиационной зоне стоит не меньше, чем на столичной Рублевке. Если даже областная комиссия отказывала в выплате такой компенсации, владелец построек обращался в суд и выигрывал его… Казначейство каждый год отдавало в нечистоплотные руки миллиарды рублей. Общую сумму не подсчитали до сих пор, но она громадна: в 2012 году за утраченное имущество казна отдала 7 миллиардов рублей, в 2013 году — 5,1 млрд...»
А бюджет маленького российского городка составляет несколько десятков миллионов рублей.
* * *
Так вот, судя по всему, Горисенко затаил обиду на Старойтова — ведь он оказался не у дел. И в один прекрасный день Горисенко решил отомстить неверному другу и завладеть его деньгами.
У него возник хитроумный план. Доподлинно зная всю подноготную деятельности Старойтова по получению чернобыльских компенсаций, он решил инсценировать возбуждение уголовного дела в отношении Старойтова, до смерти напугать его и за «прекращение дела» получить деньги.
Для того чтобы осуществить свой замысел, он обратился к своему знакомому Александру Завалову, который был вхож в криминальные круги. Завалов обратился к местному криминальному авторитету Алексею Дынькину, а тот, в свою очередь, привлек к делу брянского безработного Павла Кобанова, родственники которого работали в правоохранительных органах Клинцовского района.
Однако привлечь к спектаклю местных полицейских почему-то не удалось. И тогда они стали искать других «актеров». Выбор был небогатый: Клинцы и Брянск. И тут они неожиданно встретились со знакомым Романом Загутиным, который работал в Москве. И он рассказал, что там у него есть знакомый Константин Веселов и, по его словам, у него обширные связи в правоохранительных органах Москвы и Московской области. Решили обратиться к Веселову.
Встретились они в городе Почеп Брянской области, где и разработали план инсценировки. Веселов привлек к участию в деле двух сотрудников правоохранительных органов из Люберецкого ОВД: начальника отделения уголовного розыска 1 ОП МУ МВД России (Люберецкое) Евгения Житовского и оперуполномоченного этого же отделения Олега Котова. А еще Веселов привлек к постановке четверых временно безработных московских граждан, бывших военных спецназовцев, которым предстояло выступить в роли сотрудников ОМОНа.
Спектакль должен был состояться 12 сентября 2015 года в пригороде Клинцов. Горисенко под предлогом какой-то поездки заманил Старойтова в условленное место на проселочной дороге недалеко от Клинцов. А там их уже ждали все участники шоу.
Согласно разработанному плану, в 10 часов утра машину, в которой ехали Горисенко и Старойтов, остановили «омоновцы» в масках, вытащили обоих из машины — и в этот момент появились Веселов, Котов и Житовский. Они представились сотрудниками полиции и объяснили, что им известно о мошеннических действиях Старойтова по оформлению документов переселенцев по чернобыльской программе. Для пущей убедительности Веселов назвал несколько фамилий людей, которым Старойтов оформлял документы.
Старойтов принял все за чистую монету и, как и предполагал Горисенко, предложил откупиться: 200 тысяч евро наличными. Он сказал, что деньги у него дома, и предложил Веселову проехать к нему в Клинцы.
Решив, что дело сделано, «омоновцы», Котов и Житовский покинули сцену и отправились в Москву. А Горисенко, Старойтов и Веселов поехали в Клинцы к Старойтову.
Горисенко, который предполагал, что у Старойтова может не оказаться наличных, обещал Веселову, что в случае надобности займет старому другу деньги. Вы спросите, зачем Горисенко нужно было одалживать Старойтову такую кругленькую сумму? Он был уверен, что Старойтов их вернет, а в случае чего расплатится своим бизнесом.
Наличных у Старойтова действительно не оказалось, и поэтому компания поехала домой к Горисенко. Он взял свои деньги и передал их Старойтову. А тот, без расписки, разумеется, передал их в машине Веселову.
После этого Горисенко и Старойтов разошлись по домам, а Веселов отправился на встречу с Дынькиным, Кобановым, Загутиным и Заваловым. Они разделили 200 тысяч евро между собой и впятером поехали в город Почеп.
* * *
А в это время «омоновцев», Котова и Житовского недалеко от места инсценировки остановили сотрудники ГИБДД, среди которых был начальник уголовного розыска ОВД «Клинцовский» Сергей Заграбский. Не подумайте, что случайно. Дело в том, что за несколько месяцев до инсценировки в Клинцах произошло убийство. Так вот, при расследовании убийства оперативники ОВД «Клинцовский» прослушивали телефонные разговоры попавшего под подозрение Загутина. И им было доподлинно известно содержание всех разговоров Загутина с Веселовым и другими участниками инсценировки, потому что постановка была задумана в середине лета.
То есть клинцовские оперативники знали о готовящемся преступлении, знали о том, когда и где оно произойдет и кто в нем будет участвовать, но пальцем не пошевелили для того, чтобы его предотвратить.
А зачем же тогда в день инсценировки они остановили участников спектакля? Все очень просто: они думали, что останавливают Веселова с деньгами. А остановили, вот же ерунда какая, «омоновцев» без денег, да еще и сотрудников люберецкой полиции. Никаких 200 тысяч евро в машине у «омоновцев» не оказалось. Зато под водительским сиденьем нашли сумку, в которой находилась толстая пачка рублей и валюты. По иронии судьбы, это были личные деньги водителя, который никакого понятия не имел об инсценировке и был нанят в Москве для того, чтобы отвезти в Клинцы и привезти назад незнакомых ему людей.
Все свои действия сотрудники ГИБДД снимали на видео. И там хорошо видно, как они в присутствии Сергея Заграбского (он был за старшего и руководил действиями сотрудников полиции) нашли сумку водителя и осмотрели деньги. Но в протоколе о деньгах ни слова. И куда они после этого делись, никто, представьте себе, не знает. А согласно увлекательной книжке под названием «Уголовный кодекс», называлось все это: открытое хищение, грабеж, статья 161 УК РФ. И всех артистов, изображавших сотрудников ОМОНа, доставили в ОВД «Клинцовский». Начальник уголовного розыска ОВД «Клинцовский» прекрасно понимал, что происходит, но не ожидал, что в дело вмешается случай. Поэтому пришлось действовать по обстановке — в Почепе понятия не имели о том, что происходит в Клинцах. Вот почему Заграбский позвонил начальнику уголовного розыска Почепа и сказал ему, что в Клинцах совершено преступление и разыскивается некая группа.
* * *
Между тем, как мы помним, друзья-актеры в полдень приехали в Почеп и пошли в местное кафе. И там к ним подошли сотрудники полиции и под предлогом проверки документов попросили пройти в ОВД «Почепский». Когда появились полицейские, Дынькин неожиданно бросился бежать и по дороге выбросил пачку евро, которые достались ему при дележе денег Старойтова. Зачем он это сделал? Ну кто же теперь знает… Европейская валюта разлетелась по улице провинциального Почепа, а сотрудники полиции бросились догонять ее и собирали улов в полицейскую фуражку.
На Веселова, Дынькина, Кобанова, Завалова и Загутина надели наручники и привезли в отдел. Как выяснилось впоследствии, из 200 тысяч евро почему-то уцелели 113 тысяч 500 евро. Какая судьба постигла 86 500 евро, никто не знает, но в материалах дела фигурирует именно эта прискорбно уменьшившаяся сумма.
В тот же день, то есть 12 сентября 2015 года, следователь ОВД «Клинцовский» возбудил уголовное дело о вымогательстве (статья 163 УК РФ). И что удивительно: сотрудники полиции еще днем стали разыскивать Старойтова, который притворился мышкой и сидел дома, лихорадочно размышляя над ситуацией. Почему искали именно Старойтова? Ведь в это время никто из задержанных еще не назвал его фамилию, а некоторые ее даже и не знали. Представляете? Дело еще не возбуждено, а полиция прекрасно знает, кто потерпевший.
Вот такая задумчивая у нас полиция. Оперативники знали, что готовится преступление, дали ему совершиться и потом победоносно раскрыли.
Дело расследовал 1-й отдел по расследованию особо важных дел (о преступлениях против личности и общественной безопасности) следственного управления СК РФ по Брянской области.
Следствие продолжалось полтора года.
28 декабря 2017 года Брянский областной суд приговорил участников инсценировки Веселова, Горисенко, Дынькина, Загутина, Котова и Житовского к различным срокам лишения свободы.
25 апреля 2018 года приговор вступил в законную силу.
* * *
Если не считать театрализованного представления — обычная уголовщина, ничего особенного.
Однако в этом деле есть загадка.
И вот в чем она заключается.
При расследовании уголовного дела каждый шаг следователя строго регламентирован, то есть расписан в УПК. Каждый документ, выходящий из-под пера следователя, должен соответствовать всем требованиям УПК, потому что в противном случае он не будет иметь юридической силы.
При продлении срока содержания человека под стражей свыше одного года следователь должен получить согласие председателя Следственного комитета РФ.
Процедура выглядит так. Следователь печатает постановление о продлении срока содержания под стражей, везет его в Москву, в СК, регистрирует, представляет председателю СК вместе с материалами уголовного дела, а председатель СК РФ изучает материалы и ставит на постановлении свою резолюцию (согласен — не согласен), подпись и заверяет это гербовой печатью Следственного комитета Российской Федерации.
Аналогичная процедура предусмотрена и при продлении срока следствия. Только согласие дает не руководитель СК, а его заместитель.
В материалах уголовного дела «артистов» имеется постановление о продлении срока стражи от 2 сентября 2016 года. Но почему-то подпись председателя СК РФ А.И.Бастрыкина заверена печатью СК Брянской области.
В постановлении о продлении срока стражи от 2 ноября 2016 года подпись Бастрыкина уже заверена печатью СК РФ. Но при внимательном рассмотрении видно, что текст постановления лежит поверх оттиска гербовой печати СК РФ. А этого никак не может быть: ведь сначала печатается текст постановления, а затем на нем ставится подпись, которая заверяется печатью.
А в постановлении о продлении срока следствия от 22 августа 2016 года и 2 ноября 2016 года на подписи заместителя председателя СК РФ А.И.Лазутова нет гербовой печати.
Адвокат одного из обвиняемых заметил эти нарушения. А еще он обратил внимание на то, что подписи от имени Бастрыкина отличаются друг от друга и это хорошо видно невооруженным взглядом.
Он обжаловал обнаруженные нарушения в суде. Ведь если эти постановления приняты с нарушением закона, получается, что люди находятся под стражей незаконно и должны быть освобождены.
Адвокат дошел до Верховного суда, но не добился отмены этих постановлений. Отказы были мотивированы так: при рассмотрении дела по существу суд исследует эти постановления и примет по ним законные решения.
Когда дело рассматривалось Брянским областным судом, адвокат неоднократно заявлял ходатайства об исследовании этих документов и просил назначить почерковедческую и судебно-техническую экспертизы. Во всем было отказано.
Адвокат обращался в Следственный комитет, в Генеральную прокуратуру, к депутатам Государственной думы, в Администрацию Президента РФ. Он просил разобраться и отовсюду получил ответ: нарушений нет, все законно.
Особый интерес представляет переписка со Следственным комитетом РФ. Адвокат указывал на обнаруженные нарушения и просил подтвердить подписи должностных лиц, в первую очередь — генерала юстиции Александра Бастрыкина.
Но ответы пришли даже не от руководителей отделов, а от специалистов отделов: все законно, решение суда вступило в силу. О подписи Бастрыкина — ни слова.
Не дождавшись ответа от правоохранительных органов, адвокат обратился в лабораторию независимой судебной экспертизы.
Было проведено экспертное исследование №04/18-1250 от 19 апреля 2018 года.
Вопрос, поставленный перед экспертами: кем, одним лицом или разными лицами были выполнены подписи от имени А.И.Бастрыкина на трех постановлениях о продлении срока содержания под стражей?
Вывод: «Исходя из совокупности данных исследования, представленных материалов (копии документов), а также возможности исследовать лишь один признак подписи — исполнение рисунка, начертание элементов, эксперт может сделать вывод, что подписи в документах… выполненные от лица Бастрыкина А.И., с наибольшей степенью вероятности, выполнены различными людьми».
* * *
С моей точки зрения, это сногсшибательная история.
Разумеется, я говорю вовсе не о том, как вор у вора дубинку украл. Мошенников поймали, наказали, и хорошо сделали. Пусть посидят и подумают.
Меня ошеломили история чернобыльских переселенцев и эпопея с подписью Бастрыкина.
Начнем с переселенцев.
Со времени катастрофы в Чернобыле прошло уже 32 года — с тех пор выросло целое поколение. А программу по переселению людей из зоны заражения приняли только в 2006 году, то есть спустя 20 лет после взрыва. За 20 лет многие люди, не по своей воле оказавшиеся в зоне заражения, заболели, пытались лечиться и умерли раньше времени, так и не дождавшись помощи от государства. И судьба каждого из этих людей — адская боль.
И вот государство спустя вечность начинает переселять оставшихся в живых. Но как переселять, куда и на каких основаниях — никого не интересует. Разумеется, кроме тех, кто понял, как на этой беде можно нагреть руки.
Обратите внимание на цифры. В 2012 году российская казна выплатила за утраченное имущество 7 миллиардов, в 2013 году — 5,1 миллиарда рублей. И это только за два года! Представьте себе, сколько денег потратили за все годы работы программы. Помните, как тогда говорили: помогаем всем миром. Но ведь платили-то не пострадавшим, а жуликам. И за все это время никто не смог остановить адскую машину — или не хотел. Потому что машина печатала бешеные деньги. И как теперь посчитать урон? Да никак. И зачем его вообще считать? Формула полезной неразберихи нужна в любой грязной работе, а спрос на нее, как все мы знаем, на убыль не идет.
Теперь об автографе генерала юстиции Александра Ивановича Бастрыкина.
В ХХI веке выяснить, настоящая подпись стоит на документе или поддельная, несложно. Особенно если речь идет о подписи председателя Следственного комитета России. Вряд ли кто усомнится в возможностях этого всесильного ведомства, правда?
Не тут-то было.
Все инстанции, в которые обращался адвокат, обнаруживший, скажем так, странности в печатях и подписях, продемонстрировали редкое по нынешним временам единодушие и откровенно проигнорировали все попытки адвоката выяснить, в чем дело.
Вот если бы кто-нибудь откликнулся, можно было назвать эту историю традиционным наплевательством: одних это волнует, а других — нет. Просто других оказалось больше. Но в том-то и дело, что все ответили одно и то же: все в порядке, решение суда вступило в законную силу, и никаких оснований для беспокойства нет и быть не может.
Помилуйте: эксперты пришли к выводу, что подписи от лица Бастрыкина на нескольких документах выполнены разными людьми. Ведь это же скандал, и даже не скандал, а скандалище! Да кто же посмел подделать подпись самого? Подать сюда всех, кто держал в руках эти документы! А вдруг эксперты обманывают? Подать сюда этих экспертов! А может, адвокат — хитрюга, тогда его нужно поставить на место, иначе далеко можно зайти…
Но в том-то и дело, что удивительное единодушие наводит лишь на одну мысль: люди в погонах просто выгораживают своих. Всего-навсего. И цена не имеет значения.
Помните, я написала, что фамилии всех действующих лиц изменены. Не всех: фамилию начальника уголовного розыска Клинцов Сергея Заграбского я менять не стала. Невелика сошка, конечно, но это если смотреть из Москвы. А ведь кроме Москвы есть на свете и другие города, большие и маленькие, есть и поселки. И их очень-очень много. И в каждом, даже маленьком городке или поселке начальник полиции или уголовного розыска — это фигура. А в постановке, устроенной жадным Горисенко, принимали участие и другие бывшие и действующие сотрудники полиции. И вот чтобы на них, боже сохрани, не упала тень, все решили закрыть глаза на разные подписи генерала Бастрыкина — так, что ли?
Я другого объяснения не вижу.
Но если все же допустить, что брянские товарищи подделали подпись председателя Следственного комитета России, — значит, у нас с вами нет ничего невозможного.
А, честно говоря, хотелось бы знать: может, все-таки есть?